Вавилонское Падение

«Ревность – страшная вещь, она порождает чудовищ». Донцова. Д.

      Вавилон* по праву считался величайшим из чудес своего времени. Построенный на заре человеческой эры, когда люди ещё только начинали вырываться из мрака первобытной дикости, он являлся не просто архитектурным чудом, но ещё и воплощение мечты о будущем. Первый из городов-государств, которым предстояло вырасти по всему миру, был возведён в сердце каменной долины, ограниченной руслами двух полноводных рек – Идигин и Бурану** Одна брала своё начало среди отвесных скал, вторая – в студёном озере. Вместе они несли свои чистые воды через всю долину, превращая бесплодную, пыльную пустошь в цветущий сад.       И там, среди полей ячменя и пшеницы, орошаемых водой из ирригационных каналов, и тучных пастбищ где пастухи выпасали стада коров, раскинулся город, равного которому ещё не было в мире. Восемь невероятно-широких, и вымощенных камнем, проспектов разбегались от центральной площади к восьми воротам воздвигнутым в честь богов-покровителей города. Выполненная глазурованным кирпичом и украшенная рельефными изображениями почитаемых животных, облицовка сверкала в лучах заходящого солнца. Примыкавшие к проспектам узкие переулки были застроены трехэтажными домами, прижавшимися вплотную друг к другу.       Все они, как и было принято в Двуречье, выходили на улицу глухими стенами. Выходы из всех жилых помещений, хозяйственных пристроек и флигелей открывались во внутренние дворы, с фонтанами и растущими вокруг них фруктовыми деревьями. Впрочем, такая роскошь с собственными садами, водопроводом и канализацией была доступна только богатым людям. Простые горожане довольствовались более скромным жильём и двориками с колодцами, что находились в глубине квартилов, и сообщались с улицей посредством тупичков. Бедняки же и вовсе ютились в лачугах или снимали комнатушки в «многоэтажках». И брали воду из каналов.       На их фоне одинаковых построек из кирпича-сырца разбросанные по городу зиккураты выглядели ещё грандиознее. Многоярусные, ступенчатые башни с выступающими террасами и плоскими крышами возвышались над жилыми домами подобно гигантам над толпою карликов. Но даже их величие и слава меркли, в сравнении с сооружением, располагавшимся в центре городской площади и носившем имя Этеменанки***. Оно доминировало над плоской равниной поднимаясь, кажется, выше облаков и воплощая предельно-дерзкий и амбициозный замысел, которому ещё только предстояло обрести форму. Не сейчас, а в далёком пока ещё будущем.       Сие творение ума и рук человеческих, устремлявшиеся в заоблачную высь, находилось в разгаре своего возведения, но даже в недостроенном состоянии потрясало воображение... не столько своим масштабом, сколько инженерной гениальностью, закономерной стройностью и геометрической правильностью. И, конечно скрупулёзной проработкой мельчайших деталей подчинённых общему замыслу. Невероятно-мощное, цилиндрическое «тело» башни состояло из восьми расположенных друг над другом ярусов, при этом каждый следующий был меньше предыдущего. Последний, восьмой ярус с находящимся на нём пока ещё храмом не был завершён.       Поэтому работа над ним не прекращалась с раннего утра до поздней ночи. Гружённые обожжённым кирпичом повозки стекались к подножию грандиозной стройки, а бесчисленные фигурки строителей словно муравьи облепляли лестницы и пандусы,соединившие различные уровни Этеменанки. И пусть сами они рядом со своим творением казались еле-еле заметными тёмными точками, сооружение, сиявшее всеми оттенками багрянца, киновари и царственного пурпура в лучах заката, прославляло величие их труда.       С наступлением вечера и приходом удлинившихся теней, заполнивших собой, кажется, всё пространство, работа на стройке замерла. Однако, даже окутанный звёздным сумерками шумный и многолюдный город не спал. Оживление на его улицах слегка поутихло, но жизнь продолжилась в ресторанах, тавернах и публичных домах. И глядя на мужчин в отделанных бахромой канди и шубату**** и женщин в ярких платья с длинными рукавами трудно было поверить, что ещё совсем недавно здесь была пустошь.       