Завершенность

- А ведь я тебе почти поверил, христианин. Прозвучавшая в голосе Ивара Бескостного злая ирония, вышла в равной степени издевкой над самим собой. Зато это смогло скрыть то, что Ивар почувствовал на самом деле. При виде брошенного перед ним на колени епископа Хемунда. Доставшегося ему заодно с отвоеванным Каттегатом и троном, что совсем недолго занимал его отец. О встрече с которым маленький Ивар мечтал, взобравшись посреди ночи на запретное для всех и желанное для многих место. Недосягаемое для него, вынужденного передвигаться ползком калеки и младшего из сыновей легендарного Рагнара Лодброка. Доставшихся ему по праву. Чтобы не заливала с постной миной Лагерта. Которая, уйдя от мужа, взявшего другую жену, утратила все свои якобы права. Доставшихся по праву сильного. Сила без ума стоит немногого. Сила духа перевесит и не такое, вместе взятое. Ивар смотрел на Хемунда, очередной раз побежденного, но нисколько не сломленного, и радовался. Тому, что не дал увидеть взметнувшихся при виде него волной чувств. Поднявших с самого дна души все пережитое недавно разочарование, всю горечь и всю… обиду. Он ведь не почти, как сказал, а действительно поверил. Всего на миг, но тот был. И так из-за этого было теперь гнусно! А Хемунд тем временем почему-то думал вовсе не о ждущей его впереди чудовищной участи. Его грызло чувство вины. Он обманул того, кто несколько раз все равно, что спас ему жизнь – даровал возможность ее сохранить. Причем, не теряя лица. Того, кто так искренне, словно не умеющие лгать светлые душой дети, сказал, что восхищается им. Что хотел бы быть таким же, как он. Здоровым и сильным. Великим воином. Как будто последнее нельзя отнести к Ивару Бескостному, одному повергающему множество атакующих в страх и оцепенение лишь своим именем, и без этого. Силы ему тоже не занимать. Обмануть доверившегося всей душой – невелика честь. - Если тебе станет от этого легче – тогда я сам поверил в это. Зачем только он это сказал ему в ответ… Стыдно стало. Чего из-за издевательски-насмешливых слов, порожденных едким чувством вины, в свою очередь стало незаметно. Вина, стыд – то, с чем епископ Хемунд жил все последнее время. Раскаяние тоже. Но не в том, в чем надо. В смысле, нисколько не надо наоборот! Как тут не запутаться… - Оставьте меня с ним. – не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Ивар всем разом, после чего они с предателем-христианином оказались наедине. Прихватив железный костыль, Ивар Бескостный спустился с трона. С еще меньшей грацией епископ Хемунд пересел с колен на задницу, и потер изрядно намятые бока. Гордо вставать на ноги поостерегся, боясь некрасиво грохнуться носом в пол – по башке ему тоже от души треснули. «Тронный зал» бесперебойно вертелся мельничным колесом. - Облегчи душу, как там у вас принято. Договаривай. Вижу же, что хочешь. – смешливо ощерился новый конунг Каттегата, чувствуя к поверженному не другу, но и не врагу крайне сложную смесь чувств. От злости и страстного желания оторвать голову до щемящей грусти, желания ободряюще потрепать по плечу. А потом все равно снести голову. Хемунд окончательно понял, что ему в любом случае не жить. Вижу, что хочешь, значит… Так вот пусть тогда дальше Ивар живет с этим! Ему-то проще, вообще ничего не надо, природой из-за здоровья не дано. Везет же некоторым. - Она так это сказала, так спросила... – волнение, в том числе от близости подошедшего к нему вплотную молодого язычника, у самых ног, почти рядом с пахом которого Хемунд оказался, достигло своего апогея. Он и так едва соображал. - Кто? Что? Ты про Лагерту? – сообразил Ивар, что отрадного расположения духа ему не прибавило. Ей удалось улизнуть. Ничего, пусть побегает от него, попрячется за камнями скользкой ящерицей, далеко не убежит. Он ей все равно хвост оторвет. Медленно. Отрежет по кусочку. Матери бы понравилось. - Ты любишь мужчин и женщин одинаково? Да нет, я это не тебе! – прямо-таки заорал епископ при виде вытянувшегося лица своего захватчика. Оскорблять которого подобным образом Хемунд вовсе не думал. – Это она у меня спросила! Ведьма! Как догадалась?! Одинаково, да!! Мне с женщинами и то больше нельзя, с тех пор, как сан принял, а уж с