Не заблудись, пожалуйста!

     Соленая морская вода заливает мне рот и нос. Я взмахиваю руками, чтобы всплыть и понимаю, что тут мелко. Я сижу на дне. Волна откатывается, и моя голова оказывается над водой. Я жадно хватаю ртом воздух и бултыхаюсь, чтобы подняться на ноги. Вдали о прибрежные скалы ритмично разбиваются волны, но я не слышу грохота прибоя. Из-за водяных пробок в ушах стоит сплошной гул.      Поднимая брызги, ко мне подходит Кобб. Крепко берет меня за руку, помогает встать, бросает: «Все нормально?». Рука его привычно-твердая, движения точные, быстрые и уверенные.      Он такой же, как всегда. Сильный, уверенный, надежный. Таким он был наяву, когда нас познакомили, и таким он был в нашем втором сне, когда я первый раз увидела на его лице некоторое удивление, удовольствие и даже что-то вроде восхищения моей работой. «Впечатляет?» - улыбаясь, спросила я, когда нас накрывала тень сворачивающегося города. «Еще как…» - отозвался Кобб.      Мы идем к берегу. Я вытряхнула воду из ушей, и теперь слышу грохот волн, которые бьются о скалистый мыс и пенятся, накатываясь на пустынный широкий пляж. Я озираюсь, на секунду даже забывая о том, что Кобб идет почти вплотную ко мне, и что мы с ним одни здесь.      Я снизу вверх заглядываю ему в лицо, спрашиваю:      — Это твой мир? – собственный голос кажется мне чересчур громким и неестественным.      — Был когда-то, - отрывисто говорит Кобб.      «Был когда-то». Значит, именно здесь он провел пятьдесят лет с ней… Со своей женой, с Мол. С той, что убила меня тогда, во втором нашем с ним сне. Она преследовала его и тех, кто оказывался с ним. Она убила Фишера, и потому теперь мы здесь.      Словно слыша мои мысли, Кобб продолжает:      — Она должна быть где-то здесь. Идем.      Вдоль всего побережья, сколько хватает глаз, высятся небоскребы. Они пусты. И они разваливаются. Мне даже кажется, что это муляжи, декорации - так легко они рассыпаются под ударами волн. Но нет, здания вполне реальны, просто они очень ветхие… Вот рушится еще одна высотка, и тонны бетона и арматуры уходят в воду и песок полосы прибоя.      Мы выходим на серую пустую асфальтовую дорогу. Эта широкая прямая линия убегает вдаль, стиснутая рядами пустых зданий. Я отвожу с лица подсохшие волосы и не могу сдержать восхищения:      — Вы все это построили? Невероятно!      — Мы строили много лет. А потом взялись за воспоминания.      Он не смотрит на меня, его взгляд устремлен дальше, за горизонт, зубчатый и неровный, составленный все теми же мертвыми небоскребами.      Мы входим в город. Кругом сверкают стеклами многоэтажные здания, красивые одинаковой безликой красотой хай-тек стиля.      — Это наш квартал, - рассказывает на ходу Кобб. Я почти бегу, чтобы успеть за его широким шагом. – Места из нашего прошлого… - он вытягивает руку в сторону одной высотки: - Там наша первая квартира. Потом мы переехали в то здание… Когда Мол забеременела, мы купили вон тот дом.      — Вы воссоздали все это из воспоминаний? – спрашиваю я, и опять передо мной встает сценка из того сна, когда мы с ним шагали по улице из моих собственных воспоминаний. Та улица, где на меня набросились проекции… И Мол.      Кобб сумрачно усмехается, не сбавляя шага.      — Я же говорил, у нас было много времени.      Слева я вижу четырехугольный пруд, от берега через блестящую водную гладь ведет дамба-дорога, такая же идеально прямая, как та, по которой мы шагаем, и ее конец упирается в крыльцо домика. Это обыкновенный небольшой коттедж. Что он делает здесь, в царстве бетона, металла и стекла?..      — А это что?      — Дом, где Мол выросла.      — Она там? – спрашиваю я, автоматически понизив голос.      — Нет, - так же негромко отвечает Кобб.      Он внезапно поворачивает голову. Мне кажется, что там, в переулке, мелькнули две детские фигурки, но я не успеваю рассмотреть их, как они уже исчезают за поворотом.      Мы идем дальше. Петляем по узким улочкам, выходим на проспекты. Везде одно и то же – тишина и пустота. Время во сне не замечаешь, я не знаю, сколько мы здесь блуждаем – час, два, больше… Мне это безразлично. Я бы хотела остаться здесь с ним навсегда, в его заброшенном мире, но слишком хорошо понимаю, что это невозможно. Я не нужна ему. Рано или поздно мы найдем Мол и найдем Фишера, и все закончится. Мы проснемся в креслах самолета, затем все вместе выйдем в аэропорту Лос-Анжелеса и, наверное, больше никогда не встретимся. Я навсегда расстанусь с ним. И сейчас я понимаю, что не хочу. Не хочу, чтобы все заканчивалось именно так.      