My Husband

Если влюбленность раскрашивает мир в яркие цвета, а любовь ослепляет, то Уилл понятия не имел, что Ганнибал чувствует к нему, просто потому, что он буквально бредил. Неприкрытое обожание в его глазах, которое раньше Грэм замечал лишь изредка, теперь никогда не покидало его взгляд. Его прикосновения не были продиктованы исключительно необходимостью или стремлением приободрить — из желания протянуть руку и дотронуться до человека, о котором он заботился больше всего на свете. Иногда Уилл почти краснел от того, как нежно и любяще Ганнибал произносил его имя, будто лаская. Мгновения, в которых Грэм задавался вопросом, как ему справиться со столь сильной привязанностью, к которой он так сильно привык, остались позади, и Лектер, будто отвечая на его мысли, купал его в еще большей роскоши, выплескивая всю любовь и уделяя бесконечное внимание. Уилл вообще забывал, о чем беспокоился. Ничто в чувствах Ганнибала к нему не было нормальным или обычным, поэтому Грэм безмерно удивился, когда осознал, что Лектер превратился в Того Самого. В тот или иной момент все сталкивались с Тем Самым, ну, по крайней мере, Уилл на это надеялся, поскольку ему не хотелось думать, что ему постоянно не везло, когда дело касалось социальных взаимодействий с людьми из разных кругов, которые ему приходилось совершать всю жизнь. Того Самого было просто отличить, что Грэм даже не мог понять, как он мог так долго не замечать эти черты в человеке, которого знал не хуже, чем себя. После падения с обрыва в объятиях друг друга прошло около года, и Уилл оказался на благотворительной акции в университете, где преподавал Ганнибал, когда он, наконец, обнаружил это. Они пришли в бальный зал и тут же разделились: Лектер собирался взглянуть на предметы, выставленные на анонимный аукцион, а Грэм — выпить немного шампанского. Ожидающий, пока бармен наполнит его бокал, Уилл почувствовал прикосновение к руке. — Прошу прощения, боюсь, я не узнаю вас, профессор?.. Посмотрев направо, Уилл увидел двух девушек, с виду студенток, которые ожидали его ответа. Он с любопытством приподнял одну бровь. — Извините? — Ой, еще раз прошу прощения. Меня зовут Лейла, — представилась более высокая, указывая на себя, а затем на свою подругу, — а это Малика. Мы представляем Студенческий Совет, поэтому хотим познакомиться со всеми преподавателями. Но вас мы не узнали. — Думаю, мы обе запомнили бы кого-то столь впечатляющего. Уилл распознал флирт и ощутил, как кровь приливает к щекам: — Боюсь, вы и не узнаете меня, поскольку я не профессор. — Значит, студент? — Или, быть может, меценат? — Ни то, ни другое. Я супруг одного из преподавателей. Игривый блеск в их глазах слегка поутих от известия, что он несвободен, и Грэм ощутил себя слегка неуютно, но им следовало дать понять, что любые попытки привлечь его внимание в романтическом плане окажутся неудачными. — Можно поинтересоваться, которого из них? — Ханса Дрекселя. Он ни секунды не промедлил, произнося незнакомое имя Ганнибала, затем девушки повернулись друг к другу и взвизгнули от восторга. Уилл не мог вспомнить, когда последний раз видел подобное, и усмехнулся, наблюдая за их реакцией. Грэм не знал причины, но ощущал, что в этом нет злого умысла. — Что? Я сказал что-то не то? Как только к Малике вернулось самообладание, она улыбнулась и прижала руку к груди: — Поверьте моим словам, мы сгорали от нетерпения увидеть вас! — Почему это? — Все, буквально все знают, что профессор Дрексель замужем, — захихикала Лейла, обмениваясь с Маликой понимающим взглядом, — иногда во время лекции его лицо приобретает такое выражение, и мы знаем, он скажет: — Мой муж! — закончили они хором. — И вот мы воочию видим его супруга. — Мы знали, что вы должны быть очаровательным, но кто же знал, что вы такой красавчик! Малика пихнула Лейлу и зыркнула на нее: — Лейла! — Что? — парировала она, смутилась и снова повернулась у Уиллу, — профессор Дрексель — сногсшибательный мужчина, вы тоже очень красивый. Вы двое такая прекрасная пара. Уилл даже не знал, с чего начать, чтобы ответить. Он вполне справедливо полагал, что они с Ганнибалом довольно привлекательны, но никогда не представлял их вместе и не оценивал, как их черты