В поисках шедевра

BioShock, BioShock Infinite (кроссовер)
Джен
PG-13
Завершён
6
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
6 Нравится 8 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Чистый лист. Белый холст. Все начинается с нуля. Но стоит сделать только первые мазки, как работа начинает бурлить. Краска смешивается на палитре. Надо взять немного белого, синего и красного. Аккуратными движениями мастихина три разных цвета превращаются в единое целое, открывая нечто недоступное ранее. Это похоже на слияние маленьких ручейков в большую реку, которая сносит леса по весне. Кисть, слегка касаясь палитры, сразу несется на холст. Плавные линии текут от края к краю холста создавая, возможно, новый шедевр. Художник, запертый в темной комнате с одной керосиновой лампой и своим творчеством, созидает то, что перевернет его мышление. Только он может сделать из белого холста, стоящего на мольберте, ранее невиданный пейзаж, аккуратно сложенный натюрморт, портрет некой красавицы. Но это не в его духе. Он притворяет нечто не от мира сего. Наверно, не сейчас, не завтра, не в этом месяце, но скоро что-то выйдет. Поддавшись Восторгу, художник сотворит шедевр своей жизни. Исполнит свое предназначение. А пока - лишь «тренировка», финальные домыслы перед началом сложного пути. Это будет, словно, поднятие на гору огромного камня. Ты катишь его по крутому склону, и чуть расслабив хватку, он мгновенно срывается вниз. И все начинается опять. С белого листа. Чистого холста. — Нет! Нет, все не так, все не то! Что за ужасные цвета? Как из этого можно что-то создать? Это кошмар! Во всем городе нет подходящих цветов! — Художник согнулся в позу эмбриона. Руки вцепились в его же волосы, словно провода от коннектора, почти отрывались от головы пряди его волос. Порыв ярости мог оставить его совсем лысым, хотя он этого бы не заметил. Вдруг художник мгновенно выпрямился. Его взгляд вцепился в холст. Глаза огибали контуры написанных им ранее предметов. Он пытался найти не столько причину его неудачи, сколько капельку надежды, что это картина была не отвратна, по его мнению. Но повода оставить сие творение в живых не было. Палитра полетела на холст, оставляя разноцветные кляксы. За ней в путь отправился шпатель, который проткнул полотно насквозь, застряв посередине. Но это было ненадолго, так как художник уже ломал и рвал края картины, не желая оставлять и следов ее существования. Через пару часов он, возможно, успокоится, но это далеко не точно. Скорее всего, он ее еще и сожжет. — Так, успокойся, Кевин, время есть. До выставки Коэна еще много времени. Я все успею. Надо чуть-чуть отдохнуть и попробовать снова. — Раздался стук в дверь. — Да пошло оно нахер! Сука! Здесь невозможно сосредоточиться! Кто, блять, посмел меня беспокоить? Я занят! — Художник быстрыми шагами подлетел к двери, готовый уже разорвать на кусочки, стоявшего за ней. Резким движением он распахнул железную преграду. Перед ним находился человек лет двадцати в черном официантском фраке. — Мистер Бормсторг, вам письмо от мистера Папарацци. — Ага, теперь проваливай отсюда! — Посыльный кивнул головой, при этом слегка наклонив корпус. Щелкнул пальцами и исчез, оставив небольшой шлейф красного дыма. Новые разработки на основе АДАМа творят чудеса. Это, по сути, тоже искусство, только на порядок ниже музыки или живописи. Так считал Кевин. — И что этот писарюга хочет от меня? Небось, желает получить провокационное интервью с расспросами про будущую выставку. Ага, конечно. Пошел он нахер! — Художник щелкнул пальцами, моментально воспламеняя корешок письма, и кинул его догорать на железный пол, так не раскрыв его.       Тем же днем Кевин Бормсторг решил наведаться к Сандеру Коэну в его «клуб». Конечно, перед этим требовалось одеться поприличней, что включало в себя строгий черный костюм, и не забыть самый важный атрибут — белую маску зайца. Художник терпеть не мог зайцев. По непонятным причинам с детства эти ушастые создания вызывали в нем гнев и отвращение. Один раз его сильно избил отец за то, что он зарезал пару ручных зайчиков и почти успел сделать из их глаз бусы. Но это только подкрепило его ненависть. Переезжая в Восторг, он искренне верил, что в жизни больше не увидит сие исчадие ада. Но вот незадача.       