Наши желания безграничны. Нам всегда всего мало. Совсем недавно я мечтала лишь о том, чтобы хоть несколько секунд побыть с Домиником, мне хватало одного его случайного прикосновения, чтобы радоваться остаток дня. Я была счастлива, когда мы вместе выходили на пустынный берег, и Кобб придерживал меня за локоть. Но теперь я хочу большего, я хочу быть с ним. И я понимаю, что стоило бы поторопиться, если я собираюсь осуществить это желание, потому что неизвестно, за каким поворотом нас ждет Мол…      Я останавливаюсь. Говорят, что лучше рискнуть и пожалеть, чем ничего не сделать и все равно пожалеть… Первый раз я зову его по имени:      — Доминик!      Он оглядывается, удивленный. Я говорю:      — Я люблю тебя.      О, как это глупо, стандартно, банально, жалко! Мне хочется сказать больше и лучше, рассказать ему все, передать свои чувства с того момента, как я увидела его. Мне кажется, я полюбила его уже тогда, но не хотела признаться себе в этом. Наверное, я осознала свои чувства первый раз там, во сне, когда мы шли по невероятному перевернутому городу, и я видела в глазах Доминика восхищение моими способностями. А когда на меня напали, он защищал меня, сколько мог. Да, я кричала на него потом, я была очень зла и напугана, но… Я уже любила его. А потом я вошла в его сон за ним, он рассказал мне про Мол и показал ее. Он… Он доверился мне, и за это я полюбила его еще сильнее. И ведь это просто сон! Разве мы не можем уделить несколько минут этого сна друг другу и никому больше? Мы найдем Фишера, мы уйдем отсюда, но потом, не сейчас, после! А сейчас…      — Ариадна… - начинает Доминик. Я перебиваю его:      — Ведь все это не реально.      Он сумрачно и как-то несмело улыбается.      — Да. Это не реально.      Я смотрю ему в глаза снизу вверх, мне приходится поднимать лицо – он намного выше меня.      — Знаешь… - его голос звучит непривычно мягко и задумчиво, - даже во сне очень приятно слышать признание в любви от красивой девушки.      Я пока еще не могу поверить. Он не оттолкнул меня? Он даже назвал меня красивой? Разве я могу идти в сравнение с Мол?.. Он не любит меня, я знаю. Но в те минуты я могу считать, что он влюблен – так, чуть-чуть. Он и сам, наверное, так думает, когда подхватывает меня на руки и прижимает к себе.      Вот и свершилось то, о чем я мечтала столько времени, о чем думала чаще, чем о нашей миссии. Я чувствую его твердую широкую грудь возле своей груди, ощущаю биение его сердца сквозь слои нашей одежды. Наши лица теперь на одном уровне и, кажется, я целую его первой. Он отвечает мне, и этот поцелуй не сравнится ни с одним поцелуем в моей жизни – впрочем, не так уж много их было…      Доминик опускает меня на землю и ведет за руку в ближайшее здание. Это какой-то отель, очень похожий на тот, где остался Артур. Блеск стекол и облицовки, пустая идеально чистая лестница, пустая стойка ресепшена, пустой широкий диван перед тихо журчащим фонтаном. Пальмы в кадках и цветы вокруг фонтана. Альпийская горка с подсветкой, по камням тихо струится вода. Мы можем подняться в любой роскошный номер, но зачем? Ведь здесь, внизу, никого нет и не будет. И я никогда не занималась любовью в холле гостиницы. Впрочем, я вообще занималась ей только однажды, в квартире своего парня – в то время я еще считала его своим парнем… А на следующий день выяснилось, что у него есть другая девушка… Не хочу вспоминать.      Я сама тяну Кобба за руку к этому дивану. Доминик расстегивает молнию на моей куртке. За курткой на блестящий пол отправляются кофта и майка.      — Ты очень красивая, - шепчет Дом, осыпая поцелуями мои плечи, шею и грудь. Наверное, все мужчины так говорят, раздевая новую подружку, но мне хочется думать, что тот, кого я люблю, говорит искренне.      