Уходит земля из-под ног

      На город, который на время стал домом для Имиры, ее брата Райена и принца Велимира, наступала зима. Медленно, словно не решаясь захватить природу в свой снежно-ледяной плен, зима наступала пусть и постепенно, но неотвратимо. Имира раньше, до визита на Землю, не знала, что такое зима, никогда не видела снега. Когда же он выпал, она испугалась, до чего он холодный и как же под ним не мерзнут растения. Но растения сообщили ей, что под снегом теплее, чем без него, и что зима для них подобна очень долгому сну. Так что все было хорошо, и цветочная эльфийка смогла расслабиться и даже начать получать удовольствие от зимы. Оказывается, люди придумали массу игр специально для этого времени года, и Райен, который всегда был общительнее сестры и легче сходился с местным населением, где бы близнецы ни оказались, делился с ней зимними развлечениями. Можно было лепить фигуры, отдаленно напоминающие людей или животных — они назывались снеговиками, кидаться друг в друга снежными шариками — снежками, кататься с горок, залитых льдом, или вообще танцевать на ровных ледяных полях — катках. Последнее, правда, оказалось самым сложным занятием. Райена затащила Леночка, которая, оказывается, обожала катки, и он просто не смог отказаться, а вот Имиру затащить было некому. Ради принца она бы еще смогла, она ради него сделает что угодно, но он сам… Состояние Велимира уже месяца полтора беспокоило преданную ему наемницу, она перепробовала все средства, чтоб ему помочь, но все бесполезно. Принц ходил мрачнее тучи, ни с кем не общался, в клинике животные ощеривали зубы на него, а некоторые их хозяева — Имира заметила — переходили к другим ветеринарам. Дома Велимир выходил из комнаты, в которой работал и спал, только по необходимости — например, поесть или принять душ — и целыми днями сидел взаперти. Девушка слышала, как он нервно ходит взад-вперед или шипит, превратившись в змея, но в основном он вел себя неслышно. Она пыталась наблюдать за ним с помощью растений, но Велимир помнил о способностях своей подчиненной и освободил комнату от всех горшков. Все, что Имире удалось узнать — это то, что принц очень напряжен и плох. Собственно, это и так было очевиднее некуда.       Она думала, что с ним случилось. Она вспоминала, как Хранитель талисмана с непроизносимым именем, которого Рыцари звали просто Хрупом, вернул ее Велимиру сердце, которого он сам себя когда-то лишил, и вспоминала, каким светлым и счастливым казался тогда принц. Казалось бы, все должно быть хорошо, за спиной у него нежным жемчужным светом переливались крылья души, такие красивые и нежные, но Велимир счастлив больше не был. Имира долго с ним была, успела узнать его характер и понять, что он в принципе не склонен показывать радость, но таким мрачным она никогда его не видела. Хотя нет, видела. Она вспомнила. Это было тогда, когда она и Райен только-только нашли и подобрали его. Несколько лет назад. Тогда он долго был подавленным, печальным и злым, но потом это прошло, когда принц заколдовал себя сам. Она не была в него тогда влюблена, но не могла простить себе, что из-за нее он лишился сердца. Имира думала, что он ни за что не применит заклятие, которому она его научила, к себе... но применил. Тогда она чувствовала себя ужасно виноватой. А сейчас она потеряна, напугана и подавлена, она в тупике и не знает, как помочь тому, кого любит.       Она приходила домой, готовила, убирала, мыла посуду, вешала постиранную одежду — в общем, вела хозяйство. Старалась, чтоб квартирка, приютившая странников по мирам, стала уютной. Брат замечал ее старания, а Велимир ограничивался простым «спасибо» за вкусную еду, хотя она знала, как ему нравится ее готовка, раньше говорил, и уходил в свою комнату. Он не подпускал ее даже к документам, которые касались клиники, хотя раньше они всегда вместе ими занимались.       Все же было хорошо, когда к нему вернулась душа. Неужели ему с ней стало тяжело? Имира не знала подробностей, почему он самостоятельно лишил себя сердца, он никогда не рассказывал, но думала, что ему хотелось тогда ничего не ощущать. А сейчас эмоции вернулись во всей своей полноте, и Велимиру от этого тяжко и плохо. Но почему он молчит? Разве выговориться — не первое, чего хочется, когда переполняют чувства? Имира не могла видеть, как он молча страдает, а приставать с помощью она боялась. Кто она ему, в конце концов? Просто подчиненная. Верная наемница, которая с ним не из-за денег. И от этого плохо ей самой. Она готова защитить его от всех опасностей, заслонить собой от когтей разъяренного оборотня, рисковать жизнью ради него, и осознавать, что она не может спасти его от самого себя, было невыносимо. Имира пыталась говорить с ним — совсем немного, просто рассказывала, что с ней происходило в школе и после нее, но чувствовала, что Велимиру это совсем неинтересно.

