Стратегически верно

В революционной армии можно заработать себе с легкой руки начальства три вещи: грыжу, инфаркт и отпуск… Хотя нет, последнее можно получить только с легкой ноги. Пинок под пятую точку и пошел собирать информацию, прячась по кустам с роялями и радуясь кактусам в пустыне. Сабо умел профессионально предвидеть все внезапные поездки, которые приходили на ум лидеру, и успевал уехать в закат раньше того момента. «Вызовите Сабо ко мне!» «Он уехал». «Но ведь мы только что разминулись в коридоре». «Он звонил и просил передать, что на полпути на Виру». «И сбросил трубку?» «Да». «Тогда звоните еще». «У него автоответчик стоит». «Что стоит? Автоответчик? И что говорит?» «Говорит: „Вы позвонили на номер всего лишь второго в революционной армии, по всем вопросам обращайтесь к моему мудрому, искреннему, обаятельному, серьезному, любезному, по-рыцарски галантному, целеустремленному, всемогущему, упоительно неподкупному, великодушному, жгучему, чуткому, безмерно надежному…“ Мне читать все эпитеты?» К тому моменту Драгону уже становилось совершенно побоку, что какое-то дело не может обойтись без его драгоценного сотрудника. Со скрываемой улыбкой он вальяжно махал рукой, мол, свободен, доставал блокнот и записывал уж больно понравившиеся прилагательные, просматривал и другие, прошлые «автоответчики». Ну кто еще мог так радовать начальство своим бегством? Только революционер-гуманитарий. А в детстве ты ему: «Это айсвайн, перри, медовуха, саке, херес. Пить научим сразу, чтобы потом проблем не было». А мальчишка смотрит прямо в глаза, даже не моргает, с кудрями-кольцами, ловкий, будто Артемида (да прибудет с ним ее же целомудренная скромность) и умом подобен Афине (да не будет он такой же головной болью). И спросит что-то вроде: «А вы давно пьете?» И чувствуешь себя не революционером, а отъявленным алкашом. Пить потом месяц не хочется. Вот и выросло революционное де́тище, практически не пьющее, не курящее, ругающееся только литературными словами, «тычащее в книжку пальчик», про такого говорят… а что он в общем-то здесь забыл? Но Драгон был рад такому молодому поколению, как кот сметане. И готов был даже написать книгу «Что такое хорошо и что такое Мировое правительство» с Сабо в главной роли. И все же, несмотря на прекрасную волю наблюдения или удачу, норму задач за месяц необходимо если не перевыполнить, то хотя бы начать. И тут уже не помогут ни автоответчики, ни поездки к пиратской родне, ни цитация кодекса молодого революционера, составленного, впрочем, самим же Сабо и прекрасно используемого им в спорах для железной аргументации. Но у начальства свое мнение, поэтому: «Ты едешь, потому что кто, как не ты, способен уговорить человека? Хоть куда-то же должны пойти твои знания от неимоверной кучи прочитанных тобою книг?» Аргументация так себе, слабенькая, — хотелось бы сказать Сабо, — на троечку. Но вещи собирать пошел. Рубашки, жакеты, пиджаки, штаны, паста, ремни, перчатки, пару книг в дорогу… Крахмал и порошок пошли туда же в сумку. В порту кроме кораблей революционеров никаких и не было, но даже в такой ситуации Сабо готов был легко словить любой попутный пиратский корабль. И чтобы такого не было, до замка его отнесли на крылах революции. Обугленные гарпии, как порой на них шипел начальник, катапультировали пассажира ближе к дверям замка, но целились похоже в черное болото. Сабо поднялся, деловито отряхнул белое жабо, взял сумку и осмотрелся. Замок казался плохо сделанной моделью из картона, а на фоне, будто тени от бумаги, крючковатые горы и деревья. Из-за тумана и сырости небо казалось лужей пролитого бензина. Он долго всматривался в него и в конце концов постучал в дверь, подергал за ручку… и полез в окно. А чего ожидали архитекторы, когда создавали их наравне с дверью? В комнате, как та же бумажная тень, появился Михоук. «Простите меня, милейший, мне бы к вам попасть. Начальство пендель поддало для скорости, судя про траектории полета, скорости ветра, встречным облакам я оказался на Курайгане. Все верно?» «А вы очень внимательны, а отчего же через окно?» «Ну так дверь-то вы держали». «Впрочем, логично». Но в комнату все равно пришлось залезать уже выбранным путем. Михоук неодобрительно посмотрел на сумку. В прошлый раз такой залет в его дом закончился двухгодичной тренировкой старпома Луффи. «Цель визита?». «В таких вопросах я бы подчеркнул слово „туризм“, чтобы было меньше проблем, но я здесь по службе. Как вы знаете, ситуация у нас в мире не стабильная и необходимо строить прочный фундамент именно сейчас…» — Сабо хотел продолжить про «дом, дерево и сына», но потом вспомнил, что мечник живет в замке в лесу и от него только что уехал Зоро. — «Вступая в ряды революционной армии вы будете уверены в завтрашнем дне». «Спасибо, я же жил как-то до этого…» «Вот именно!» — ему лишь нужен был отклик на речь, слова, за которые можно было зацепиться. Здесь как экзамен — говорить нужно все, что знаешь, без остановки, не оставляя ни шанса учителю. — «Раньше вы жили „как-то“, а теперь! Будете ощущать каждый день, дышать полной грудью!» «Перона, готовь ужин на троих, он здесь надолго». Следующий день Сабо