сложно

The Staves – Make It Holy Римма высушена, истощена, разорвана. Римме проще посчитать дни, когда ей хотя бы нормально (дням, когда ей хуево, паршиво, хочется сдохнуть (нужное подчеркнуть), она уже потеряла счет). Остатки смысла жизни уже не состоят в Маше (Маша когда-то была ее маяком в этом густом тумане отчаяния, Маша ― любовь всей жизни и человек, ради которого Римма поступилась многим), зато все еще состоят в кофе, которым поит ее Лада на обеденном перерыве (этих двадцати минут не хватает на полноценный обед, зато вполне хватает на задушевные разговоры и кофе), и Максо, который настолько добрый и понимающий, что больно (и одной Вселенной известно, почему эти двое вообще стали дружить). Римма почти готова обратиться к врачу по поводу своей депрессии, а пока, пока.. А пока Римма учится на экономическом, который ненавидит, работает, обнимается с Максо и кусает подушку в приступах рыданий. Жизнь стабильно хуевая с легкими просветами надежды на лучшее будущее. Все, в общем-то, могло быть и хуже (вспомнить хотя бы прошлый год, когда Римма еле закрыла сессию, потому что не могла даже встать с кровати из-за гнетущего чувства внутри; или период после попытки суицида чуть позже; или апатию перед появлением Маши в ее жизни; или..), так что Римма лишь пьет свой очередной паршивый утренний кофе и напевает Эда Ширана, собираясь на работу. С Машей у них все было очень странно с самого начала, когда она не могла решить, нужна ей Римма или все-таки кто-то другой. Ри молчала, терпела, ждала, как верный пес. И после пары истерик Римма все-таки дождалась, и очаровательная Маша стала ее целиком и полностью. Они как-то слишком быстро закончили период ухаживаний, почти сразу начав жить вместе и зажимать друг друга по углам темных переулков без возможности до конца напиться друг другом. Им всегда было мало. Эта страсть была сильной, крышу уносило, Римма не успевала за событиями. Примерно через месяц после начала этого урагана друзья начали замечать то, что Римма поменялась. Взгляд окончательно затух, какая-никакая энергия тоже пропала, от Риммы ничего не осталось, из нее будто бы жизнь выкачали, а она не была против. Маша не нравилась никому, кроме самой Риммы, и даже Максо качал головой, когда Ри в очередной раз говорила, что все в порядке, замазывая синяки под глазами. Все закончилось слишком быстро. Римма осознала, кто подсасывал ее энергию почти восемь месяцев, предложила недолгий перерыв, а Маша закатила истерику и ушла, обвинив Римму в том, что она не любит. Это было начало декабря, и Римме было хуево. Очередная зимняя сессия уже дышала в затылок, а жить с каждым днем хотелось все меньше. Приближался Новый Год. Нервы и их песни — январская традиция, в этом году все уже идет не так, как планировалось, поэтому слушать Мильковского не кажется зазорным. Ри курит, сидя на кафеле в ванной, и пьет остывающий кофе. Жизнь рушится, а Римма делает вид, что все нормально (как и всегда, с годами ничего не меняется). Лада наконец выписалась, и теперь Римма может немного свободнее дышать на сменах в кафе и наконец выпить вместе кофе, излив душу. Они с Ладой знают друг друга плохо, но при этом в некоторых моментах так хорошо, что страшно. Все, что их связывает — это перекидывания твитами в твиттере и лайками в инстаграме, работа и кофейный перерыв. Но Римма дорожит ею, потому что в этом хрупком мире у нее остались только Лада и Максо, но Максо — это настолько лично, что слишком сложно. А Ри хочется чего-то простого, негрузящего, чтобы элементарно забыться и не забивать голову. Лада именно такая: она не говорит о проблемах, если Римма сама этого не просит; читает вслух чужие стихи (получается это у нее отпадно, появляется ощущение, что тебя накрывают пледиком и крепко обнимают); носит кучу браслетов на руках и говорит без умолку. Римма предвкушает очередную встречу с коллегой, пока едет в метро, слушая музыку. Люди снуют туда-сюда, толкаются, спешат. Раздражает. Римме хочется немного свежего воздуха и тишины, но получает она лишь духоту и жужжание в вагоне. Поезд снова останавливается, кто-то умудряется больно наступить ей на ногу, и Ри, прошипев от боли, роняет рюкзак из ослабших пальцев, раздраженно выдыхая. Этот день дерьмовый с самого начала. Королёва уже хочет наклониться за рюкзаком, пока толпа не прибавилась, но вдруг некто чуть выше нее протягивает красную сумку, легко улыбаясь. — Не теряй вещи, — у незнакомки красивые светлые