характера будут отражаться на публике. А вот девушки, очевидно, уже вообразили, судя по их восторженным лицам, их счастье было заразительно и легко поднимало настроение. Знакомая рука легла на плечо, и это избавило Грэма от необходимости отвечать. — Мне как раз было интересно, куда же ты подевался. Обернувшись, чтобы посмотреть на Ганнибала, Уилл заметил, как улыбка того стала еще шире, а в глазах зажглась вечно присутствующая там радость, будто его голод мог удовлетворить один лишь взгляд на Грэма. — Хотел принести нам шампанское. Ты же знаешь, как долго здесь обычно все тянется. — Да, и только употребление алкогольных напитков помогает побороть скуку, не растеряв чувство юмора, — поддразнил он, слегка подвинувшись, чтобы поприветствовать девушек, — добрый вечер, уважаемые дамы. Вижу, вы уже имели удовольствие познакомиться с моим мужем. Лейла и Малика обменялись еще одним выразительным взглядом, затем Малика ответила:  — Он такой очаровательный, профессор Дрексель. — Так приятно познакомиться с человеком, о котором вы так высоко отзывались. Если вы не возражаете, можно задать вам вопрос: как давно вы состоите в браке? — Недавно мы отпраздновали свою первую годовщину, — ответил Ганнибал, его взгляд подернулся дымкой воспоминаний. Уилла тоже одолевала небольшая ностальгия о неделе, проведенной в России: они убили там пару человек, которые занимались торговлей людьми. Белый русский снег, залитый океаном крови, выглядел великолепно, — но он украл мое сердце гораздо раньше. Лектер, очевидно, затеял игру в романтику, образ которой вокруг них создали девушки, давая их юным и страстным натурам что-то, во что можно верить всем сердцем, и Грэм обнаружил, что поддерживает его. Лейла и Малика обожали идею о том, что они влюблены, и это было чем-то, что Уилл раньше никогда не видел: белая зависть, не являющаяся разрушительной, а, скорее, подбрасывающая хворост в пламя, которое когда-нибудь разгорится всепоглощающим пламенем. Она не будет такой, какую чувствуют друг к другу Уилл с Ганнибалом — ее никто не смог бы постичь — но ему нравилась идея, что он может дать им надежду. Застенчиво улыбаясь, Грэм собственническим жестом обнял Лектера обеими руками. Быть может, он немного переигрывал, но Уиллу понравилось, как желание зажглось в глазах Ганнибала, а на лицах девушек засияли улыбки. — Не превращай себя в мученика, — слегка пожурил он Лектера, — ты знаешь, что я долгие годы посещаю все мероприятия с тобой. При любом упоминании чувств Уилла к Ганнибалу, Лектер преображался, выражение его лица граничило со смущением. Грэм не переставал умиляться тому, что кто-то столь грозный и могущественный, как Ганнибал, может становиться застенчивым, будто вот-вот покраснеет. Лектер никогда не перестанет удивлять Грэма, и Уилл позволил этой мысли отразиться в его взгляде. Вспомнив, что девушки стоят рядом, Грэм посмотрел на них. Они выглядели так, будто вот-вот лопнут от восторга, наблюдая за шоу, которое перед ними разворачивается. Ганнибал прокашлялся и выпрямился, привлекая их внимание:  — Прошу прощения, нам нужно переговорить с некоторыми людьми перед началом аукциона. Прошу нас извинить. — Конечно, профессор. Мы не хотели задерживать вас и вашего супруга, — с раскаянием ответила Лейла. — Не волнуйтесь, все в порядке. Фактически, — наклонился он и зашептал как заговорщик, — вы составили нам гораздо лучшую компанию, чем некоторые из тех, с кем нам придется иметь дело. Малика приложила руку ко рту и зашептала в ответ, демонстративно съежившись: — Особенно если один из них — профессор Томпсон. Уилл понятия не имел, кто такой упомянутый профессор, но он, должно быть, чертовски скучный человек, раз Ганнибал разделил веселье по этому поводу. После обмена банальностями о том, как приятно было познакомиться, Лектер взял два бокала шампанского и повернулся, чтобы уйти. — Ах да, леди? — произнес он через плечо, обращая на себя внимание девушек, пока те не ушли. — Да, профессор? — Из надежных источников мне известно, что ваш преподаватель философии собирается провести в среду внеплановый тест по сто тридцать второму параграфу произведения Ницще «По ту сторону добра и зла». Не было бы лишним подготовиться, раз уж появилась