***

Если не можешь молчать — просто остановись.       Это то, что повторял Велимир про себя, находясь с Имирой. Она вроде не говорила ничего важного — так, повседневные дела, его не касающиеся — но он не мог слышать ее голоса. Он больше не мог спокойно на него реагировать, новоприобретенное сердце стучало, словно напоминая, что отныне разум не контролирует все.       Он помнил, почему однажды лишил себя души. Сначала без нее было невыносимо тяжело, потом он привык, холодная пустота в груди стала даже приятной. Ситуация была под его контролем, он держал ее в руках, не принимал импульсивных решений и не боялся. Не боялся ошибиться, сделать кому-то плохо, не боялся ни одиночества, ни общества. А сейчас начал. Он с трудом работал в клинике, потому что его не отпускал страх ошибки, не мог смотреть в глаза хозяевам животных, которых он не смог спасти. Его молодой коллега Рогов, только недавно начавший практику, говорил ему: «Вы же сами говорили мне, Велимир Георгиевич, что всем помочь нельзя. Что все когда-нибудь умрут, и мы с этим ничего поделать не можем. Вы научили меня не переживать слишком, но что с вами сейчас? У вас что-то случилось, да?» Он отвечал, что ничего особенного, просто устал.       Он и правда устал. Постоянно чувствовал, что прежнего холода и контроля в нем больше нет, и это утомляло его. Приходя домой, он видел близнецов, которым он был явно небезразличен, слышал рассказы Имиры, и ее голос и само ее присутствие рядом волновали его настолько, что он уходил к себе в комнату как можно скорее. Он с головой погружался в работу, только чтобы не думать о тех, кто рядом с ним, но и работа тревожила его. Вдруг он сделал что-то неправильно? Раньше он не сомневался в своих решениях, раньше было хорошо. Он думал, что ужасный из него выйдет правитель, если он в ветклинике не смог продержаться. Нет, он должен, но как же это трудно.       А хуже всего было то, что ему стали сниться сны. Он не видел их несколько лет, с тех самых пор, как лишил себя сердца. А теперь каждую ночь ему снилось одно и то же: будто он сидит в каком-то темном и холодном пространстве, а где-то далеко и высоко — цветущий зеленый сад. Во сне он даже ощущал его свежесть. И вот спускается из этого сада побег, берет его за руку и тянет вверх. Тянет, тянет, а его крылья слишком слабы, чтобы летать. Пожалуйста, не тяни меня ввысь, я так боюсь летать.       Он боялся, страшно боялся упасть, боялся того, что земля уходит у него из-под ног и он висит в невесомости, поддерживаемый одним-единственным зеленым побегом.       Велимир просыпался совершенно не отдохнувшим. Утром на кухне его ждала одна и та же сцена: близнецы собирались в школу и магией перекрашивали волосы из зеленого в коричневый, параллельно быстро завтракая. Имира жаловалась, что ей не идет быть шатенкой. Он никогда не задумывался, какой цвет ей подходит больше — родной или маскировочный — но из-за снов даже радовался, что ей приходится краситься. Яркая зелень ее длинных волос, убранных в два хвоста, слишком напоминала побеги растений. Они уйдут в школу, а ему нужно на работу, где все то же самое. Где молодой идеалист и просто жалостливый Рогов будет ненавязчиво советовать старшему коллеге взять больничный и отдохнуть, «а то смотреть на вас больно, Велимир Георгиевич, вы слишком бледный и вообще выглядите больным». Хорошо еще, что не забыл замаскироваться, а то его длинная, змеящаяся по полу шевелюра и естественный голубовато-белый оттенок кожи напугали бы всех. Впрочем, может, он и выглядит больным. Чувствует себя хуже некуда, по крайней мере.       Как любого оборотня-змея, его клонило в сон от любого холода, но внутреннего холода ему не хватало. Сейчас ему было почти что жарко, сердце стучало и грело. Его душа говорила с ним, и не слушать ее он не мог. Пытался, но ничего не вышло. Так же пытался он и несколько лет назад, но тогда не придумал ничего лучше, чем лишить себя ее. Сейчас он этого делать не станет, но иногда соблазн такой возникал. И снова никаких проблем.       Нельзя было сказать, что, лишенный сердца, Велимир совсем ничего не чувствовал. Нет, какие-то эмоции у него оставались, но их было так мало по сравнению с тем количеством, которые навалились на него сейчас.       После уроков в клинике ему помогали близнецы, и он находил предлоги отсылать от себя Имиру. Он видел, что ей было обидно, но ее пушистые резинки для волос, туфли на невысоком каблуке и белый халатик, подчеркивающий ее точеную фигурку, выносить решительно не мог. Сердце начинало стучать так сильно, что он боялся, как бы кто не услышал этот грохот у него в груди. Нет, с Райеном спокойнее. Правда, он постоянно болтал о какой-то Леночке, и Велимир понимал, что его подчиненный по уши в нее влюблен. В каком-то смысле он даже завидовал эльфу — тот всегда был эмоциональным и отлично знал, что делать со всеми своими чувствами. А вот у него его собственный лед растаял, и что делать с душой, которая заставляла крылья трепетать каждый раз, когда их хозяин что-то чувствовал, он не знал. Ему так хотелось, чтобы кто-то сильный, понимающий и умный сказал ему, что все ошибаются и что он тоже может, но приходил в ужас при одной мысли, что кто-то увидит, что он неидеален и слаб. Его мама спасала всех, но не смогла спасти себя. Его отец не смог выдержать горя и перестал быть собой. Он не хотел быть таким, как они, он хотел быть сильнее, но он так боялся. Иногда хотелось не думать ни о ком, кроме себя. Снова. «А вот и нет, — одергивал он сам себя. — Разве я не заботился о близнецах, когда Имиру ранил этот оборотень? Мне никогда не было наплевать на других». Ну да, так. Но тех, кто ему был тогда небезразличен, можно было пересчитать по пальцам одной руки, а сейчас… У него было такое чувство, что стали небезразличны все.