Когда первые люди увидели эту землю, она показалась им прекрасной и чарующей но одновременно, и пугающе-необжитой. Чтобы построить здесь свои дома и возвести храмы им пришлось бы обустраивать этот дикий край собственными силами. Деяние непосильное юному и ещё совсем неопытному человечеству. По крайней мере – без помощи тех, кто сотворил его когда-то в акте чистого самопожертвования и внимательно приглядывали с тех пор. Помощи, на которую примитивные люди не могли рассчитывать.       Прежде Создатели не в появлялись перед теми, кого создали, предпочитая направлять их и подталкивать к самостоятельным открытиям, оставаясь при этом незамеченным. Теперь же всё изменилось – человечество совершило прорыв, и те, кто прежде лишь наблюдали за его прогрессом и не вмешивались, нарушили собственные правила, позволив себе открыться людям. И представ перед ними в обличьях богов избрали себе учеников из числа смертных, коих посвятили во многие тайны, открыв им секреты ремёсел.       Создатели научили их возделывать землю и пользоваться её плодами, как съедобными так и ядовитыми, тем самым заложив ещё и основы медицины. Показали, как строить дома из обожжённого кирпича, заодно познакомив с гончарным искусством. Рассказали о богатствах, что таили в себе земные недра, и о том, как извлечь их и обратить на пользу себе. Именно благодаря им люди постигли премудрость работы с металлом и камнем. И всё же величайшим даром Создателей своим ученикам была письменность. Благодаря ей те, кто закончил учится, смогли не только передать полученное знание соплеменникам, но и сохранить его для потомков.       И так велико было оно, что за несколько коротких лет в долине между двух рек возник процветающий город, поражавший шириной своих улиц и высотой зиккуратов. Величественные и монументальные они были возведены в честь тех, кто помогал строить великий город и кто, время от времени ещё возвращался сюда, чтобы наблюдать за успехами своих подопечных и иногда учить их. Помогать вырываться из тенет дряхлых суеверий навстречу новым открытиям и свершениям. Навстречу будущему, где люди смогут возвыситься над нынешним состоянием и встать вровень со своими Создателями и свободно путешествовать среди вечных звёзд.       Впрочем, не все Создатели довольствовались наблюдением. Некоторые оставались жить в человеческом городе, избрав себе в качестве жилища храмы, возведённые людьми в их честь. Культовые постройки, вознесённые над земной юдолью на вершины величественных зиккуратов, были облицованы драгоценным лазуритом и украшены изображениями животных, которых почитали священными. Чтобы ещё больше выделить их из общего фона, подчеркнув их важность и сакральное значение, каждую террасу раскрашивали в различные цвета и подвергали озеленению, разбивая на открытых солнцу площадках благоуханные фруктовые сады.       Сами святилища оставались запретными для посетителей. Только жрецам дозволялось подниматься на самый верх. Такой порядок оставался неизменным достаточно долгое время и соблюдался неукоснительно. Но со временем различия истёрлись. Жрецы начали селиться на нижних уровнях зиккуратов, как бы подчёркивая свою близость к тем, кому прислуживали и кого во всеуслышание называли богами. Затем и толпы верующих, потянулись к подножьям ступенчатых храмов в надежде получить благословение. При этом, многие из них приносили с собой подношения и дары, которые пытались обменять на покровительство и милость свыше.       Так аскетически-скромные жилища Создателей начали наполняться ненужной в общем-то роскошью. Вавилон был славен мастерами, и все они – гончары и живописцы, резчики по камню и ювелиры, ткачи и вышивальщицы – оставляли у основания пандусов свои творения. Так в храмах появились роскошные ложа, застеленные узорчатыми тканями и златотканой парчой. Столы и кресла, инкрустированные золотом и слоновой костью, которую чужеземные купцы привозили из далёких краёв. Глиняная и стеклянная посуда, затейливо украшенная цветной росписью. Изящное металлическое оружие и, конечно же, цельнотканные узорчатые ковры.       