Независимость

Не своя ты, а донгарова. Никогда свободной не была. Только его, а если не его, то хакмарова. И Хакмар тоже донгаров. А Хадамаха свой и независимый, на шаманову цепь не подвешенный и выбешенный. Взвесивший всё и всех, но не Донгара, за это погибший и вымученный-замученный. А ты прогнулась, мерзкая, что ему Нямь, что Тасха, не ведьмы они, не жрицы, огонь для них чужд и опасен. Ты ему нужна, ты; такая, какая настоящая: с когтями, клыками и раздвоенным языком, но несвободная. От него зависит албасы, от чёрного шамана. А ты — албасы, никуда не денешься. Думаешь, кузнец тебя защитит, донгарова женка, кузнец сам помрет страшной смертью, если тронет тебя, в том самом смысле тронет, даже если ты позволишь, всё равно шаман-ревнивец угробит его. За тебя, а ты не ценишь. Руками жены муж человеком станет. Случилось то, к чему готовили тебя в стойбище — вышла за молодого, против своей воли (хотя, какой он молодой, тысячу дней уже старик). Будешь ему теперь оружием до конца времён прислуживать, а потом, когда поистрепаешься, тебе все кости переломает и другую к себе возьмёт — человека. А ты? Связалась с чёрными на свою голову. «Самой нужны!», а нужны ли? Ложись пока, поспи, подумай; завтра Тайрыма будет хвастаться тем, что ей мальчик столичный стихи пишет, а ты и тогда думай. Выбирай: свобода в стойбище или неволя долгая за шаманом. И помни: для жриц кладбищ не бывает, но ты — исключение.