***

      Она замечала, конечно, что принц хочет держать ее подальше от себя. Но почему? Разве она не хочет ему помочь? Всегда же принимал ее помощь, значит, доверяет и нуждается в ней. Но, наверное, только как наемницу — иначе б нашел другую. Но видит ли он в ней личность? Она боялась, что нет. Но в памяти огоньком надежды мерцало воспоминание о том, как ей, раненной и страдающей от жара, снился белый силуэт с руками холодными, как у принца. Имира не могла объяснить, почему, но ей казалось, что Велимир и впрямь тогда коснулся ладонью ее жаркого лба. Она боялась, что это неправда, что ей просто хотелось так думать… Но факт оставался фактом, об этом рассказывал Райен: когда ее ранил Партинс, Велимир отослал корабль с ней и братом подальше, в безопасное место. Был этот поступок просто заботой о наемниках, или за ним стояло нечто большее? Имира чувствовала, что да, но чувства ведь могут ошибаться. К тому же чего только ни приснится в бреду. В сказках все очень просто — любые страдания исцелит поцелуй любви. В сказках колдун не мучается оттого, что ему вернули душу, а целует возлюбленную. Но они жили не в сказке, и это значило, что нужно что-то делать.       Имира размышляла о принце, вернувшись домой и готовя ужин. Ей удалось оторвать Райена от переписки с Леночкой в «аське» и послать его за яблоками и сливками. Она хотела на десерт испечь яблочный пирог и украсить его взбитыми сливками. Велимир любит сливки, а этому рецепту, как и многим другим, Имиру научила рыжая Юлька, когда находилась в «Сердце ночи».       Она не знала, сильно его порадует пирог или нет, но ей нравилось готовить для принца и смотреть, как он ест. Такая типично женская забота, не все же палить по врагам да скитаться по планетам и космосу.       Райен принес яблоки со сливками, и можно было готовить. Она замешивала тесто с ощущением, что сегодня произойдет что-то важное.