Терракотовые сундуки, ломились от изысканной одежды, которая отличалась яркостью красок и была украшена вышивкой в виде закручивающихся узоров, которые спускались по её широким, ниспадающим складкам. В шкатулках, вырезанных из драгоценной древесины и покрытых прихотливыми орнаментами, хранились украшения – перстни, браслеты, ожерелья и короны, изготовленные из золота и драгоценных камней. А еду, приносимую в храм и вовсе никто не считал: на столах не переводился хрустящий хлеб, блюда из мяса голубей и зайцев, фрукты в числе которых были виноград, яблоки и гранаты. В кувшинах плескалось вино и мёд       Подобное изобилие было в новинку Создателям. В своём родном мире они вели жизнь, присущую скорее отшельникам, поселившимся в уединённом горном монастыре, нежели тем, в чьей власти было наполнять жизнью целые миры... и опустошать их. Будучи долгоживущей расой они старались вести аскетический уклад, намеренно избегая элементов роскоши чтобы не потерять способность радоваться жизни. Некоторые заходили ещё дальше, начиная проповедовать частичный отказ технологий в пользу возврата к земле. Поэтому, оказавшись среди людей, столь высоко ценивших радости и наслаждения жизни Создатели... смутились.       Однако, роскошные покои были не единственной привилегией, доступной живым богам. Каждую ночь преданные жрицы ожидали своих повелителей на ложах, заботливо растеленых в священных опочивальнях. А в канун праздников жриц сменяли юные девы. Их отбирали из числа самых красивых, умных и воспитанных сверстниц, которые могли принадлежать лишь к благородным и аристократическим семействам. Сочетаться с богом считалось великой честью и деву, взошедшую на ложе с одним из них, ожидали почести и уважение, соответствующие её положению. Счастливое семейство получало щедрый откуп и повышало свой социальный статус.       Нельзя сказать, что Создатели любили пользоваться своим правом, однако... проводя долгое время среди раскрепощённых жителей Вавилона многие из них начинали изменяться подобно тому, как сами люди менялись, проводя время в их обществе. И если в начале вид юношей и дев, совокуплявшихся безо всякого стеснения прямо на городской улице казался Создателям неудобным и даже... стесняющим, то со временем они просто перестали обращать внимание на такие сцены. По крайней мере большинство. Некоторые же напротив прониклись почти нездоровым интересом к тому, что прежде вызвало у них лишь недоумение и непонимание.       Именно благодаря их интересу сначала при храмах, а потом и по всему городу начали появляться заведения, в которых обольстительные плясуньи выступали перед зрителями без всякого стыда – а заодно без всякой одежды. Под конец дошло до того, что даже на пирах, где присутствовала публика знатная и уважаемая, девушки начинали снимать одежды, мало помалу обнажая свои тела в завлекательных, исполненных эротизма танцах, пока, наконец, не оставались совершенно нагими. Часто подобные празднества завершались настоящими оргиями, участники которых употребляли не только ячменное пиво и вино, но и одурманивающие курения.       Создатели, разумеется, не принимали участия во всём этом. Они лишь наблюдали, как с их молчаливого попустительства величайший народ древних времен, медленно погрязает в распущенности и, порой, записывали увиденное. Подражая своим богам, люди создали новый вид искусства. Создатели оглянуться не успели, как в построенном ими городе появились и стали приобретать всё большую популярность небольшие терракотовые таблички, на которых были детально изображены различные способы половых актов. Запрета на такие таблички не существовало, поэтому их можно было обнаружить где угодно. В том числе – в самих храмах.       Разглядывая одну из них Атрахасис усмехнулся, представив сколько труда и стараний ушло чтобы создать это весьма сомнительное надо сказать, произведение искусства. А ещё – прикидывая, какие из столь любовно прорисованных позиций повторит этой ночью с одной из вившихся вокруг него дев? А может не с одной, а с несколькими по очереди или же вообще – со всеми и сразу. Масляно-чёрные глаза оторвались от созерцания таблички, испещрённой неприличными рисунками, скользнув по телам четырёх юных жриц, которые со всевозможным старанием обтирали его могучее тело смоченными благовонием в отрезами шёлковой ткани.       