Подходя к клубу и скребя зубами, Кевин напялил столь ненавистную маску. Охрана без проблем впустила его в многоэтажное помещение клуба. Новички здесь легко могли заблудиться, но художник уже знал все вдоль и поперек. И также мог чувствовать, где находится Сандер. Это невозможно описать словами, но оно похоже на калейдоскоп, словно автоматически складывался в голове в четкую картинку. Толпы людей в масках восхищались происходящем на первом этаже на сцене. Все такие радостные и счастливые. Интересно, это искренние чувства? Конечно, да! Они все без ума были от кровавого шоу! Зайцы получали бы оргазм от вида алой жидкости, и разлетающихся, под музыку Чайковского, внутренних органов по залу. Да что говорить, они бы забрали себе пару кусочков на память. А кто-то и съел бы. Почему нет? Тем временем, художник целенаправленно поднимался наверх, в комнату, где ощущал присутствие Коэна. И он оказался прав. Сандер создавал свой очередной шедевр, который позже назовет «Квадриптих». Это скульптура, в прямом смысле слова, из людей. Не знаю, были это его враги, друзья, знакомые или кто-то еще, но наличие уже двух «статуй» и отведённое большое место на постаменте подразумевало «подключение» еще нескольких людей. Кевин знал, что сейчас Сандера лучше не отвлекать и тихо ждал в стороне, пока тот сам не обратится к нему. Спустя полчаса это все-таки произошло. — Здравствуй, юный Бормсторг! Зачем же пожаловал ко мне? Неужели тебе требуется совет? — Кевин ненавидел, когда Коэн приписывал к нему слово «юный», будто он был как тот дурачок - Фицпатрик, но перечить Коэну, в жизни, не стал бы. — Доброе время суток, мистер Коэн. У меня возник вопрос. Могу ли я задержать свою новую картину на пару дней? — Что ты такое говоришь, юный Бормсторг? Конечно, нет! Если ты не будешь укладываться в сроки, я лично привяжу тебя к железному мольберту и заставлю работать без отдыха до тех пор, пока картина не будет закончена. И даже не пытайся схитрить, юный Бормсторг, если картина окажется недостаточно прекрасной, я тебя лишу даже еды. Если это все, то проваливай, у меня полно работы! — Сейчас лучше промолчать. Вставить слово — это, взаправду, был неоправданный риск. Коэн вернулся к своей картине, как ни в чем не бывало. И Кевину не оставалось ничего, кроме как покинуть его. На что он вообще рассчитывал? Теперь ему следовало обратиться к другому ценителю прекрасного. Тоже своего рода художнику. Полотно Мойры начинало разворачиваться.       Через пару этажей и несколько пролетов находился медицинский павильон. К нему и направился Кевин. Доктор Штайнман был довольно известным пластическим хирургом в Восторге, а в клубе Сандера его прозвали художником по лицам. Также Штайнман часто посещал разные выставки, в особенности его привлекали портреты. Неважно была это скульптура или живопись. Лицо — вот, что его привлекало. Запоминая лица древних богинь или любых других людей в галереях, он пытался повторить их на живых. Сделать их «красивыми». При любых других обстоятельствах на прием к доктору Штайнману было почти невозможно попасть. Ты должен быть либо очень богат, либо по-настоящему настырным. Но для людей из клуба у Штайнмана всегда находилось пару минуточек так, как он считал их «коллегами», с которыми делает общее дело — создает искусство. «…» — Непростой заказ, мистер Бормсторг. Но только ради вас я постараюсь исполнить его. И, конечно, я сделаю это не за бесплатно. Не волнуйтесь, деньги меня мало интересуют. Мне, как и вам, нужен материал. Есть одна красавица, с фамилией - Лакруа. Она, если не ошибаюсь, стриптизёрша в «Саду Евы». Если приведете ее ко мне, не важно в каком состоянии, главное абсолютно невредимой, то, так уж и быть, достану, что вам угодно. — Все это время доктор не отрывался от операции. Его оранжевый хирургический костюм и медицинская маска запачкались в крови. Сейчас это страшно представить, но Штайнман был профи своего дела, его рука не могла бы дрогнуть даже под градом пуль. Он только изредка почесывал свою лысую голову свободной от скальпеля рукой, оставляя кроваво-красные следы. Доктор спокойно позволял себе такие вольности, как общение во время важной операции. «Условия, правда, не самые выгодные. Я согласен был и на деньги». — Хорошо. Договорились. Я приведу ее к вам. Только начинайте искать компоненты сейчас, сроки сильно поджимают. Я не могу терять время понапрасну. До скорого, доктор.       