такая возможность. Подмигнув им, Ганнибал развернулся и повел Уилла к академической элите (профессор Томпсон и вправду оказался очень скучным), и кое-что выяснилось очень быстро: у Уилла не было имени. Лектер везде представлял его как своего мужа, и кто бы с ними не общался, все заявляли, как приятно, наконец, познакомиться с ним. Все, что он получал от долгих утомительных мероприятий — поэтичные описания, с помощью которых Ганнибал расписывал его всем и каждому в пределах слышимости. Чтобы найти себе хоть какое-то занятие посреди аукциона, Грэм задался целью пронаблюдать, как Лектер обращается к нему, чтобы выяснить, делает ли он это случайно и в течение только нынешнего вечера или это уже сложившаяся традиция. Оказалось, что он ошибался в обоих предположениях. Ганнибал сошел с ума. — Мой муж хотел бы выпить чашечку кофе. Черный, две ложки сахара. — Мне пришлось смириться с присутствием собак в доме, иначе мы с моим супругом никогда бы не поженились. — Я думаю, этот голубой галстук подходит к цвету глаз моего мужа. — Ваша жена рыбачит? Они бы с моим супругом хорошо поладили. — Однажды мой супруг пересек Атлантику, чтобы удивить меня. Степень магистра в судебной психологии, пять лет работы в убойном отделе Нового Орлеана, около десяти лет преподавания в академии ФБР, бесчисленное количество часов профилирования худших из худших, и Уиллу понадобилось пару реплик из двадцати остальных, чтобы понять, что Ганнибал — Тот Самый. Быть может, прошло много времени с того момента, как он в последний раз сталкивался с подобным типом людей — в эту категорию в основном входили мужчины двадцати-тридцати лет, но это не успокаивало Грэма и его невозможность раскусить маскировку Лектера. Он решил задать вопрос по поводу всех своих опасений. — Ганнибал, — позвал его Уилл, заходя на кухню. Он собирался потушить сердце на ужин. Наверно, того наркобарона, которого они убили прошлой ночью (подонок пытался откупиться мешком кокаина. Уилл рассмеялся, когда использовал этот и девять других мешков, чтобы поместить его голову поверх огромного количества наркотиков, отчего вся конструкция выглядела так, будто тело со всех сторон обложили блоками конструктора Лего). — Уилл. — Должен признать, — начал он, наблюдая за движением рук Лектера, пока он нарезал розмарин, — сейчас мы знаем друг друга гораздо лучше, но тебя все также трудно предсказать. Иногда я не знаю, что с тобой делать. — Чтобы ты не решил приготовить, я уверен, это блюдо будет более креативным, чем то меню, которое придумали Мейсон и его врач. Уилл посмотрел на Ганнибала, зная по слегка поднятым уголкам его губ, что он это почувствовал. Он использовал одну из нелепых шуточек Лектера так, будто ему требовалась помощь в этой области. Ганнибал был просто ходячим и говорящим арсеналом шуток о каннибализме, и Уилл был изумлен тому, как много он пропустил за время их отношений. С оглядкой на прошлое они казались невероятно очевидными. — Я по горло сыт твоими шутками. Он также знал, что виновен в том, что играет ими сейчас. Первый раз, когда Грэм пошутил в подобном ключе, Лектер смеялся до слез, что было по-своему мило. Ганнибал так веселился не каждый раз, но услышать его радостный смех всегда того стоило. — Я не хотел тебя расстраивать, но не мог упустить возможность, — успокоил он и отложил нож в сторону, уделяя Уиллу все свое внимание:  — Ты что-то хотел обсудить? — Хотел узнать, когда ты стал Тем Самым. — Тем Самым? Ганнибал вопросительно приподнял брови, отчего выглядел восхитительно смутившимся. Уилл решил растянуть удовольствие как можно дольше:  — Да, Тем Самым. — Кем бы не был некий Тот Самый, уверяю тебя, я не преследовал цель им стать. — Знаю, что нет, — с наигранной суровостью настаивал Грэм, — это и интересно. Неважно, как много раз Уилл это говорил, он знал, что Ганнибал все еще испытывает восхищение, когда он его так называет. Грэм видел, как его замечание приняли к сведению, но оно было щедро сдобрено недоумением Лектера, достигшим критической отметки. Было немного жестоко издеваться над ним ради удовольствия, но в какой-то момент он подставил Уилла, сфабриковав против него улики, уличающие в собственных преступлениях, так что Грэм считал, что