Царящий в купальне полумрак не мешал Создателю любоваться красотой их по-девичьи стройных, гладких как мрамор тел. Все жрицы, служившие при его храме истребляли лишние волосы с помощью специальной пасты. И пусть их кожа, не смотря все ухищрения, всё равно не могла сравниться с его собственной, она обладала такой белизной, что светилась во тьме. Эти четверо были прекрасны – хрупкие, белокожие, черноглазые. И сладострастные, как и подобало истинным дочерям Вавилона. Создатель усмехнулся, уже предвкушая в уме чувственные удовольствия, которым собирался предаться в компании четырёх верных и безотказных жриц.       О да! Они обладали большой утончённостью в искусстве любовных утех и сладострастия. А главное – жаждали служить ему на ложе, исполняя любые желания, любые прихоти и капризы. Вот и сейчас стоило Атрахасису ощутить, как от прикосновения их тонких ладоней начинает пробуждаться его мужское естество, как одна из девушек грациозно опустилась на колени, призывно глядя на него снизу вверх. Её большие чёрные глаза сияли на белом лице. Матовая кожа, оттенённая чёрным шёлком рассыпавшихся по плечам волос, казалась почти прозрачной. Красные губы были чувственно полуоткрыты, как будто в ожидании любовного поцелуя...       Юная жрица казалась такой тоненькой и хрупкой в сравнении с возвышающимся над ней Богом. И это только усиливало впечатление от её эротической жертвенности. По-достоинству оценив этот самоотверженный порыв Создатель уже хотел было притянуть девушку к себе, но её выдернули прямо из-под его руки. Опешив от неожиданности он застыл на месте, глядя как её поднимает в воздух некая незримая сила. Несчастная дёргалась всем телом, беспомощно размахивая руками. Похотливое выражение на её лице сменилось страдальческой гримасой. Девушка знала, что сейчас умрёт, но никак не могла понять что же именно её убивает?       Создатель тоже не понимал, хотя и различил в сумраке... неясную призрачную фигуру, очертания которой мерцали и менялись в зависимости от угла зрения. Дальше все произошло очень быстро. Взгляд успел уловить лишь какое-то смутное движение, когда полузадушенная девушка отлетела к стене, брезгливо отброшенная чьей-то неумолимой, не знающей жалости рукой... затем мерцающая фигура устремилась к нему становясь всё более отчётливой...пока Создатель не увидел отражение своего изумлённого лица в охотничьей маске... прежде, чем могучий удар сбил его с ног, он успел пожалеть, что не имел привычки носить с собой оружие...       ...очнувшись от удара Атрахасис открыл глаза, с удивлением осознавая, что всё ещё жив. Он полулежал на топчане из кирпича-сырца, небрежно прислонённый к стене купальни, а над ним склонялось создание, подобного которому он прежде не видел. Рождённая в ином мире эта... самка была красива, но при этом совсем не походила на девушек, сжавшихся от страха в углу. В ней не было ни фарфоровой белизны, ни трогательной ломкости отличавшей дочерей человеческих. Нет, она казалась ему воплощением силы, но, в то же время, была преисполнена и изящества. Дикая, чувственная, полная необузданной первобытной энергии.       Лёгкие доспехи не столько скрывали, сколько подчёркивали совершенство обёрнутого металлической сеткой тела. Идеальное от природы оно было отточено долгими тренировками прошло сквозь пламя закаливших его сражений и теперь поражало рельефной мускулатурой, красиво обозначавшейся под желтоватой кожей, покрытой и крапинками. Гладкая, покрытая узором тонкой, радужно-переливающейся чешуи, едва различимой во влажном сумраке, она обрисовывала каждый мускул, проступавший на бёдрах, плоском животе и руках. Движения гибкого тела отличались пружинистой грацией, которая была присуща лишь расе истинных Хищников.       При этом ей, каким-то непостижимым образом, удавалось сохранять женственность сочетая её со смертоносным изяществом. Даже находясь в столь незавидном положении Атрахасис не мог не скользнуть взглядом по литой груди, прикрытой прикрытой чашечками. И не отметить, что кроме брони представленной наплечниками, нарукавниками, наколенниками самка одета лишь в набедренную повязку, прикрывающую лишь самый... соблазнительный, с мужской точки зрения, участок округлых бёдер. Гладкую, зеркальную маску, так напугавшую его в первые мгновения встречи, самка сняла, позволяя жертве рассмотреть себя во всех деталях.       Для своей расы она, безусловно, являлась красавицей – сочетание аккуратной лобной пластины и не выделявшейся слишком сильно нижней челюсти придавало лицу инопланетной охотницы определённе изящество и даже мягкие, почти женственные очертания. Похожие на крабьи лапки мандибулы довершали сие впечатление своей тонкостью и изящной формой. Её ярко-золотые глаза сидели недостаточного глубоко, чтобы их взгляд казался угрожающим, а украшенные золотыми кольцами дреды, спадавшие чуть ли не до поясницы, придвали образу незнакомки оттенок варварской красоты, усиливавшийся при виде ожерелья из когтей и клыков.       — Ну... привет... – по-возможности дружелюбно и без лишних сейчас движений сказал Атрахасис, разглядывая собеседницу. – Далеко же ты забралась от своего дома. Надеюсь не для того, что забрать мою голову как трофей? А то мне как-то не очень хочется расставаться с ней. Может всё-таки оставишь мне её? Давай, сделай милость, что тебе стоит? Он пытался шутить. Догадывался, что это бесполезно, но всё же попробовал, надеясь если не очаровать невозмутимую охотницу то, по крайней мере, сбить с толку.       Он хотел добавить ещё что-нибудь, но осёкся, услышав... аплодисменты. Сдержанные, хлопки, раздавшиеся за спиной Хищницы. Того, кто проскользнул в купальню следом за ней, ре не решился бы назвать собратом, хотя они и принадлежали к одному виду. Вошедший был молчалив и пугающе мрачен. Его длиннополое одеяние, напоминавшее просторный плащ с капюшоном, скрадывало очертания фигуры, усиливая загадочность образа. И казалось, что сама ночь приняла зримый облик, воплотившись в чёрной фигуре. Он заслужил прозвание Падший. Встав рядом с Хищницей, он и обнял её за талию, положив белоснежную ладонь на крутое бедро.       — Как же низко ты пал, Атрахасис, – он сказал это, как выплюнул, даже не пытаясь скрывать презрения в голосе. – Заигрываешь с моей супругой, во то время, как твоя ждёт тебя на другом краю вселенной. Хищница мотнула головой, рассыпая по плечам отростки дредов. При этом она глядела на него так, словно едва сдерживалась, чтобы не убить на месте. В ненависти, объединившей их, эти двое воистину были едины. Атрахасис ощутил как в душе волной поднимается страх. Они точно собирались прикончить его.       — Я смотрю, ты тут неплохо устроился, – протянул, тем временем, Падший плавно ускользая от своей спутницы. Его движения исполненные ломаной и какой-то неестественной грации завораживали. Он не спешил, скользя из одного конца купальни в другой и чёрный плащ вился за ним, словно крылья ночи. Остановившись рядом с тремя оставшимися в живых жрицами он окинул их внимательным взглядом. – Завёл себе маленький гарем? Ну что за падение нравов? Или это такой способ обогатить человеческую культуру? Аттури фыркнула и, выщелкнув наручные лезвия, молниеносным движением приставила их к горлу Атрахасиса.       — На твою беду Аттури не жалует изменщиков. – Ишхиар поднял указательный палец вверх в весьма многозначительном жесте. – Сам понимаешь, женская солидарность и всё такое. Обычно Охотники склонны вести одиночный образ жизни и неохотно объединяются в пары, но если такое всё же случается до конца жизни... обычно – одного из супругов. Неверность же карается смертью. А перед этим изменника лишают кое чего ненужного... если ты конечно понимаешь о чём я. Аттури, защёлкала жвалами, скользнув кончиками лезвий вниз по шее и груди к животу. Атрахасис понимал, что это лишь тактика запугивания, однако она работала.       — Чего ты хочешь, Ишхиар? – спросил Атрахасис стараясь голосом не выдать глубины охватывавшего его теперь страха.       — Я пришёл взглянуть в лицо последнему из тех, кто предал меня, – прошипел Падший неожиданно-быстрым движением оказываясь рядом с Хищницей и выпростав руки из складок рукавов, он манерным жестом откинул капюшон. Дал пленнику рассмотреть своё красивое, но словно бы затенённое невидимой тенью, лицо. Его взгляд был тёмен и тяжёл, в антрацитово-черных глазах будто полыхало багровое пламя. Атрахасис с трудом выдержал это, осознав, наконец, что ему не спастись. Возмездие настигло его.       — Остальные отомстят за мою смерть, – собравшись с духом произнёс Атрахасис, глядя в лицо возвышавшемуся над ним могучему созданию исполненному беспредельной злобы. Он мог бы сказать Ишхиару, что не он тогда принял решение улетать, не дожидаясь отставшего товарища, что порой одному члену команды приходится пожертвовать жизнью, чтобы выжили остальное, но не стал. Понял, что спорить с этим уже бесполезно. Никакие слова не могли переубедить Ишхиара и, тем более, заставить его остановиться.       — Думаю, им будет не до этого, – безумная улыбка, искривившая губы Ишхиара очень не понравилась Атрахасису. – Я в курсе вашего амбициозного проекта по развитию региона. Вы надеетесь закрепиться здесь, иначе не назвали бы город «Вратами Богов». А зиккурат который вы здесь строите, не просто космодром, а символ соприкосновения земли и неба. Я здесь чтобы нанести удар по этому символу, разрушить его до основания. А когда эта башня рухнет, люди Двуречья навсегда откажутся от идеи встать вровень с богами предпочтя невежество и смирение развитию. Я остановлю прогресс человечества. Вы создаёте, а я разрушаю!       — Конечно, ни на что другое ты не способен, – презрительно скривил губы Атрахасис. – Слышал о твоём фиаско в Акан­му­ле. Тебе пришлось уничтожить целую цивилизацию чтобы сдержать тварей, которых ты собирался использовать в войне против нас. Что ты чувствовал, когда твоя "армия" обернулась против тебя? Хоть понял, что сам себя за задницу укусил? Ты не удержишь кайндэ под своим контролем, Ишхиар. Эти твари никогда никому не подчинялись и тебе не подчиняться. Они поглотят тебя если продолжишь.       — Может и так – неожиданно легко согласился Падший, отодвигаясь. – Может быть им и правда удастся сожрать меня, а вместе со мной и эту поганую планету, а может и нет. Но в любом случае ты этого не увидишь... как и Вавилонского Падения. По его короткому кивку Аттури одним взмахом руки переразала Атрахасису горло до самого позвоночника, а затем столь же отточеным движением вырвала из груди содрогавшегося в агонии Создателя сердце... которое, как известно, не нужно всем изменникам.       — Зачем? – спросил Ишхиар, на пути к выходу из купальни, когда Аттури вручила ему содрогающийся в последнем биении орган. Затем и вовсе отбросил его в сторону, брезгливо вытер ладонь о ткань чёрного плаща. Крови он любил. Вообще.       — Чтобы ты хоть раз замарал руки! – фыркнула Хищница искоса поглядев на спутника. Её жёлтые глаза угрожающе сверкали из-под низко нависающего лба. – Или, может быть, ты думал, что я каждый раз буду делать за тебя всю грязную работу?       — Брось, я знаю что тебе... нравится работать ручками – Падший Создатель усмехнулся, даже не пытаясь скрыть пошлый намёк.       Шутка принадлежала к числу тех, которыми двое обменивались время от времени и при других обстоятельствах, обязательно вызвали бы у Аттури серию ухающих и шипящих звуков, обозначающих смех. Но сейчас, попытка развеселить её провалилась. Более того, она стала даже злее, чем была мгновение назад. Её жвала раскрылись, выражая совершенно нездоровое возбуждение.       — Это тебе, я смотрю понравились эти вавилонские блудницы! Ну конечно, для тебе же любая хороша, у кого есть пара сисек и дырка. А к чему они прикреплены дело уже десятое, верно?! – наконец произнесла Аттури, ткнув Ишхиара локтем в плечо. Не сильно, но всё же достаточно, чтобы мужчина потерял равновесие на ходу и врезался в ближайшую стену. Схватившись за стену он проницательно поглядел на свою спутницу. В чёрных глазах не было гнева или даже возмущения. До него уже начало доходить...       — Что? Да у меня и в мыслях не было... – пытался оправдаться Создатель, но было уже поздно. Хищница схватила его за отворот плаща и развернула себе, впечатывая в стену. Как бы предоставляя возможность прочувствовать силу охватившей её ярости.       Ишхиар знал, когда Аттури в таком состоянии, даже самые твердолобые Охотники из её клана предпочитали держаться подальше. Те же, из чьих голов старательные инструктора так и не сумели до конца выбить инстинкт самосохранения, и вовсе расползались по углам и прятались в страхе, уповая, что разъярённая Хищница не заметит их и пройдёт мимо. Потому что в таком состоянии Аттури не различала правых и виноватых – доставалось всем, в том числе непричастным и даже случайным свидетелям.       Самое время было убегать и прятаться, но Ишхиар никогда не боялся свою советницу и боевую подругу, которая, по совместительству, была его супругой. Нет, Падший Создатель никогда не боялся свою Хищницу, чем, между прочим, заслужил безмолвное уважение всего клана. А потому достойно встретил её острый, как отточенное лезвие, взгляд. Мир, казалось, замер, когда друг другу противостояли эти двое. Инопланетная рептилия, чьё тело идеальное, во всех отношениях между прочим, излучало убийственную ярость каждой своей клеточкой и белокожий гигант, окутанный ореолом спокойствия. Мраморно неподвижный и невозмутимый.       — Ага, не было там у него, – фыркнула Аттури, всем своим видом выражая презрение к его попыткам ввести себя в заблуждение, но по ней было видно, что решимости у неё слегка поубавилось. Сжимавшие чёрную ткань желтовато-крапчатые пальцы едва заметно дрогнули, будто в неуверенности, но хватку, тем не менее, не разжали. Хищница никогда не выпускала добычу из своих когтей. – Тогда почему блудницы ещё живы?! Мы не оставляем свидетелей, никогда. Так что давай. Убей этих троих, сейчас же!       Ишхиар прищурился – в словах Аттури был смысл. Обычно он и правда не показывался в открытую, предпочитал направлять течение событий в нужное русло, оставаясь при этом не замеченным. Скрываясь в тенях и манипулируя чужими жизнями, а подчас принося в жертву будущее целых народов, он наращивал влияние, медленно, но верно приближался к своей... нет теперь уже к их цели. Поэтому Аттури была права – излишнее внимание им ни к чему. Особенно перед началом вторжения в регион. И всё же...       — Это же не по Кодексу, – заметил Ишхиар, вглядываясь в глаза спутницы. Недавние события в Пирамиде были ещё слишком свежи в памяти. Чудовища, которых он планировал использовать против своих бывших собратьев, вырвались на свободу принялись уничтожать всё, что он создал с таким трудом и при поддержке новых союзников. Ситуация практически мгновенно вышла из-под контроля. Твари с пугающей скоростью расползлись по Пирамиде, убивая жрецов и хищников, оказавшихся у них на пути.       В конце концов выжили только Падший и Хищница. Но даже вместе, сражаясь плечом к плечу, они не смогли пробиться к выходу и оказались окружены. Ситуация была безвыходной и Хищница уже готовилась пасть в неравном бою. Пожертвовать своей жизнью чтобы сохранить честь. Ему пришлось срывать с её руки уже активированное и приведённое в действие устройство самоуничтожения, а потом затаскивать на борт космического корабля упиравшуюся Хищницу, которая не была ему благодарна.       Напротив, она считала себя опозоренной и в ярости приставила двухлезвийный клинок к его горлу, намереваясь смыть с себя этот позор его кровью. Аттури была буквально в шаге от того чтобы собственноручно лишить его жизни, и лишь сила их привязанности друг к другу и его дар убеждения помогли избежать подобного развития событий. Ишхиар понимал, что в тот раз ему дьявольски повезло и зарёкся испытывать Судьбу, стараясь больше не нарушать строгий Кодекс Охотников в присутствии одной из Охотниц.       И поплатился за это. Реакция компаньонки озадачила Создателя – в прошлый раз она чуть не убила его за то, чем упрекала сейчас. Не сумев разобраться в этом противоречии он посмотрел Аттури, ожидая, когда та поумерит агрессивность и объяснится.       — Ничего, я из-за тебя уже столько правил нарушила... – Хищница нарочито-ленивым, излишне грациозным жестом хлопнула себя по крутому бедру, вынула из специальных ножен металлический диск, ранее казавшийся лишь частью её амуниции. – ...так что одним больше, одним меньше – какая теперь разница? Убей их! С этими словами Аттури едва ли не силой впихнула оружие ему в руку и, отпустив отворот мантии, отступила на шаг, пристально наблюдая за его поведением. При этом её жёсткий взгляд не оставлял сомнений, в том, что она готова прикончить его и за мгновение промедления. Ему достаточно было дать хотя бы намёк на слабину.       — Да, пожалуйста, – Ишхиар фыркнул, ощущая, как диск оживает в пальцах. Его края засветились, развернув раздвигающиеся, коварные лезвия. Брошенный рукой Падшего диск промелькнул в воздухе, рассекая девичьи тела и, описав дугу, вернулся обратно в его руки. Всё произошло так быстро, что несчастные не успели понять, что именно их превратило их тела в кровавый фарш.       — Довольна? – спросил Ишхиар, стряхивая капельки крови, оставшиеся на режущей кромке и протягивая Аттури её оружие.       — Нет, – без намека на довольство в голосе, прошипела та, убрав сослужившее свою службу оружие обратно в ножны. – И не смей даже смотреть в чью-либо сторону! Ты мой и должен смотреть только на меня. Всегда и в любой ситуации – только на меня.       — Какая страсть, – то ли с восхищением, то ли со скрытой иронией протянул Ишхиар, пытаясь приобнять Аттури, за что получил по рукам. В этот раз она даже не пыталась быть осторожной. Её когтистая ладонь хлестко отвела его длинные красивые пальцы от своей талии. Ручная броня с глухим звуком ударилась о ребристую поверхность элефантина, сокрытую чёрной тканью.       — Я предупредила, – Хищница угрожающие щёлкнула жвалами и с гордым до предела видом направилась к выходу, однако в последний момент передумала и развернулась чтобы добавить ещё пару предостережений уже исключительно для острастки. – Или в следующий раз, я уже тебя лишу кое-чего бесполезного. Того, что болтается у тебя без дела и чем ты явно не пользуешься.       — Это чего же? – заинтересовался Ишхиар, догоняя Аттури. Полы его длинного плаща распахнулись от быстрой ходьбы, сделав обладателя похожим на чёрный призрак, бесшумно скользящий над плитами пола. При этом кажущаяся мрачность его образа не вязалась ни с игривыми нотками в голосе, ни с улыбкой, изогнувшей очерченные губы. Он явно не воспринял её угрозу всерьёз.       — Твоей головы, – мрачно посулила Аттури, не оценив ни его хорошего настроения, ни уж тем более, неприличного намёка в последнем вопросе. – Ты ведь не ею думаешь. Только место на плечах зря занимает. А я повешу её на видном месте, в Зале Трофеев. Буду заботиться, протирать и любоваться на досуге. Вспоминать, как стёрла эту самодовольную ухмылку с твоего лица.       — Ну ты даёшь, – Создатель покачав головой и коротко резюмировал. – Ты страшная женщина, Аттури. И хотя тон его остался прежним, даже стороннему наблюдателю было бы ясно, что он не столь невозмутим, как хочет казаться. Ей всё же удалось если и не нагнать на него страху, то, по крайней мере заставить задуматься и поостеречься. Во всё, что касается противоположного пола.       — Бойся меня, Ишхиар! – почувствовав слабину Хищница повторно щелкнула жвалами, как бы давая понять что в данный момент не заинтересована в его навязчивых ухаживаниях. Но несмотря на это Создатель всё же приобнял её за плечо и с проникновенностью, которой едва ли можно было ожидать от столь ожесточённого и запутавшегося в тенетах лжи существа, произнёс:       — Ты единственная женщина в моей жизни. Всегда была... всегда будешь... – Аттури недоверчиво фыркнула, но всё же приняла это признание с достоинством истинной дочери своего народа и они вместе продолжили путь к выходу из лабиринтов зиккурата.       — Пойдём, устроим им Вавилонское Падение, – свирепо оскалилась Хищница и, прежде чем исчезнуть, растворившись в сгустившихся сумерках, бросила своему спутнику многозначительный взгляд. Падший улыбнулся в ответ, скрывая лицо тенью капюшона.       Вавилонское Падение... пожалуй, это ему нравилось. И уж точно ему нравилось, когда его Хищница была такой.