Обратный путь почти до самого клуба прошел быстрей. Розовая неоновая вывеска как нельзя лучше завлекала новых гостей в сады. Глубоко вздохнув, Кевин вошел внутрь. Ему не нравились подобные места, хотя бы потому, что он считал, что кроме простаков сюда никто не заходит. И завидев возле барной стойки Гектора Родригеса, Бормсторг сам не заметил, как презрительно фыркнул в его сторону. А впереди предстояло куда более сложное занятие. Общаться с простаками, чтобы найти Лакруа, если она вообще находилась именно тут. Посреди зала, правее бара находился шест, уже занятый обвивавшейся вокруг него девушкой. Как и полагается, перед ним стояла толпа зевак, которые постоянно что-то кричали, свистели и просто воняли. «Это город для избранных или для всякого сброда? Кто это вообще?» Именно из-за них, Кевин стал еще больше ненавидеть «Сады Евы». «Для начала нужно попасть в их раздевалку». Дверь была правее сцены, и там как раз курила какая-то девушка. — Вечер добрый. — Обратился Кевин, поднося горящие пальцы к сигарете девушки. — Здравствуйте. Спасибо! — Тут же заулыбалась та в ответ. — Не хотите пройти со мной в отдельную комнату? — Нет, подскажи, тут ли сегодня Лакруа? — Улыбки девушки словно и не было. Она, не оборачиваясь, постучала по двери. — Амели, к тебе тут пришли! — Да, уже бегу! — Раздалось за дверью. — Благодарю. — Ага. — Равнодушно ответила девушка и тут же ушла. Ее улыбка была тоже частью профессии. Это вполне ожидаемо. Амели вышла из раздевалки и смутилась. Она ожидала увидеть одного из своих постоянных клиентов, а сейчас перед ней был совсем незнакомый человек. — Вечер добрый. Это ты Лакруа, не так ли? — Да, я. Мы с вами знакомы, мистер… — Амели сделал шаг назад. Наверно, она сама этого не заметила, самопроизвольное движение от растерянности. — Я Кевин Бормсторг. И мы не знакомы. Мне тебя посоветовал мистер Штайнман. — После этих слов девушка явно расслабилась. Возможно, доктор был частым посетителем тут. Хотя не понятно, где он находил на это время. — Чтож, мистер Бормсторг, пройдемте за мной. Наша комната там. Оплата вперед, ценник вы знаете? — Да, конечно. — На самом деле он соврал. Откуда он мог это знать? Кевин отсчитал пять купюр и отдал девушке. Не угадал, это стало понятно по сильно раскрывшимся глазам Лакруа, художник дал явно больше положенного. Но она промолчала и убрала доллары в трусики.       Комната была на удивление маленькой. В центре был подиум, а вокруг красный кожаный диван. Освещать ее было довольно просто. Небольшие красные фонарики, словно гирлянда, находились на стенах за диваном и давали относительно не плохую видимость. Кевин сел посередине, расставив широко ноги и запрокинув руки за спинку. Лакруа, широко поднимая из-за каблуков ноги, взошла на подиум и начала танцевать, лучше сказать извиваться, как змей-искуситель, во всех смыслах этого сравнения. Бормсторг смотрел на нее, но в то же время не обращал внимание. И не только потому, что она ему не интересна. Он прокручивал в голове сценарий, который должен сейчас же воплотить. Кевин терпеливо ждал, пока девушка в своем танце наклонится достаточно близко к его телу, чтобы он смог достать до нее рукой. И вот это произошло. В мгновение ока художник схватил одной рукой девушку за волосы, другой поднес к ее носу открытую баночку с жидкостью, которую не задолго дал Штайнман. Все было сделано как по плану. Осталось самое тяжелое, незаметно доставить ее к доктору. Кевин аккуратно положил девушку на диван. Слегка приоткрыв дверь, он огляделся по сторонам. В его сторону никто не смотрел. Была возможность вынести Лакруа через черный ход, находившийся левее. Нужно действовать четко и быстро. Амели весила не много, иначе не имела бы столько прекрасной фигуры. Кевин, буквально, на руках донес девушку до заветной двери. Конечно, она была закрыта. В этой стороне заведения освещения не было, так что их никто бы не смог заметить, только если случайный гость не споткнется об них в темноте. Художник достал из заднего кармана отмычки и начал взлом двери. Бормсторг боялся угроз Коэна, что тот реально когда-нибудь прикует его наручниками или сделает нечто подобное. Поэтому он и обучился темному ремеслу. Не уверен, смог бы Бормсторг себе этого простить, что занимается чем-то настолько низким, но желание жить было выше. Что само по себе звучало мерзко в мыслях Кевина. Через пару минут манипуляций дверь была открыта. Дальше их ждал ярко-освещенный железный коридор. В таких местах не было никаких украшений. Коридоры служили лишь запасным выходом или укрытием в чрезвычайных ситуациях. Мало кто знал, но они проходили через весь Восторг, создавая тайную сеть входов и выходов. Только заблудиться здесь, было проще простого, опознавательных знаков тут не существовало. Кто-то специально убрал их отсюда. От них остались только пыльные следы, точней наоборот, где не было пыли, там когда-то был знак. Кевин шел вдоль коридора, продумывая следующий шаг. У него оставалось два варианта. За час до этого в одном из проходов он оставил довольно большую ткань, в которую можно завернуть девушку и дойти до медицинского павильона. Но у такого метода было два значительных минуса. Тащить девушку с каждым шагом становилось все тяжелее, а до кабинета доктора путь был не близкий. Так и еще это очень все подозрительно выглядело. Нет-нет, да кто-то заинтересуется новым «приобретением». Второй вариант: найти батисферу. Коридор в любом случае должен вывести к ней, вопрос в другом, не занял ли ее кто-то другой раньше?       «Время не терпит, нужно решать прямо сейчас». Найдя ткань, Кевин положил Лакруа рядом с ней и приоткрыл дверь. В Восторге наступила ночь. Если бы не автоматическое понижение яркости света ламп — это было бы невозможно понять, но в таком виде соблюдение смены времени суток было много плюсов. Не считая того, что внутренние часы организма не давали сбоя, потому что другого способа опознавания времени банально не было. Так еще и разные выставки, магазины и прочие общественные места работали по определенному графику, а не когда проснется хозяин. Так вот, несмотря на позднее время, людей вокруг не убавилось. А все из-за пресловутой Евы. «Нужно поискать батисферу». Но вскоре и этот план провалился. Закон подлости или иной любой закон мира мешал Кевину исполнить задуманное. «Выбора, похоже, не остается или есть еще один способ?». Просто по железным коридорам дойти до доктора было невозможно, потому что без карты можно бродить бесконечно. К тому же на многих дверях с противоположной стороны висели навесные замки. Действительно был другой способ. Художник вернулся в «Сады Евы». У барной стойки по-прежнему сидел Гектор. Он славился тем, что выполнял черную работу за Коэна. Конечно, об этом знали не многие, но грех было не воспользоваться, несмотря на отвращение. За деньги Родригес был готов на все. Можно было сразу к нему обратиться, но это грозило нарушением сделки с Штайнманом, если тот узнает. Кевин подошел из-за спины и похлопал по спине Гектора, от чего тот чуть не подавился стаканом виски. — Гектор, у тебя есть работа. — Кевин пытался скрыть негативное отношение, но это плохо выходило. Словно пытаться обмануть себя, что в твоей манке нет комочков. — Здравствуйте, мистер Бормсторг. Что нужно сделать? — Его голос дрожал. Это впервые, когда Кевин «просил» его о чем-то. Но любимчику Коэна перечить не положено. — Тебе нужно доставить девушку до входа в медицинский павильон. Без шума и пыли, чтобы тебя и ее, тем более ее, никто не видел. Как ты собираешься это сделать, меня не волнует, но она должна быть доставлена невредимой и живой. Оплата наличными, я знаю, сколько Коэн тебе платит. А теперь иди за мной. Гектор больше и слова не произнес и послушно пошел за Кевином. Художник не показал черный ход из Евы, а сразу вход в коридор, где лежала девушка. Указал на нее пальцем и сразу направился к началу медицинского павильона. Бормсторг верил в способности Гектора, иначе тот был бы уже мертв. Художник присел на рядом стоящую скамейку и прокручивал в голове недавний диалог с доктором. «…- Не надо приветствий, я занятой человек, зачем вы пришли ко мне? — Доктор быстро тараторил, привыкнув к постоянно-глупым пациентам с вечно тупыми вопросами. — Хорошо, доктор. Думаю, вы, как человек, который разбирается в искусстве не меньше моего — „ложь“ промелькнуло в голове Кевина — должны меня понять. Я, как и вы, стремлюсь создать нечто богоподобное. В частном случае - написать картину. И для этого мне нужны необычные ингредиенты. — Тут не художественный магазин, мистер Бормсторг. Я, пока что, не понимаю о чем вы. — Я хочу создать шедевр из натуральных материалов, в прямом смысле этого слова. Чтобы вам было понятней, мне нужна человеческая кожа, кровь и волосы. То есть кожу использовать как холст. Мне нужен достаточно большой и цельный пласт женской кожи. Наверно, со спины. Потом кровь буду замешивать вместо краски. Откуда ее брать решать вам, вы тут доктор. Волосы и кости можно просто отдать мне. Я сам сделаю из них кисти и грунтовку. Что вы на это скажите? …»       Сам не заметив как, но прошло достаточно много времени. Но из раздумий художника вывел не конец мыслей, а зрелище перед ним. Гектор вез в инвалидной коляске шлюху - Лакруа, накрытую белой простыней, словно там была картина для выставки. Насколько бы глупо это не выглядело, но сработало. Хвоста за ним не было. А поэтому ругаться не имело смысла. Хотя язык чесался как от укуса комара или воспаления ветрянки. — Вот, все в лучшем виде. — Оттарабанил Родригес. Кевин молча отсчитал нужную сумму, отдал ее Гектору и жестом приказал проваливать ему. Следом художник приподнял ткань, чтобы убедиться, что с девушкой все впорядке, а после повез ее к кабинету доктора. К тому моменту павильон был пуст, официально больница закрыта до завтра. Но не для всех. Словно в старомодных фильмах ужасов звонкое эхо колес отзывалось от плиток, распространяя звук по всему пространству белых коридоров. Доктор уже ждал Кевина в своем кабинете, каждую минуту поглядывая на часы. Только заслышав подозрительный звук, он вышел наружу. — Боже, Кевин, ты что творишь? — Срывая покрывало с девушки, закричал Штайнман. Он слишком сильно занервничал, забыв про «вы» в общении. Художник сразу это подметил. «Ты» в обращении резало ему слух. — Спокойно, доктор, все нормально, никто нас не видел. — Как ты смог дойти сюда? — У меня свои методы. Лучше побыстрей закончим сделку и разойдемся уже. - Не стоило говорить Штайнману о Родригесе. Только больше объяснений понадобится. Меньше знаешь — крепче спишь. — Да, конечно. Кейс в моем кабинете. Ели успел все добыть, надеюсь, будешь доволен.       