***

      Он вернулся из клиники. В квартире, чистой, как и всегда, пахло сладкой выпечкой так, что Велимир невольно облизнулся. Несмотря на то, что он спешил покинуть обеденный стол, едва поев, готовка Имиры ему очень и очень нравилась.       А вот и она сама. Вышла в коридор, по пути развязывая ленточки фартука и снимая его. В домашних штанах, футболке и мягких плюшевых тапках она улыбнулась, приветствуя его и помогая повесить зимнее пальто и закинуть шарф с шапкой на полку.       — Проходите к столу, сегодня на ужин щавелевый суп, а на десерт — яблочный пирог, — сказала она, возвращаясь в кухню.       Вымыв руки, он посмотрел на себя в зеркало над раковиной и убедился, что румянец на щеках вовсе не от мороза, и плеснул в лицо холодной водой. Надо успокоиться, сказал он себе, но сердце отчаянно стучало, а крылья дрожали, словно были готовы поднять его ввысь. Нет, нет, только не это, он боится полетов, даже во сне боится их.       Вот, лицо снова бледное, можно и выходить.       В квартире никто уже не маскировался. Близнецы сидели зеленые и довольные, да и он сам вернул себе настоящий облик. Сел за стол, откидывая косу за спину. Дома он носил косу, и не потому, что волосы путались (они не путались), а потому, что так просто удобнее.       Райен, причмокивая от удовольствия, выпил остатки супа из тарелки и, как-то странно взглянув на сестру, удалился в их комнату с двумя кусками пирога и чашкой чая.       Он доел суп, и Имира поставила на стол тарелку с пирогом, щедро украшенным взбитыми сливками.       Они сидели на кухне вдвоем, за окном летел снег, будто танцуя в свете уличных фонарей, яркие окна соседних домов сообщали, что за ними тоже идет жизнь. Имира пила чай, улыбаясь своими невыносимо зелеными глазами, и была очень домашней в своей нехитрой одежде и с пушистыми резинками для волос.       У Велимира стучало сердце и пульсировали крылья. Он смотрел на нее, в груди было тесно и жарко, он так боялся, что обманется сейчас, что будет глупо о чем-то мечтать, а когда мечты разобьются, ему будет больно. Но он не мог не смотреть на нее. Пирог таял во рту, Велимир глядел в ее зеленые, как трава, глаза, а крылья почти что хлопали за спиной. Она улыбнулась ему и распустила волосы. Резинки положила на стол, и они лежали там, как зеленые бутоны.       Как чашка с горячим чаем, сердце его было налито любовью до самых краев. Страшно пошевелиться, чтоб не расплескать и не обжечься.       — Пирог очень вкусный. Спасибо.       — Я рада, что вам понравилось! — прямо просияла она. Догадывается ли она о том, что он чувствует? — Я очень старалась, это меня рыжая Юлька научила, помните ее?       — Ты со мной надолго? — он не собирался задавать этот вопрос, он выскочил сам.       — Конечно, мы с братом останемся с вами столько, сколько будет нужно… — опешила она и ответила, как и подобает наемнице.       — Ты со мной надолго? — повторил Велимир, выделяя первое слово.       — Я… — Имира замялась на долю секунды, потом глаза ее так и засверкали. — Я с вами навсегда, мой принц!       — Просто Велимир, — поправил он, чувствуя, как любовь все же расплескалась по телу, но не обожгла его.       Земля уходила у него из-под ног, на запястье лежали зеленые волосы Имиры, а дыхание перехватывало. Он закрыл глаза и почувствовал, что летит сквозь снег в объятиях теплой нежной любви.