Притяжение

Сергей опять лежит на полу, стискивая зубы. Каждая игра и тренировка — это боль. Модестас смотрит, как друг в очередной раз превышает порог своих возможностей. И это не может не восхищать. — Ложись, я сделаю тебе массаж. Сергей недоверчиво бросает взгляд из-под ресниц. Он никому никогда не доверяет ни в жизни, ни в спорте. Слишком самостоятелен. Но сейчас явно не тот случай — в колено хочется вгрызться зубами и прокусить чертову кость, которую будто пилят изнутри. Стискивая зубы, он поднимается, ковыляет до кровати и ложится, позволяя мышцам расслабиться. Модестас лезет в сумку за охлаждающей мазью: едва ли это сейчас поможет, но лучше, чем ничего. Мышцы Сергея — стальные жгуты, вибрируют и сокращаются независимо от желания мозга. Модестас ведет пальцами вверх от колена до середины бедра, растирая и успокаивая, затем вниз, от колена до крепкой икры, сильно надавливая. Слишком много мыслей лезет в голову, когда Сергей лежит вот так, почти беззащитный. На поле он всегда уверенный, непревзойденный, знающий, как и что, и только Модестасу позволено увидеть обычного человека. Руки почти бессознательно разминают мышцы, пока мысли совершенно где-то далеко. Они оба сильные, лучшие игроки сборной, любой бы хотел быть на их месте. — Нормально? — спрашивает Модестас. — Сильнее. Сергей лежит на спине, грудь высоко поднимается и опускается как после дикой тренировки. Пот течет по вискам, а вот глаза непрерывно следят за Модестасом. Тяжело прочитать такой взгляд. С одной стороны хочется разозлиться, не понятно за что, а вот с другой — хочется напиться и поговорить по душам. Пальцы сильнее надавливают, кружат, разогревая кожу. Край красных шорт задирается, открывая сильные, натренированные мышцы. Почему-то это выглядит неприличным и непристойным, а еще — будто приглашение к действию. Хотя никаких намеков нет. И в тоже время есть один большой — Модестас давно перестал делать массаж профессионально, каждое движение уже слишком личное. В груди у самого тяжелеет, да и не только в груди. В голове сотни предрассудков, вбитых правил и табу. Но… Рука скользит выше, выглаживая стальные мышцы, и пальцы останавливаются на краю шорт. Глаза в глаза смотрят спокойно, без предупреждения и упреков. Но только горячее дыхание сушит губы, и едва держишься, чтобы не провести по ним языком. А это провокация, которую в спорте не любят. Ты либо забиваешь гол, либо промазываешь. Модестас всегда забивает. Сергей смотрит, как меняется взгляд напротив, как серые глаза темнеют от желания, разрезая воздух между ними. И обжигающая рука на бедре наконец смело ползет выше, боль отступает, теряется в ожидании развития игры. В шортах уже давно все горит, тянет от бездействия. Но никто не торопится, и мир сужается до них двоих. Пальцы находят, что искали, слегка оглаживают и тут же исчезают. Перекатывая мышцами, Модестас тянет с себя футболку, бронзовая бархатная кожа блестит потом. Сергей не двигается, смотрит на это зрелище. И пусть в раздевалке он тысячу раз видел всех товарищей без одежды, но только сейчас все происходит с иной целью и только для него. Глаза будто впервые видят сильное тело. Модестас ловит этот взгляд, но не меняется в лице: ни улыбки, ни превосходства. Они не соревнуются между собой, они открывают себя заново. Модестас пододвигается ближе, садясь между раздвинутых бедер, и тянет край спортивной майки Сергея. Тот прогибается в пояснице, позволяя ее снять. Пресс напрягается, четко выступая под кожей. А потом они оба замирают, будто не зная, что делать дальше. Еще можно встать и выйти в ванную, притвориться, что ничего не было. Не переходить эту грань. Можно, но искушение слишком велико. Модестас нависает над Сергеем на одной руке и медленно наклоняется к губам. Они целуются не впервые. Как-то давно, когда праздновали первую победу, хмельные от алкоголя и эйфории накинулись друг на друга как голодные. У обоих стояло так, что гвозди забивай. Целовались, не помня себя, а на утро краснели и смущались невпопад. Этот эпизод затерялся в памяти под тренировками, играми и привычной рутиной. Но сейчас жар тела выбивает все лишние мысли, и губы спускаются ниже, прикусывая кожу на шее, а ладони с удовольствием оглаживают крепкие плечи. Рука Сергея будто привычно зарывается в светлые волосы, тянет ближе. Модестас слышит, как учащается дыхание, как тихие, едва слышимые стоны срываются с губ. Он поднимает глаза, чтобы мельком глянуть на Сергея: губа прикушена, черные глаза затуманены, на щеках легкий румянец. Модестас на секунду прикрывает веки, чтобы немного перевести дыхание. А потом выпрямляется и поддевает резинку спортивных шорт, тянет вниз, кончиками пальцев скользя по гладкой коже ягодиц. Сергей чуть поднимается, давая свободу такому маневру. — Прости, — хрипит Модестас, — но я больше не могу… Сергей поднимает бровь, а в следующую секунду шипит сквозь зубы, запрокидывая голову назад. Жадный рот Модестаса заглатывает его почти наполовину. Бедра непроизвольно поддаются вверх, а пальцы комкают несчастную наволочку. Горячий язык скользит вверх, а потом вниз, губы присасываются к нежной коже. За стенкой хлопает дверь — Всеволод откуда-то вернулся. И все равно… Даже если он решит заглянуть в соседнюю комнату, Модестас не оторвется от своего занятия, а единственное, что может сделать Сергей, это закусить собственные пальцы, заглушая громкие стоны. Модестас ласкает ладонями бедра, потом с силой проводит вверх от паха до груди, с наслаждением ощущая рельефы тела. Сергей под его губами мечется, поддаваясь вверх. Сильная рука вдруг ложится на затылок, сжимая волосы на загривке, однако не отстраняет, а наоборот фиксирует. Модестасу ничего не остается, как расслабить горло и глотать. Щеки хоть и горят стыдом, но отвращения нет. Он разгибается, потирая рукой шею, и смотрит на расслабленного Сергея, который спрятал лицо в изгибе локтя. Тело блестит от пота, мышцы дрожат под кожей, сокращаясь. Рука сама тянется в растянутые треники, достаточно будет пары движений, чтобы подойти к пику. Но Сергей прикрывает глаза, а потом одним плавным движением садится, хватая за плечи, и ловко переворачивает на спину, подминая под собой. Модестас на секунду теряется от такого поворота, но чужие губы буквально накидываются на его рот, а пальцы сжимают плоть. Осознание, что сдержанного Белова удалось довести, кипятком разливается по венам. Они целуются, стукаясь зубами и борясь языками. Модестас цепляется за плечи так, будто сейчас утонет. Сильные пальцы скользят вверх, сжимают, а потом вниз, заставляя чуть раздвинуть ноги, давая простор. Тело Сергея придавливает сверху, лишая возможности выбраться или как-то отстраниться. Модестас держится из последних сил, пытаясь продлить удовольствие, но язык слишком настойчив, а пальцы слишком уверены. Он громко стонет в рот, и Сергей ловит этот стон, запечатывая в себе, а потом медленно и почти нежно целует напоследок. Модестас лежит, обнимая рукой Сергея, тело холодит от пота, а живот неприятно тянет, но в душе невероятная легкость и удовлетворение. Горячее дыхание щекочет шею, за стенкой шумит вода в душе, с улицы доносится смех и крики. Но сейчас они вместе, а остальное мало беспокоит.