мужчинами… Содомия страшный грех! Для священнослужителя тем более! Надо было доказать, что она неправа! Видимо, больше себе, чем ей… Такое у меня было всего однажды, я тогда не знал, не понимал… Думал, что все прошло, женщины, много женщин, самых прекрасных женщин помогли забыть, но нет! Надо ж тебе было свалиться на мою голову! - Паршиво у тебя со вкусом, ваша светлость. Я похож на него? – мигом уяснил суть Ивар, которому одновременно стало и светло, будто в теплый солнечный день, и горько, как от смертоносной отравы. Это же надо… Вот это вот все! - Нисколько. – мотнул головой Хемунд, роняя ее на колени и обхватывая руками, до боли сдавив виски. – Ничего общего, не в чем. Ничего, кроме чувства. Тебя я тоже люблю. Замер один, застыл второй. Оба не верящие первый в то, что сказал это вслух, второй тому, что услышал. Его, Ивара, никто раньше не любил… Не хотел, не желал. Не друг и не враг ведь говорит о такой любви. Поверить ему или нет? Выклянчивая жизнь, не умеющие умирать, как мужчины, жители далеких земель еще не такое готовы распевать и сулить. Как хочется поверить… Поверил один раз. Пусть хоть на миг. За мгновение до того, как Хемунд сказал, что он этот самый человек. Которому верить можно. Что ему, Ивару Бескостному, за разница? Его не влекло не к кому. Точнее, вроде как да, хотя бы любопытство, но не получалось ничего, хоть прикосновения были приятны. Прикосновения девушек. С парнями он даже пробовать не стал. На брата, любящего, как меньшинство из викингов да еще поиздеваться над ним, насмотрелся, уже тошно стало. Мог бы – еще раз топором приласкал. Давно хотелось. Если бы не все это, он бы мог в этого иноземца влюбиться. Можно было б даже сказать, что влюблен уж давно. Пропадать, так пропадать, решил тем временем Хемунд. Хоть будет чего в адовом пламени вспомнить. Кроме того, как обо всем лишь мечтал, в скрытой ото всех страшной тайне. Епископ Хемунд выпрямился, пересел обратно на колени, обхватил обольстительного язычника за крепкий зад и прижался ртом к его паху, прикрыв от наслаждения веки и не сдержав позорного, сладострастно-мучительного стона. Что он мог ощутить сквозь слои дубленой кожи одежд… Не больше, чем Ивар, не чувствующий там совершенно ничего, если верить молве, а такие пикантные слухи расходятся быстрее всего, стремительно разбегаясь кругами по воде. Погодите-ка… Что?! Вот и верь людям. Никогда не чувствовавший ничего хоть близко похожего, Ивар громко вскрикнул, судорожно вскинув голову вверх. Чуть не упал. Ему для этого было немного надо. Ему было надо… чтобы его любили… Вот и все. Все так просто. Ему было нужно хоть раз почувствовать себя для кого-то желанным. Приятным физически. А не вызывающим плохо скрываемого отвращения, если не ужаса, от его полумертвого ниже пояса тела, как будто параличом можно было заразиться. Не вызывающим чего угодно, кроме того, что было важно и нужно ему. Любви. Настоящей, полной. Включающей в себя сопутствующее оной плотское желание. Хемунд, видя какой неожиданный оборот внезапно приняли дела, живо вскочил на ноги и помог обессиливающему на глазах крепкому, ловкому парню опуститься на пол. После чего не друзья и не враги уставились друг на друга одинаково ошарашенным взглядом, враз помутившимся от чувственной неги. - Чего делать будем? – попытался храбро улыбнуться епископ. - Начнем с чего-нибудь, там видно будет. Ты продолжай, не останавливайся. – ненавязчиво подтолкнул того, шалеющий от лавиной обрушившихся чувств Ивар, тычком раскрытой ладони в затылок. Вниз. *** Когда новый конунг Каттегата, успевший прославиться своей свирепостью, оставил пленника в живых, он мало сказать, что заодно оставил всех вокруг в глубоком недоумении. Сменившемся еще большим, когда выяснилось почему. Разве можно такое удержать в секрете? Это же самое про всех интересное – что они делают, когда никто не видит! Дошли слухи и до Лагерты. Окончательно разочаровавшейся после этого в мужиках, какими бы бабниками они не выглядели. Некоторым образом история лишь вернулась на круги своя. Когда сын сделал то, чего не сумел сделать отец. С таким же жрецом из тех же земель. Так же, по собственной воле, оставившим их однажды ради нового дома. Ради одного человека.