Бормсторг прошел в кабинет доктора. На его столе был, как и сказал Штайнман, большой черный кейс. Кевин с недоверием обернулся к двери. Тишина. Не слышно колес каталки и самого доктора. Открыв защелки и распахнув кейс, художник начал проверять наличие всех материалов. Кровь в пакете, довольно много. Кевин начал лезть глубже. Тупая боль как от гаечного ключа пронзила тело насквозь. Ноги не смогли удержать туловище, оно с бешеной скоростью полетело вниз, словно состояло не из мяса и костей, а больше похожее на тряпичную куклу, небрежно кинутую на кровать. Или его воображение разыгралось?       Нестерпимый холод сковал тело. Кевин не чувствовал пальцев. Словно их просто нет, и никогда не было. Он поднял голову. Вокруг были другие люди, но провели они здесь слишком много времени, что превратило их в ледяные скульптуры. «В духе Коэна» — пронеслось в голове Кевина. «Неужели это его рук дело? Но какой в этом смысл? Я же для него рисую». Кевин поднялся на ноги. Кожа начинала приобретать синий цвет. Подняв глаза, он заметил среди железных стен дверь и направился в ее сторону. Под ногами хрустел снег или лед, который появляется в морозилках холодильника. Железка, скорее всего совсем промерзла, ее невозможно открыть с этой стороны, сколько художник не пытался. Тогда он начал просто стучать и кричать. Рука не сгибалась в кулак, поэтому он бил ребром ладони. Но долго стучать не смог, холод ощущался с каждым мигом все сильней, особенно это чувствовалось при битье по холодному металлу. Хотелось свернуться калачиком, чтобы хоть как-то сберечь тепло. Но тут неожиданным образом дверь открылась, и Кевин выпал в другую комнату. Прямо перед ним стояла девушка. На вид ей около тридцати. Строгая одежда не могла скрыть прекрасной фигуры. Прядь черных волос контрастировала с белизной кожи и яркостью красной помады. — У тебя есть шанс сбежать отсюда. Я не верю в альтруизм, поэтому за мою помощь отплатишь помощью. Согласен? — Строго, как учитель произнесла она. — Иначе ты снова запихнешь меня в холодильник? — Язык то не замерз. — Уж поверь, я смогу. — Тогда, у меня нет выбора. — Кевин развел руками, как бы усмехаясь над незнакомкой. — Ну, вперед! — Что? — Только сейчас Кевин заметил перед собой свою комнату, отделенную непонятной границей. Словно пытаешься пройти сквозь зеркало или окно в другой мир. — Просто сделай шаг, потом поговорим. — С чего это? Может ты убить меня так хочешь? — Тогда бы оставила тебя в холодильнике. Ты там совсем мозги отморозил? — Художник послушался девушку. Он, действительно, оказался в своей комнате, где все было также, как и тогда, когда он ушел из дома. Бормсторг обернулся, но окно уже закрылось, оставив после себя девушку. — Так, и что это за херня? Магия? — это слово, он произнес с особенным пренебрежением. — Просто новые способности АДАМа. Ничего более. — Кевин явно бесил ее своим поведением. — Предположим. И зачем же ты спасла меня? — За услугу. Все гуманитарии такие? — Мозг Кевина еще не оттаял. — И что от меня надо? — Знакомство с Коэном. Небольшая услуга за спасение, не так ли? — И что тебе от него нужно? — Это уже не твое дело. — Ладно. Но Коэна не интересуют бесталанные люди. - Мысленно указывая на собеседника. — Если ты ничего не умеешь, то он с тобой общаться не будет. — Я петь умею, и довольно неплохо. Думаю, ему понравится. Так что, не тяни ни мое, ни свое время и пошли уже. А! Самое главное. Никому ни слова о «магии» и о том, что случилось до этого. К доктору тоже, советую не приближаться. — Я не тупой. — Последние слова были высшей степенью оскорбления для Бормсторга. Кто как не доктор запихнул его в холодильную камеру? Кевин был в этом уверен. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Потому что Коэн не обычный человек. Он в прямом смысле псих. Безумно талантливый, но все же псих. — Да-да, пошли уже. — Теперь разговор продолжать никому не хотелось.       За дорогу до клуба не было произнесено ни слова. Перед самим клубом, Коэн сказал, что девушка с ним, проблем не возникло. На сцене снова что-то происходило, но Кевину как всегда было все равно, тем более сейчас. Художник, доверяя своему чутью пошел вниз за кулисы. Как раз там Коэн общался с актерами. Кевин показал жестом девушке, что нужно подождать. Через пять минут Сандер обернулся к ним. — Мистер Коэн, найдется минутка? — А, юный Бормсторг! Для тебя найдется, что ты хотел? — Я хотел представить вам свою давнюю подругу… — Элизабет. — Вступила в разговор девушка. — И зачем ты мне ее представляешь? — Э…она… — Я хотела стать вашей ученицей, мистер Коэн. Я умею петь и готова это продемонстрировать. — Она менялась на глазах. В желании понравится Сандеру, строгий противный гусь превратился в красавицу, не обделенную красивой улыбкой. — Хмм, петь? Этого нам сейчас не хватает, пройдемте на студию Кобба, тоже моего ученика, прошу заметить. Кевин, ты можешь идти. И не забывай про выставку, время не терпит. — Д-да, мистер Коэн. — Это вопрос стал неожиданностью. Скорее ударом под дых. Все и так не гладко, а сейчас камень вообще ушел на дно. И как доставать от туда, хрен не знает. — Кевин, у меня для тебя подарок, он ждет тебя дома под столом. Удачи! — Произнесла девушка, уходя с Коэном из клуба.       Как только художник потерял их из виду, он ринулся домой, словно ожидал увидеть там бомбу. Но под столом ожидал кейс от доктора Штайнмана со всем нужным содержимым внутри. Кевин не понимал, как это шкатулка Пандоры тут оказалась, но творческий огонь уже пылал жаркой лавой внутри. Сердце колотилось, как поршни спорткара, руки дрожали и потели, но это совершенно не мешало. Художник скинул с мольберта исписанный холст и поставил чистый. С помощью гвоздей поверх нацепил ровную ткань кожи. В палитре уже смешивались краски, а кости мололись в порошок. Как колибри, Кевин порхал по комнате выполняя несколько дел одновременно. И вот настал ответственный момент первых мазков кисти из человеческих волос.       И он не заставил себя долго ждать. Задача ясна и понятна, выплеснуть внутренний огонь желаний и фантазии наружу. Буквально разорвать на себе плоть и выпотрошить внутреннее «я» на холст, показать затхлому миру иное искусство, до которого даже Сандеру еще далеко. Кисть, словно багровый водопад, ведомый рукой мастера, кружила по волнам белесной кожи. Казалось, что она не успевает за краской, а не наоборот. Плавные линии рваных очертаний создавались в этой комнате под абсолютной властью всевышнего существа. Кевин не верил в Бога, но именно он, как ему казалось, руководил его рукой, не иначе. Художник мог закрыть глаза и продолжать рисовать. Как отлаженный профессиональными мастерами механизм, он точно знал, что и как делать, стоило лишь раз его завести ключиком, торчащим из спины. Кевин не прерывался ни на что несколько суток. Он ни спал, ни ел, ни срал. Руки покрылись мозолями, как у портового грузчика, глазам уже не требовалась тональная тушь или черный карандаш, синяки заменили это. И только после конечного взмаха кисти, когда картина была абсолютно готова, он упал без сознания.       Очнулся он, конечно, в больнице. Навещать его было некому, и Кевина вполне это устраивало. Но надолго задерживаться в белых комнатах он не собирался. «Надо скорее взглянуть на свое творение» — крутилась навязчивая мысль в голове, вытесняя все другие, отталкивая здравый рассудок, боль и любые другие вещи, которые казались сейчас совсем посторонними. Почти без одежды и босиком Кевин дошел до дома. Распахнув входную дверь, он ринулся в свою комнату. Мольберт был пуст. Крик или скорее ужасный рык сорвался с его уст. Дрожащие руки потянулись к ножу, чтобы тому оказаться возле глаз. Только перед страхом остаться слепым, Бормсторг вернул рассудок на место, словно это был недостающий кубик. В первую очередь он глянул на себя. Больничный халат, который еле прикрывал интимные места, был моментально выкинут в мусор. В шкафу одежда летала из угла в угол в поисках чего-то приличного. Впереди намечалась встреча с Коэном.       