он в некоторой степени заслужил. Уилл прислонился к стене, наблюдая за Ганнибалом, который стоял, опираясь руками на столешницу, его предплечья были напряжены, и можно было разглядеть вены, не скрытые рукавами рубашки. Грэм любил представлять, что если бы он сосредоточился, то смог бы услышать, как кровь бежит по его жилам. Ее плавное и спокойное течение в мирной обстановке и бурлящий поток во время охоты. Когда они убивали кого-то, когда работали над телом, когда их охватывали муки — — Уилл! Резко выдернутый из своих мыслей, Грэм по-совиному моргнул, одарив Лектера взглядом, подернутым дымкой желания. Ганнибал, очевидно, наслаждался, заметив направление, которое приняли мысли Уилла, но он все еще оставался ужасно смущенным, что было прелестно. Сбивать Лектера с толку — одна из самых величайших радостей в жизни Грэма. — Что? — Ты как раз собирался объяснить, как я нечаянно стал Тем Самым. Уилл решил сжалиться над Ганнибалом:  — Ты когда-нибудь встречал молодоженов? — Разумеется. — Тех, которые настолько безумно любят друг друга, что не могут здраво мыслить. — Да. — Как они всегда обращаются друг к другу? Через несколько секунд понимание озарило Лектера, и выражение его лица застыло где-то между беззащитностью и удивлением, что вызвало у Грэма улыбку, и в ответ Ганнибал тоже улыбнулся. Проходя мимо стола-острова в направлении Уилла, он кивнул:  — Понимаю. Тот Самый. — Тот Самый, — эхом повторил Грэм, подтверждая. — Это действительно так заметно? — спросил он, останавливаясь перед Уиллом. — Ужасно. Просто кошмар, — убийственно серьезно сообщил ему Грэм, — мой муж то, мой муж се. Это чудо, что Джек еще не вышел на нас по следу твоих восклицаний «мой муж». — Он не знает, что мы состоим в браке. — Он единственный, кто не знает! –развеселился Уилл, ему вторил смех Лектера, — серьезно, Ганнибал, мне кажется, что у меня нет имени. Твои коллеги и студенты отзываются обо мне как о человеке, которого ты вечно зовешь «мой супруг». С таким же успехом ты можешь перечеркнуть имя Джеймса Моради во всех документах и поверх написать «Мой Муж». — Это беспокоит тебя? Грэм размышлял над этим вопросом, прежде чем разобрался, что делает Лектер. Ему никогда не нравилось, когда парочки вели себя подобным образом, в самом хорошем настроении считая эту манеру раздражающей, а в худшем — достаточно унизительной. Столь собственнический жест, будто вешать на кого-то словесное клеймо, называя не по имени, а по принадлежности. Супружеский титул отличался от других так же, как дядя отличается от бабушки: считалось более почетным продемонстрировать взаимосвязь, а не обладание, и сопровождалось употреблением имени. По этой причине представление кому-то «тети Джулия» отличалась от представления «моей жены, Джулии». При использовании супружеского титула имя не настолько обязательно. Муж или жена могли оставаться без имени, но зато отмечался их факт принадлежности. Но Уилл был уверен, что Ганнибал называл его так не поэтому. Он бы счел это грубым, поэтому Грэм и пытался докопаться до истины, признавая, что в этой области расследования возникли пробелы. — Не совсем. Меня больше восхищает идея того, что ты пал жертвой чего-то столь… обыденного. — Объясни, пожалуйста. — Ты знал, что делаешь это? Лектер покачал головой, и пряди волос без привычной укладки, упали ему на лоб:  —Не в полной мере. Но я могу представить, почему. — Я весь внимание. — Хочу признаться, что очень странно использовать твой псевдоним, а когда мне что-то не нравится, я прилагаю все возможные усилия, чтобы избежать этого. Для меня, Уилл, ты мой муж. Джеймс же моим супругом не является. — Уилл Грэм мертв, — ответил он, в горле все сжалось от слов Ганнибала. — Уилл Грэм стоит на кухне прямо передо мной, — не согласился Лектер, беря ладони Уилла в свои и поглаживая платиновое кольцо на его безымянном пальце, — брак — это образ жизни, а не бумага с печатями. Может, где-то и написано, что Уилл Грэм мертв, но для меня он единственный, к кому тянется моя душа. — Соулмейты? — Одна душа, два тела. Половины вечно пытаются слиться в единое целое, рискуя самоуничтожиться.* — Я думаю, это мир окажется под угрозой уничтожения, если наши души объединятся. — Именно так.