глаза, короткая для девушки стрижка и милая улыбка. Римма бормочет тихое ‘спасибо’, смущенно зеркаля улыбку, и крепко сжимает рюкзак. Черт. Девушка выходит на следующей станции, и Ри почти жалеет о том, что не взяла номер. ‘Значит, не судьба’ — думает Римма, когда выходит на своей станции и движется в сторону эскалатора. У нее есть проблемы поважнее красивых глаз нереального цвета. Например, то, что она может опоздать на работу, если сейчас не поторопится. Кафе встречает запахом кофе и выпечки и теплыми объятиями Лады. — Ну. Я же только с холода, — Ри фыркает, чешет нос и снимает огромный шарф. — Зануда ты, Ри. Мы не виделись целую неделю, а ты что-то про холод бурчишь, — Лада улыбается широко, ярко. Римма даже немного завидует, но вряд ли в этом признается. Она быстро надевает фартук и завязывает волосы, не тратя много времени: до открытия еще полчаса, надо успеть протереть столы и сделать пару глотков растворимого кофе (или заварного, если Егор сжалится сегодня над ней). Запахи едко бьют в нос, хочется до смерти наесться заварного крема. До обеда они с Ладой даже не говорят: сегодня какой-то бум, и посетители то и дело приходят, а Римма так погружена в свои мысли и работу, что совершенно не хочет говорить (не то, чтобы обычно она разговорчивая). Но во время перерыва стена будто падает, и Королёва в красках рассказывает коллеге о том, что Маша снова страдает ерундой, то и дело вбрасывая в твиттер едкие комментарии. Ей, Римме, от этого больно и обидно, и она так и говорит Ладе (Римма не привыкла приукрашивать, все честно и по делу). Лада дышит в макушку, говоря, что Маша просто маленькая и глупая, скоро успокоится. От Лады пахнет корицей и спокойствием, с Ладой легко и просто, Лада всегда выслушает и поможет. После работы ее встречает Максо. Максо — это единственным человек, с кем Римма может себе позволить дурачиться и быть настоящей, а не сдержанной, как это происходит обычно. Их дружба похожа на какой-то ебаный грустный анекдот: Максо влюблен, а Римма лесбиянка. Не будь Макс ей дорог, она бы давно оборвала все контакты, учитывая, как они разрушают друг друга. Но Максим настолько близкий и родной, что Ри просто не может, поэтому они терпят друг друга, терпят все проблемы, выдерживают все уже несколько лет. Максо держит за руку, когда это жизненно необходимо, и это, наверное, самое главное, поэтому Римма закрывает глаза на то, что он давно в нее влюблен. Римма видит его, курящего за углом кафе, и выдыхает, а за тем прыгает на него с разбегу. Лисецкий заливисто смеется и выбрасывает сигарету. — Когда-нибудь я умру от остановки сердца из-за тебя, Ри. — Это мне больше светит, я старее как-никак, — и это было правдой. Ри старше Максо на полтора года, насчет чего часто подкалывает его. — Тем не менее, если ты продолжишь каждый раз так пугать меня, я умру раньше тебя. Не думаешь, что это будет весьма досадно для тебя? — Максим усмехается и достает еще одну сигарету. Римма отбирает пачку, чтобы взять себе, и закуривает. — Может, пообещать себе бросить курить на этот Новый Год, как думаешь? — Королёва смотрит на звездное небо и выдыхает. — Не надо давать обещаний, которые не сможешь сдержать, — Макс многозначительно вздыхает. — Лучше пообещай мне, что мы будем вечно вот так дружить. — Римма молчит. Римма закрывает глаза и качает головой. (Римма не может дать это обещание, потому что не сдержит его.) *** Римма любит Новый год. Всегда появляется привкус надежды, желание жить тает на языке и счастье взрывается вместе с фейерверками. Этот Новый Год подкрадывается незаметно, Римма не успевает понять, как он приходит, когда сдает последний экзамен двадцать девятого числа, потеряв счет чашкам с кофе и банкам энергетиков. О том, что через пару дней ее любимый праздник, Ри узнает от Максо, который предлагает закупиться водкой и украсить его квартиру, потому что в этот раз хата с него, и будет много людей. Римма в шоке, но соглашается. Они покупают кучу хлопушек по двадцать рублей, много алкоголя и бенгальские огни. Римма пытается зажечь один из них в течение нескольких минут и зачарованно смотрит на искорки. Жизнь становится легче, она большая девочка, и может справиться сама. На праздновании действительно собралось много народу, половину лиц она видит впервые, другую половину она еще не успела увидеть сегодня, но времени много, а алкоголь льется рекой. До курантов еще полчаса, а Римма уже пьяна и счастлива. Она звонит