Взрослый Тихонов

Ваня наклоняется к Холодову, заглядывая тому через правое плечо в журнал. Улику с так нужными потожировыми и отпечатками пальцев. А Тихонову смешно, и он несдержанно присвистывает, словно представил что-то откровенное в голове. - Тихонов, ну на что ты здесь пялишься? — Андрей сводит брови на переносице, и в голосе звучит явный укор. Но Ванька даже не чувствует себя нашкодившим котёнком. Губы его всё так же растянуты в полуулыбке. — Когда ж ты уже повзрослеешь? Когда, наконец, что-то серьёзное в твоей башке появится? — будто сам себе говорит Холодов, после чего ещё ниже наклоняется к вещдоку: он искал — он нашёл. Самый чёткий отпечаток. - Ни-ког-да, — чеканит Тихонов и вздыхает, как будто от безысходности. — Меня останавливает богатый жизненный опыт. Последний — ярчайший пример перед глазами, — воспоминания в мыслях пробегают цветной кинолентой, и по спине ползёт дрожь. Он видел своими глазами, он вдыхал странный смрад, где смешались кровь и отчаяние. От этого ещё больше не по себе, от этого хочется спрятаться в кокон, но картинка в журнале опять отвлекает. Взгляд Тихонова плотно прикован к глянцевой страничке. — Вон тот, который битого стекла ночью наглотался от несчастной любви, — интуитивно он качает головой в сторону двери, давая понять, что это произошло не здесь. Парой этажей ниже, парой помещений левее. — Вот у него — серьёзно, — хочется сплюнуть. От отвращения. То ли к бесхребетному парню, попавшему слишком сильно на любовь, то ли к себе. А почему? Да потому что такой же. Но хакер сдерживается и, упираясь ладонями в спинку стула Холодова, неуверенным движением наклоняется. Ведь слышит же, что компьютер начал свою работу — сверку с базой данных. - Ну, не все ж такие стервы, — Андрей пожимает плечами. И он снова не в этом разговоре. Он увлечён перескакивающими цифрами на экране, а не Тихоновым, настойчиво нависающим над ним. — Говорят, бывают нормальные, — губы складываются трубочкой, и тупой смешок сам слетает с его языка: — Где-то... - У нас единственная нормальная, — Ваня закатывает глаза. Ему даже почти и не интересен этот разговор, вернувшийся к началу. Началу нотаций в сторону горделивого Ваньки. Только сердце его как-то привычно, но сейчас — особенно болезненно трепещет в груди. — И та — в морге, — выдыхает парень вместо точки, а ураган чувств внутри не успокаивается. Он сносит остатки разумного, и Ваня вытирает вспотевшие ладони прямо о джинсы. Настойчиво, яростно возит ими вверх-вниз по грубой ткани. Словно себя пытается полностью стереть с этого места. Из этого момента. У Тихонова даже всё опускается в пятки, когда от дверей раздаётся знакомый голос: — Уже не в морге. Андрей спокойно разворачивается на стуле, успевая подхватить выплюнутую принтером бумажку. Антонова влетает радостная. В тёмно-синем строгом костюме с приталенным пиджаком и узкой юбкой, едва прикрывающей колени. А на лице — озаряющая всё вокруг улыбка. Та улыбка, за которую коллеги так сильно любят женщину. И Ванька тоже любит, как бы ни упрямился, говоря, что Валя — обычная. Сердце-то говорит, что необычная. Говорит каждый раз, когда у них совещание, и она отчитывается, с забавной серьёзностью перебирая в руках бумаги. Когда они в буфете, а блондинка не пьёт ни чай, ни кофе — просто смотрит, потому что за компанию пришла. Когда они случайно сталкиваются в коридоре, роняя её документы и его провода для техники, смеются и вместе собирают. Когда едут в одном лифте после долгого рабочего дня, и он зачем-то нарочито громко вдыхает, стараясь запомнить аромат её любимых духов, а она улыбается и едва пресекает желание потрепать его по непослушным волосам. Только вот он всё бы на свете отдал, лишь бы она не останавливала себя и просто прикасалась, даря тепло. Даря нежность. От которых в любое время дня и ночи сердце его готово выпрыгивать из груди. - Перерыв обеденный длится уже двадцать минут, а вы закрылись опять в своей коробке, — Антонова складывает руки на груди, неодобрительно качая головой. Она смешная, когда заботится и делает вид, будто знает лучше всех. — Давайте в буфет. Бегом, — она разворачивается на каблуках и выходит, а у Вани в сознании отпечатываются только дробные удары по холодным полам офиса. Тихонов срывается с места первым. Знает, что может сделать единственный неверный шаг — и тогда полетит, как по наклонной. Полы скользкие, поэтому в своих кедах он должен быть предельно осторожен. Одно дело — протереть пятой точкой порог переговорной, другое — распластаться прямо перед Валей, прекрасно понимая, что нос — в кровь. Но он не слушает внутренний голос. Слышит только ветер в ушах, жужжащий и звенящий. Не бежит. Летит так, словно сзади за ним гонится стая бешеных собак. Да и он сам, наверное, бешеный. Потому что, нагоняя Антонову, останавливает её, притягивает наглыми руками за талию к себе и всего лишь целует, пока она опомниться не успевает. Она сначала от шока застывает, точно облитая ледяной водой. А потом неожиданно для себя расслабляется, отвечая на поцелуй хакера. И к чёрту даже целый офис — лаборантов, открывших в изумлении рты, и Холодова, щенячьими глазами смотрящего на них и прижимающего к себе папку. Как самое дорогое, что у него есть. Для полноты картины не хватает лишь музыки, которая откуда-то звучит, но потом смолкает. Вызов, видимо, сбросили, и это чуть отрезвляет пылкого Ваню. Он отстраняет губы, не размыкая объятий. - Тихонов, — на выдохе комментирует Валя. И больше слов у неё нет. Она смотрит в большие карие глаза, которые за многие годы изучила, и не понимает, что не так. Что дёрнуло Ваню сразу с места в карьер. - Повзрослел, — уточняющим тоном произносит парень, потому что будто видит в красивых синих глазах вопрос. Будто слышит его, звучащим прямо в мыслях блондинки. — И это более, чем серьёзно, — и не совсем понятно, на поцелуй Ваня намекает или на свою взрослость. Или и на то, и на другое одновременно.