~~~

Снег хрустел под ногами Уилла, когда они с Ганнибалом, шли в цветочный магазин, где обычно приобретали цветы для украшения званых ужинов. Сегодня они как раз проводили один из таких, и Грэм нетерпеливо его дожидался, зная, что будет весьма забавно понаблюдать, как некоторые самые неприятные знакомые Лектера будут поглощать блюдо из мяса свежеприготовленного серийного убийцы. Мысль об этом приводила его в хорошее расположение духа, и Уилл предполагал, что Ганнибал хотел видеть его полным радости целый вечер, поэтому не стал заниматься ранними приготовлениями, а составил Грэму компанию, отправившись забрать заказанные цветы. Уилл подошел к магазинчику с небольшой витриной, открыл дверь, пропустил вперед Лектера и зашел сам. — Маргарет! — позвал он, отряхивая ботинки на коврике у входа, чтобы не нанести грязи на чистый пол. — Неужели я слышу страстный возглас, принадлежащий моему любимому постоянному клиенту? — отозвалась она откуда-то из дальней части магазинчика и улыбнулась, когда вышла и увидела Уилла, — да, он самый! Как, черт побери, у тебя дела? Маргарет была семидесятилетней американкой, которая за словом в карман не лезла, хозяйкой цветочной лавки и, вероятно, тем, кого они бы никогда не позвали ни на один из своих званых ужинов, какой бы приятной ни была ее компания. Уилл ее просто обожал, а мероприятия проводились, по его мнению, для людей, которых он бы охотно съел, если бы те узнали, что он виновен в преступлениях, обоснованных по его замыслу. — Сейчас гораздо лучше, ведь со мной рядом столь прекрасная женщина. — Ты такой отвратительный лжец. Не знаю, почему я все еще это терплю, — произнесла Маргарет, тепло обнимая его и приподнимаясь на носочки, в то время как Грэму пришлось слегка наклониться. — Должно быть, это как-то связано с тем, что я покупаю довольно большое количество цветов каждый месяц, что будет поддерживать ваш магазинчик на плаву в течение долгих лет. — Кстати, когда ты пригласишь меня на одну из своих шикарных вечеринок? Я уже стара, мне нужно планировать наперед. Именно это в ней и нравилось Уиллу: полное пренебрежение по отношению к возрасту. Она не боялась смерти, а, напротив, он был убежден, что она считает мысли о ней забавными. Незаинтересованность этим вопросом демонстрировала опыт человека, прожившего целую жизнь и считающего смерть естественным явлением. После каждого ее легкомысленного комментария Грэм обнаруживал, что она нравится ему все больше и больше. — Возможно, как-нибудь на этой неделе. Как бы мне не было весело от мысли, что вы будете отпускать ехидные комментарии о других гостях, я в равной степени уверен, что вы бы предпочли поцапаться наедине. Уилл был впечатлен. Ругающийся Ганнибал сразу заслужил положительное впечатление Маргарет: ей нравились люди, которые тоже не стеснялись в выражениях, и он точно знал, как бы они вместе с Грэмом вели себя на званом ужине: ужасно. Лектер разделял мнение Уилла по поводу званых ужинов, как и попытки не втягивать ее в это. Грэм благодарно улыбнулся ему. — Кто, черт побери, этот мистер Высокие скулы? — спросила она, обернувшись. Прикрывая рот ладонью, чтобы не засмеяться в полный голос, Уилл увидел, как Ганнибал одарил ее пристальным взглядом, его губы дернулись, будто он тоже пытался не улыбнуться. Скорее всего, Лектер не хотел давать ей повод затеять беседу, которая быстро превратится в обмен остротами, Грэм бы заплатил большие деньги, чтобы это увидеть. Причем, он не был точно уверен, что знает, кто победит. Убедившись, что он привлек внимание и Ганнибала, и Маргарет, Уилл ответил: — Мой муж. После того, как они оплатили заказ и назначили дату, когда она может прийти, Уилл и Ганнибал покинули магазин, неся в руках охапки цветов, и прогулочным шагом направились к неподалеку находящемуся дому. Уилл радостно обнаружил, что его настроение улучшилось благодаря шутливой беседе с Маргарет. День обещал быть очень удачным. — Оказалось, что ты тоже являешься Тем Самым. — Я думаю, из нас вышла Та Самая Парочка. * — отсылка к диалогу Платона «Пир» Речь Аристофана «Эрот как стремление человека к изначальной целостности»: И каждому, кого он разрезал, Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и половину шеи, чтобы, глядя на своё увечье, человек становился скромней, а все остальное велено было залечить… И вот когда тела были таким образом рассечены пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. И если одна половина умирала, то оставшаяся в живых выискивала себе любую другую половину и сплеталась с ней, независимо от того, попадалась ли ей половина прежней женщины, то есть то, что мы теперь называем женщиной, или прежнего мужчины. Так они и погибали… Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу.