до прибытия

      На перроне в утреннюю рань, на рассвете, совсем пусто. В зеленых кронах слышны переливы птичьих трелей, которые станут еще звонче, еще живее через пару часов, когда поднимется солнце.       И в воздухе вперемешку со свежестью, пробежавшей вниз по спине за ворот выглаженной рубашки, повисает мягкое тепло, мазнувшее по щекам и носу дуновением ветра.       До прибытия электрички до Мюнхена еще порядка десяти минут.       — Надумал проспать утренний рейс, а, Джонс? — беззлобно смеется Гилберт и вновь встряхивает приятеля за плечо. Тот все никак не проснется — неудивительно после ночи за документацией с перерывами на экс-Пруссию — и возвращается в положение полусидя, головой в чужое плечо.       Гилберт улыбаться не перестает, но замолкает и запрокидывает голову, переключая внимание на бабочек с крылышками-витражами. От цветка к цветку, переливаясь на солнечном свету подобно самоцветам. Слепят глаза, искрясь и чуть слышно звеня.       Плитка понемногу нагревается, но недостаточно быстро для того чтобы трава по краям, блеснув росой, высохла и закачалась в такт ветреному шепоту.       Альфред со вздохом трет усыпанную конопушками переносицу и проверяет в нагрудном кармане очки. «Смешной,» — думает Гилберт, зная о том, что Альфреду и без них живется неплохо. Но он не он без вогнутых стекол в темно-красной оправе, так же как сам Гилберт не Гилберт без улыбки-полуоскала и высоких тяжелых ботинок.       Однако сегодняшнее утро настолько свободно-летнее, с коротким перестуком колес почтового поезда, запахом травы и машинной смазки, с первыми кличами петухов, что Гилберт бодро отстукивает носками берцев по серой плитке.       Ну, может, не для всех оно доброе.       Как бы Альфред ни старался, темные полукруги под глазами скрыть не удалось, а сотовый остался где-то на столе в домике Гилберта. Черт с ним. С телефоном тоже. И с конференцией.       Зато погода приятная. С выжженными калифорнийским солнцем волосами играется легкий ветер и заставляет пестрые тени листьев бегать по груди и ногам. Гилберт отвлеченно ерошит приглаженную челку, не обращая внимание на возмущенное сопение, и ловко поправляет чужой темно-голубой галстук.       — Пять минут, Джонс!       «Да-да, а я уже и забыл,» — невнятно кивает Альфред и закатывает глаза, но полу-улыбка и пальцы на чужом колене его выдают.       Уже под стук колес приближающегося поезда Гилберт роется в кармане форменных камуфляжных штанов и передает вспыхивающий оповещениями смартфон.       — У тебя на лице что-то, — тянет Альфред и, выждав паузу с замешательством Гилберта, мажет пахнущими лимонной карамелью губами по острой бледной скуле.       На ответ «похмелье и мой поцелуй», сбивчивый от довольного хохота, Гилберт чуть ли не запинывает Альфреда в открывшиеся двери пустой электрички, смеясь не менее довольно. У него самого в планах добраться до Мюнхена, хотя бы для того чтобы сверкнуть полосатой альфредовской рубашкой после конференции.