посвятил осмотру окрестностей и комнат замка. За это время никто не сдвинулся с места. Михоук только позавтракал и засел за газету с чашкой кофе, который так и стоял на столе, когда Сабо прошел мимо часа через два. Перона долго была в комнате, затем ближе к обеду вышла загорать. Революционер специально остановился, чтобы взглянуть на небо и убедиться, что черная туча еще со вчерашнего дня не ушла, но девушку это не останавливало. Привыкший, что у Драгона еда по часам, Сабо все же спросил, где хранится продовольствие, затем встал у плиты. Пришлось снять и жабо, и рубашку, и жилет, чтобы без жертв приготовить ужин. Михоук даже сходил в погреб за бутылкой вина, ведь «давно не собиралось вместе столько воспитанных и интеллигентных людей». Выпили за мирное сожительство, Перона поспрашивала про стиль Сабо, потрогала хлопковые рукава рубашки и жесткий ворот, затем она вспомнила про рубашку, что сшила для мечника, обменялась взаимными жалобами на то, что другие люди не умеют носить одежду. «Смотрю я на тебя, Сабо, и думаю: вроде бы с Портасом и Монки рос вместе, так почему про рубашки узнал только ты?» «Я очень долгое время провел в революционной армии, отдельно от них, хоть и не по своей воле». На какое-то время оба замолчали и посмотрели в бокалы, но каждый видел в вине разные вещи: кто-то следы еще незабытого прошлого, а кто-то сшитую рубашку, которую Михоук так ни разу и не надел, и думал про армию, в которую можно было бы отправить Дракуля. Перона осушила бокал и ушла к себе, мечник долил им оставшееся вино. Разговор как-то плавно перешел на правительство, а оттуда на Маккиавелли, с которым оба были согласны, а так же с фактом того, что «правитель должен держать людей в жесткой узде; но слепой, как бы крепко не держал повод, далеко не уедет». Сабо еще затронул теорию утопии, которую и так уже мусолили многие, и выдвинул, что ее не существует, потому что у каждого человека свои представления об идеальном мире. Здесь они приостановились, так как Михоук вновь дошел до погреба. «Ты скорее всего будешь единственным человеком, с которым я разделю свое любимое гранатовое вино, но это стоит того». «Мне тоже приятно вести разговор с человеком знающим,» — улыбнулся Сабо и поднял бокал. Это и правда был первый раз, когда обсуждение книг проходило с кем-то, а не в своей голове. — «За нас, за людей, которые пьют ради приятных рассуждений, а не для того, чтобы напиться». Звякнули бокалы и они пересели уже на диван. Хмурые, сомкнутые на переносице брови Михоука были расслаблены, а иной раз чуть поднимались вверх. Разговор сам собой сплетался, из одной темы появлялась другая, за ней еще одна. Книжная проблематика сплеталась с жизнью, Михоук и сам не понимал как, но продолжал говорить и про прошлое, про семью, страсть к мечам и легенду о черном мече «Ёру», даже рассказал, как жил какое-то время на Дресс Роуз. Только про Шанкса почти ничего не поведал, потому что ничего и не знал. Разговор вновь сделал вираж, будто корабль. Перона сонно спустилась на кухню за водой, свет был везде выключен, хотя она и слышала тихие разговоры, но ни на диване, ни за столом их не было. Затем она увидела на полу сапоги и часть плаща мечника, рядом согнулась в колене нога Сабо. Девушка лишь расслышала кусок разговора про трактат Птолемея о созвездиях и поняла, что они были даже не в состоянии стоять у окна. Ближе к полудню девушка вышла из комнаты с той самой рубашкой, про которую вчера велся разговор, пока она не ушла, но обрадовать Сабо не получилось. Они оба все еще спали на ковре, щурясь во сне от редких лучей солнца. Перона взглянула на окна без штор и раскрыла свой зонт рядом с ними, затем принесла из комнаты Михоука его же одеяло. В этот же день мужчина уговорил Сабо остаться еще ненадолго. Вопрос с армией практически не поднимался, ведь здесь все было понятно без дальнейших обсуждений. Во время ужина они попытались вспомнить на чем закончили разговор, но не получилось. Девушка с улыбкой коснулась кромки фарфоровой кружки с чаем и тихо, но так, чтобы они услышали, произнесла: «Вы говорили о звездах…» На следующее утро Сабо позвонил в штаб и условился о том, что за ним уже можно высылать корабль. Несмотря на просьбу, прилетели все равно птицы. Уезжал он в бордовой рубашке. Михоук, прощаясь, снял шляпу, касаясь пышными перьями земли и обмакивая их в пыль. Сабо также в знак уважения снял шляпу и все же после привычно подал руку. То, как медленно, растягивая миг, ему подавали руку в ответ, можно было усмотреть некую игру. В следующую секунду Михоук уже перевернул его руку и поднес тыльной стороной к своим губам. Под полами огромной шляпы не было видно его взгляда, но Сабо почувствовал, что мечник улыбается. Он не сразу выдернул свою руку. Запрыгнув как можно быстрее на спину черной птицы, он вцепился руками в ее перья, обуглившиеся под его ладонями. Сабо посмотрел на руку, которую протянул Михоуку и, улыбнувшись, прикрыл глаза. Морской ветер и соленые брызги освежали. Немного успокоившись, он взглянул на спины двух других птиц и только сейчас понял, что забыл сумку в замке. «Или же стратегически верно оставил,» — поправил себя революционер.