Она любила его и ненавидела.

      Утром того дня, когда трибуты отправились на арену, Эффи была в не себя, потому что все хлопоты опять свалились на её плечи. Надев очередное сумасшедше-прекрасное платье, она ощутила, как все начинается сначала. Она даже немного испугалась столь чёткому де жа вю, но потом успокоилась, потому что любые две недели Игр каждый год начинаются действительно одинаково. Какое начало, такой и конец. Он, к сожалению, тоже всегда одинаково плачевный. Однако внутри все ещё теплилась надежда на то, что в этот раз все будет по-другому. «И я наконец то переведусь в достойный дистрикт.» — думала капитолийская дива, сидя за обеденным столом. Её размышления прервались тяжёлыми шагами и тем, как Хеймитч грузно упал на стул. Он молча подпер голову руками, не подняв на неё взгляд, и закрыл глаза. — Доброе утро, Хеймитч. Болезнь вчерашнего вечера? — спросила Тринкет, орудуя вилкой и ножом. Он ничего не ответил, продолжая сидеть за столом с опущенной головой. — Хеймитч? — повторила она, стараясь заглянуть ему в лицо, — ты чего? — Ничего, — буркнул он, убрав волосы с лица, и принялся за еду. Эффи посмотрела в его затуманенные, уставшие глаза, которые глядели в никуда, медленно моргая. Ментор заторможенно пережевывал еду, не притрагивался к коньяку, с котрого начиналось его обычное утро, и это настораживало сопровождающую. — Мистер Эбернети, — официально обратилась она, поправив солнечный парик тонкими пальцами, — ты помнишь про сегодняшние встречи со спонсорами? — Слушай, отстань. И без тебя голова раскалывается, — раздраженно произнес мужчина, заставив ту вспыхнуть и поджать губы. — Как ты разговариваешь со мной? — Как хочу, так и разговариваю. Ты мне кто? — Это культура и нормы морали, Хеймитч, — нравоучительно проговорила Тринкет. — Не шутишь? Иди расскажи этим гнилым капитолийцам, что детские смерти тоже развлечение так себе. Тебя в задницу засунут! И вообще, не беси меня. Он встал из-за стола, оставив почти полную тарелку еды, и покинул её общество. Следом Тринкет услышала грохот, который заставил её вздрогнуть. Встревоженная она вышла в гостиную и увидела его, упавшего там, где можно было: на диван. Театрально закатив глаза, женщина продолжила свою трапезу, обдумывая все дипломатические ходы предстоящей встречи.       В течение дня все больше и больше её удивляло поведение Хеймитча. Он не спустился в зал, где обычно собираются все наставники перед началом Голодных Игр. Его персону она не нашла в компании Рубаки и легкомысленных девиц. Он не занимал своими шутками молодых победителей, которые очень и очень уважают его. Более того, все спрашивали у неё не по разу, куда подевался ментор Двенадцатого.       По приходе в номер Эффи тоже его не обнаружила развалившимся на диване с бутылкой чего-то горячительного. Заглянув в мини-бар, Эффи очень удивилась, что там не хватает лишь одной бутылки виски, а все остальное на местах. Проверив все, она с каким-то странным волнением пошла по тёмному коридору к его комнате. Тихо постучав, приоткрыла дверь и увидела Хеймитча, во сне распластавшегося на кровати в одних пижамных штанах, которые, она была уверена, он даже не снимал за сегодня. Тут же её взгляд переметнулся на окно, потому что лицо обдало прохладным вечерним ветром, залетевшего из окна. Тринкет бесшумно, как мышь, вошла в спальню и закрыла источник прохлады, оставив небольшую щель. — Я просил тебя? — произнес спящий голос. Сон победителя всегда был поверхностным, не считая пьяного угара, поэтому он услышал её. — Неужели ты решил устроить тут вытрезвительник? — спокойно спросила сопровождающая, глянув на ментора, который даже не менял позы сна. К её удивлению, он не выплюнул никакой едкости, лишь вздохнул громче прежнего. Эффи подошла к нему, присела на кровать, дотронувшись рукой сильной спины и ощутила такой жар, который мог бы её обжечь, не одерни она руку. — Хеймитч, ты заболел, — предположила она, прикасаясь к его лбу, — нужно вызвать врача. — Не надо никаких врачей, — через силу возмутился Эбернети, — ненавижу этих лицемерных уродов. — Ладно, — согласилась Эффи и вышла из его комнаты. Хеймитч облегчённо выдохнул, сгребая рукой под себя подушку, не вспоминая про валающееся на полу одеяло. В это время Тринкет сняла парик и переоделась в более простое, даже домашнее платье, чтоб быть похожей на человека. Затем она пошла к столу, налила горячий чай, положив туда ложку мёда, и вернулась к нему. — Хеймитч, — позвала она ласковым голосом, вновь присев на край кровати, — держи. Выпей. Тот не обратил на неё должного внимания, издав отрицательное мычание. — Знаешь, вообще-то я решила позаботиться о тебе, — обиженно сказала Эффи, держа в руках кружку. В этот момент ментор лениво перевернулся на спину и сел, глядя на эскорта. Он не нашёл в ней той, с кем говорил утром, и это не могло не радовать. Перед ним сидит прекрасная женщина с глубочайшими глазами и милой улыбкой, так яро это в себе ненавидящая. Она протянула ему чашку, опустив вниз глаза. — Это что? — севшим голосом, спросил он, принимая из её рук напиток, — отравить решила? — Это чай с мёдом. Если б я хотела, давно отравила бы уже, — ответила она, наблюдая, как дёргается его кадык, когда он глотает. — Ты столько моментов упустила, детка, — выдал Хеймитч, немного повеселев. — Нужно померить температуру, — невольно оглядывая его тело, сказала Эффи, пропустив жгучую колкость, и протянула градусник, — так, а теперь ложись. Эбернети послушно лёг, не желая оспаривать её слова, зажимая градусник. Тринкет нашла в комоде тёплые носки и заботливо надела ему на ноги, подняв одеяло с пола, накрыла им мужчину. — Ты пил? — нахмурилась капитолийка, увидев бутылку виски, — ты с ума сошёл? У тебя температура! Ментор ничего не ответил, закрыв тяжёлые веки. — Я умру? — поинтересовался он. — Нет, — сказала сопровождающая, забрав у него пикающий термометр, — от простуды ещё никто не умирал. — Жаль, — с наигранной обидой промолвил Хеймитч, — Чего это ты вообще заботишься обо мне? Эффи впала в ступор, не зная, что ответить, ощутила, как на щеках проступил румянец. — Я привыкла чувствовать себя нужной, — наконец выдавила она, — пусть ты не ценишь… — С чего ты взяла? — Знаешь, ты все чаще заставляешь себя ненавидеть, — развернувшись лицом, ответила Тринкет. — Ты тоже. Ему приходилось заставлять себя говорить, потому что состояние было вовсе не для разговоров. — Ладно, я приду чуть позже. Она наклонилась и невесомо коснулась своими губами уголка его губ, впервые позволяя себе такое. — Я б предложил тебе остаться, но ты тоже можешь... — начал Хеймитч. — Я могу, если ты хочешь, — перебила его Эффи, мигом пожалев о своих словах. Он медленно кивнул, отгибая одеяло. Тринкет не оставалось выбора, как лечь рядом, наслаждаясь его нежностью, вызванной вирусом. Она подняла на него взгляд, приподнявшись на локте, выискивая причину, чтоб получить хоть каплю его ласки. Однако за Хеймитчем не заржавело — он лёгким движением повлек её к себе, принуждая их губы слиться в поцелуе. Эффи со всем трепетом ответила на поцелуй, желая его всем сердцем. Она робко коснулась его щеки ладонью, исцеляя своими прикосновениями. Он не знал, что толкнуло его на это, что заставило подпустить к себе. Эбернети лишь положил руку на её поясницу и повел ниже так аккуратно, чтоб не спугнуть эту птичку. Её губы плавятся под его губами, а его лёд тает от её тепла. Они не знают, что это за болезнь. Но, по мне, ответ очевиден — любовь.