Ладе, и они говорят до без пяти двенадцать. Ри только бросает трубку, когда ее взгляд вдруг натыкается на нее. Эти глаза и улыбку она просто не имеет права перепутать. Кто бы, черт возьми, мог подумать, что именно на праздновании Нового Года она увидит ту девушку, что приглянулась чуть меньше месяца назад. Блять. Незнакомку зовут Аней, от нее безумно вкусно пахнет, и она, похоже, в теме. Новый Год они встречают вместе, обнимаясь и выпивая. С Аней просто, приятно и тепло. С Аней не нужно много думать, а энергию никто не высасывает. Римма берет у нее номер, а потом она, Аня, Максо, еще какие-то люди и Лада идут гулять по ночному городу, не забыв прихватить остатки спиртного. Купленные хлопушки то и дело гремят, везде салюты и огни. Ри начинает верить в чудо. Они с Максо засыпают в семь утра у него в комнате, крепко обнимая друг друга. Новый год начинается вполне сносно. Вечером первого января она гуляет вместе с Ладой и много говорит про Аню. Лада лишь улыбается и предлагает выпить кофе из автомата. Сахара в кофе безбожно много, Римма плюется, отдавая Ладе остатки, потому что она ‘та еще извращенка и выпьет любую бурду, даже такую сладкую’. Максо встречает теплыми объятиями и яркой улыбкой. — Максо, она такая замечательная! Я закрываю глаза и вижу ее, — он смеется, обнимая еще крепче, по-больному. — Кто? Лада? — Макс смеется болезненно, Ри не верит ни единому звуку. — Да нет же, дурак. Аня. Она вчера была с нами, помнишь? Короткие волосы, глаза светлые. Мы с ней обнимались во время курантов. Такая чудесная! — Максим сжимает кулаки. Римме страшно. — Я пойду, наверное. Прости, — она забирает вещи, которые предусмотрительно принесла, и уходит. Лисецкий воет белугой на полу своего коридора, где пять минут назад он обнимал свою любовь. Она, черт возьми, никогда не будет его. Это будто ебаный диагноз, приговор. Влюбился в лучшую подругу-лесбиянку. Это, к сожалению, тяжело лечится. Римма встречается с Аней через пару дней, и земля, кажется, уходит из-под ног, когда та ее обнимает. В нос ударяет одурманивающий запах, который не получается ни с чем сравнить. Аня настолько космическая, что Римма точно не может сказать, чем она пахнет, какого цвета у нее глаза и что точно она чувствует рядом с ней. Ри ставит себе цель найти цвет, которым можно описать глаза Ани, и пишет смс Максо, где снова говорит о ней. — Знаешь, мне кажется, что я окончательно оправилась от того, что было с Машей. И с Аней мне безумно хорошо и спокойно. Она, наверное, то, что я долгое время искала: без особых сложностей, все легко и ненавязчиво, — Максим сжимает пальцы на талии. — Мне ты никогда такого не скажешь, даже больно, — он горько усмехается, а Римма кусает губы. — Максо. Ты снова давишь на чертову жалость. Я устала от того, что чувствую вину. Я не могу тебя полюбить, как бы ни хотела, прости. Но черт, почему ты просто не можешь порадоваться за меня? — Извините уж за то, что я не могу радоваться тому, что приносит боль. Я пока что не мазохист, а жаль, знаешь. Может, тебе было бы легче, радуйся я тому, что ты мне своими словами будто иголки под ногти вставляешь, — Максим плюется словами, как ядом, больно-больно сжимая руками талию. — Не мучай меня. Просто исчезни, Ри. Я прошу. И Ри исчезает. Она уходит из жизни Максима, как тот и просил. Хочется рвать и метать, хочется уничтожить мир, разнести его по камешкам. Все так сложно, что хочется реветь, но даже этого, блять, не получается. Римма окончательно теряется в себе и курит на детской площадке, сидя на качелях. — Алло? — Привет, Ри. Что случилось? — Римма выдыхает. Не жизнь, а сплошное блядство. — Лада, я снова проебалась, — подруга дышит в трубку. Королёва дрожит от холода (на улице минус пятнадцать, а у нее подвороты и расстегнутая куртка). — Хочешь поговорить? — Если можно. — Можно всегда, и ты это знаешь, — Римма говорит ‘спасибо’ и сбрасывает, направляясь в сторону дома Лады. Лада поит вкусным кофе и выслушивает. Легче не становится, зато получается ненадолго забыться. Они встречаются с Аней минимум два раза в неделю, и Римма каждый раз строчит в твиттер то, какая она, Аня, замечательная. Ри целует это матерящееся чудо и думает, что становится счастливой. Ей тепло, ей спокойно. Ей не сложно, как было с Машей и Максом. Ей легко с Ладой и Аней, и этого достаточно. Люди уходят, но планета продолжает вращаться. Люди приходят, планета все еще продолжает вращаться. Все хорошо (было, есть и будет).