И она состоялась. Впервые Коэна не пришлось ждать пока он оторвется от своих дел, он самолично их отбросил, только заслышав шаги художника. — Юный Бормсторг, ты великолепен! — Сандер широко распахнул руки, пытаясь обнять Кевина. Художник не стал противиться. Это первый раз, наверно, когда Коэн был настолько восхищен творением кого-то кроме себя. — Я в тебе ни секунды не сомневался. Твоя картина просто нечто. Хотя ты меня напугал. Я думал, куда ты пропал? Выставка была уже совсем скоро, а от тебя ни слуху, ни духу. А ты заработался, бедняжка. Но оно того стоило. Ты уже сейчас можешь пройти в галерею, завтра на нее будут любоваться другие зрители. — Завтра откроется выставка? — Зрачки Кевина расширились. — Да, юный Бормсторг, уже завтра. Как мимолетно летит время… — Как давно я познакомил вас с девушкой, мистер Коэн? — Ты совсем потерял счет времени, я смотрю. Так вот, это было почти две недели назад. — Кевин бесшумно повторил последние три слова. Сейчас он осознавал, что просто не помнит, как рисовал картину, что там вообще изображено? Он не помнил ничего с момента расставания с Коэном две недели тому назад. Даже как домой добрался не помнит. Виноват ли он в этом или верховное существо, что контролировало его это время? Из раздумий Кевина вывел Сандер. — Кстати, ты вдвойне молодец, юный Бормсторг. Твоя знакомая — Элизабет, она прекрасна. Мы время даром не теряли и записали песню: «Ты часть меня». Сейчас принесу пластинку, ты просто обязан ее послушать. — Спасибо, мистер Коэн, я сейчас же ее прослушаю. В галерее есть же проигрыватель? — Да, он на видном месте, найдешь.       Лицо Кевина не выражало эмоций. Он не знал о чем думать, просто боялся думать. Представить, что же изображено на картине, которую он рисовал. Кевин открыл ключами галерею и на ощупь нашел выключатель, а потом и проигрыватель. Он запустил пластинку, но его волновало совсем другое. Кевин зашел в зал. Единственная картина, которая была занавешена, именно его. Художник подошел к ней в нерешительности, стоит ли вообще смотреть на нее. Минут пять потребовалось, чтобы собраться с мыслями, успокоить трясущиеся руки с заживающими мозолями. Наконец это произошло. Не в силах больше терпеть, Кевин взглянул под занавес и тут же застыл на месте. Она погрузила его в транс. Он сидел час, может больше, пока патефон не издал странный звук, после проигрывания одной и той же песни в сотый раз. Бормсторг впервые моргнул. Он глянул на свои руки. В них красовалась картонная коробка от пластинки. На ней изображен Сандер Коэн у микрофона и чуть поодаль та странная девушка. В мозгу произошел щелчок. Или это щелкнул проигрыватель? К Кевину начинали возвращаться воспоминания. Не все, но одно застыло в голове, словно примороженный язык к железке.Кевин вскочил с места и направился прямиком к доктору Штайнману. Хоть это и грозило последствиями, с другой стороны, доктор мог убить Кевина еще в больнице.       Художник почти бесцеремонно вошел в кабинет Штайнмана, и почти пинком прогнал оттуда медсестру. — А, это вы, мистер Бормсторг. Все-таки сбежали из палаты. Что за срочность такая? — Он явно выглядел сердитым, но смог сдержать в себе излишний гнев. — Я хотел поговорить о том, что случилось две недели назад. — Я тоже хотел об этом с вами поговорить, но в палате вас не оказалось, когда я пришел. — Мне очень нужно знать, что было после того, как мы закончили сделку. Я вошел в кабинет, а вы... — И это я хотел спросить у тебя. Как только ты отошел, я покатил Лакруа в хирургическую, тут же кто-то ударил по голове меня сзади или усыпил, и я уже от падения отбил голову. А когда пришел в себя ни тебя, ни кейса, ни Лакруа уже не было. Теперь я очень желаю услышать твою версию. Дальнейший диалог не имел смысла, по крайней мере для Кевина. Он вышел из кабинета, не желая продолжать общение с доктором. « Так что же за херня произошла? Значит доктор не причем и мои предыдущие догадки были ошибочны? Или он просто врет. Если это так, то ему надо идти на сцену театра. Пока отбросим эту мысль. „Кевин, у меня для тебя подарок, он ждет тебя дома под столом“. Произнесла тогда девушка. Это она оставила кейс. Откуда он у нее? И если она знала, что внутри, тогда зачем отдала? Кто она такая?» Мысли мешали друг другу превращаясь в мясной фарш из непонятных слов и букв. сВ любом случае нужно вернуться в клуб, может она еще там». — Мистер Коэн, у меня очень важный вопрос, не подскажите где та девушка? — Она только что ушла, юный Бормсторг. Так, что можешь сказать о нашей совместной муз… — последние слова Кевин уже не услышал так, как бежал к выходу из клуба. И как он мог с ней не пересечься, вход же только один? Тут в голове всплыл не менее важный факт, про который он совсем почему-то забыл. Телепортация. «Та самая магия. Как про такое вообще возможно забыть?» Одна теория появилась в его голове, которая могла бы все объяснить. «Теперь она может быть где угодно и просто так искать бесполезно. Как глупо было полагать, что будет все так просто». Кевин сел на лавочку, не зная, что дальше предпринять. Руки послушно лежали на ногах, взгляд опущен в пол, а в голове тишина. Внутренним нутром Кевин почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Он поднял глаза. К нему уже подходила девушка. Ее черты лица казались очень знакомыми. Это была Лакруа. Она улыбалась ему так, словно ничего между ними не было. Просто дурной сон. «Так она жива. И, видно ничего не помнит. Замечательно». — Простите, вы мистер Бормсторг, так? — Именно. — Вам просили передать записку. — Девушка скоротечно удалилась. Кевин моментально открыл конверт и развернул письмо. Почерк был явно женским. Она предлагала встретиться на причале в двенадцать ночи. Заманчивая перспектива узнать все и сразу. Даже гнаться не надо, цель сама идет к тебе. Месяцем раньше.       Элизабет сидит в комнате отеля, когда-то принадлежавшей Сушонгу. Он погиб от собственного изобретения, и теперь его жилая площадь была свободной, чем и воспользовалась недавно прибывшая Элизабет. Первые несколько дней она изучала город, узнавала, кто самый влиятельный здесь. На очереди оставался только Сандер Коэн. С ним и возникли проблемы. Просто так в клуб никто не пустит. А тем более не удастся поговорить с Коэном. Для этого нужно найти кого-нибудь из его учеников. По счастливой, или не очень, случайности им оказался любимчик — Кевин Бормсторг. Он как раз общался с Коэном, когда Элизабет смогла украсть белую маску зайца и впервые вошла в клуб. По их диалогу, а точнее по лицу Коэна, было видно, что он относится к Кевину по-особенному, пускай не с отцовской любовью, все же не так, как с другими. Это и обрекло Кевина на дальнейшие события. В тот же день Элизабет подчинила разум Бормсторга с помощью энергетика, или как тут они назывались плазмиды, ‚гипнотизер‘ из Колумбии. Со временем он был улучшен Сушонгом, и теперь действовал почти как настоящий гипноз. При произнесении определенного слова, цель начинала полностью подчиняться приказчику. Но апгрейд оказался довольно дорогим, поэтому он не попал в массовое производство, а точнее был только у единиц. В Восторге имелся такой только у Элизабет и Сушонга. Это вызывало массу проблем, в частности с подбором человека на роль цели. Конечно, было проще загипнотизировать Коэна или любого другого значимого человека. Но к моменту, когда Элизабет подобралась к нему, энергетика хватало на единичное использование, а подойти к Коэну на дистанцию гипноза мешала охрана. Пришлось искать иной выход.       Кевин попал под действие энергетика задолго до начала его подготовки к выставке Сандера. Элизабет часто использовала Бормсторга по мелочам. Зачастую, как денежный мешок, а он и не замечал этого, как не замечал провалы в памяти или пропажи некоторых вещей. Они мало волновали его. ‚Настоящего художника интересует только искусство‘ — так он всегда говорил себе. Что и сделало его идеальной целью гипноза. И когда пришло время знакомства с Коэном, Кевин неожиданно пропал. Только ночью, тайком пробравшись в закрытый корпус больницы, она увидела окончание сделки Бормсторга и Штайнмана. Пришлось принять экстренные меры. Оглушить доктора первым попавшимся тяжелым предметом, им оказался стул из коридора, и взять под контроль Кевина. Поскольку он запомнил бы момент сделки, следовало изменить обстоятельства его выхода из гипноза. Так Кевин почти по собственной воле вынес наружу Лакруа, запер себя в холодильнике и внушил, что во всем вина доктора. Также почти сам познакомил Элизабет с Коэном. К слову, картина Бормсторга писалась под чутким руководством Элизабет. Чувство вкуса девушки и мастерство художника вкупе сделали свое дело. Для Элизабет это не больше, чем развлечение и новый опыт, а Кевин считал, что на него снизошёл всевышний.       Параллельно написанию картины, девушка училась у Коэна. А конкретней они записали совместно песню. Но это была не главная причина ее общения с наставником. Чем больше она находилась с Сандером, тем больше узнавала о Райане, до которого добраться так и не смогла. И когда все нужное она услышала, оставалось убрать единственного свидетеля, который начинал обо всем догадываться. И теперь он самолично шел к своей могиле, словно мушка летела в паутину.       Как только Кевин подошел к Элизабет, та произнесла заветное слово: ‚бесконечность‘. Глаза художника превратились в две стекляшки с отсутствующим взглядом. Он застыл на месте в ожидании приказа. Элизабет решила покончить с ним также, как и со вторым убийством человека в своей жизни. Бормсторг зашел в батисферу и начал спускаться на дно. И достигнув земли он открыл люк. Вода мгновенно заполняла свободное пространство, оставив небольшой карман воздуха. Кевин продолжал стоять внутри батисферы с каждым вздохом приближаясь к смерти. Только после последнего пузырька воздуха, который лопнул на поверхности, Элизабет отошла от пирса. Ее ждали другие дела, например, поиск подходящей девочки на роль жертвы похитителя.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.