Он мягко подталкивает меня на диван. Я ложусь, и Дом снимает с меня оставшуюся одежду. Я помогаю раздеться ему. Мне тоже хочется сказать ему, что он очень красив, но я боюсь, что это прозвучит глупо, и от смущения и застенчивости не могу выдавить ни слова. Я только молча обнимаю его, оглаживаю мускулистые плечи и руки, широкую спину. Он взрослый и сильный, настоящий мужчина, не то, что мой бывший – хилый студент, на пару лет старше меня… Я обвиваю ногами поясницу Дома и чувствую, как он одним сильным сладким толчком входит в меня. Интересно, секс во сне всегда так чудесен? Наяву все было не так, неловко и неприятно, никакого удовольствия. А здесь и с Домом это потрясающе, волшебно, прекрасно…      А когда Доминик в последний раз судорожным движением притискивает меня к себе и вытягивается рядом, тяжело дыша, я вижу чей-то силуэт за зеленой занавесью растительности у бассейна. Кто-то отступает назад, тихо пересекает холл и останавливается у лифта.      — Дом… - шепчу я, кончиками пальцев проводя по его спине. И, убирая руку, говорю погромче: – Кобб…      Да, теперь уже Кобб. Все закончилось. Я по-прежнему люблю его, но этого достаточно. Все равно он не будет со мной.      — Там кто-то есть, - тихо говорю я, высвобождаясь из-под его руки и садясь.      Он смотрит поверх моего плеча. Слышен шелест подъехавшего лифта. Вот открываются двери, вот они снова смыкаются…      — Это Мол, - говорит Кобб. – Нам надо идти.      Мы быстро одеваемся, не глядя друг на друга. Но, прежде чем пройти за зеленую стену пальм и цветов, Кобб на секунду обнимает меня, наклоняется и коротко и нежно целует. Это прощание. Мне хочется плакать, но я сдерживаюсь. Может, я разрыдаюсь потом, а сейчас не место и не время.      Кобб отодвигает глянцевитые листья, пропускает меня вперед и выходит следом. Лифт раскрывает двери, едва мы подходим - словно кто-то отправил его на первый этаж специально для нас.      Кабина поднимается внутри небоскреба. Молчание невыносимо, и я тихо спрашиваю:      — Как мы вернем Фишера?      — Нам придется устроить выброс.      — Как?      — Я буду импровизировать…      Импровизировать. Почему-то это слово прочно застревает у меня в памяти. Импровизация! Для этого сон – самое подходящее место. Делать все, что угодно, строить реальность на ходу…      Кобб негромко продолжает:      — Ты должна знать кое-что обо мне.      Сердце у меня замирает, и я ненавижу себя за это, ведь я точно знаю: что бы он сейчас ни сказал, это не будет тем, что я хочу услышать. Это вообще не будет иметь ко мне никакого отношения! Все, что могло быть между нами, уже произошло! Но я не могу перестать надеяться...      А Кобб говорит:      — Про внедрение. Идея похожа на вирус. Она живуча и крайне заразна…      Мы выходим из лифта. Перед нами – полутемный коридор. Кобб на ходу вынимает пистолет.      —…Мельчайшие зернышки идеи способны прорасти и либо стать частью тебя, либо уничтожить тебя...      Впереди приоткрытая дверь. Я различаю силуэт человека за столом. Это женщина. Я знаю, кто она.      Не оборачиваясь, Мол продолжает то, что начал ее муж:      —…Даже такая маленькая идея: твой мир нереален…      Что в ее голосе? Издевка? Горечь? Боль? Злость? Она рассеянно поворачивает в руках большой нож. Мне кажется, что она просто любуется своим отражением в широком лезвии.      Кобб опускает пистолет, отводит за спину, осторожно передает мне, и я заталкиваю тяжелое оружие в карман куртки.      — …Столь незначительная мысль, что меняет все.      Мол кладет нож и оборачивается. В полумраке комнаты блестят ее большие серые глаза. Теперь она смотрит на нас… На меня.      — Ты так уверена в том, что твой мир реален… И он тоже? – ее взгляд скользит по Коббу и тут же снова устремляется на меня. Она выходит из-за стола, грациозно и неторопливо движется к нам. На ней легкое платье, облегающее идеальную фигуру. Прекрасное одухотворенное лицо в обрамлении каштановых локонов. Когда она подходит почти вплотную, я чувствую тонкий аромат ее духов. Мне кажется, что я даже ощущаю тепло ее гладкой нежной кожи. Я кажусь себе такой незначительной рядом с ней.      — Ты так уверена в том, что твой мир реален, - повторяет она. Мол выше меня, и ей легко смотреть на меня сверху вниз. – А все, что здесь – просто сон. И поэтому ты считаешь, что вольна делать здесь все, что захочешь?      Я знаю, о чем она говорит, и сжимаюсь под ее светлым взглядом.      Она обходит меня, будто не замечая Кобба. Я различаю нотки удивления в ее голосе, когда она тихо говорит, будто себе самой:      — Такая маленькая… Такая невзрачная… Такая невинная. Она даже трогательна, эта крошка. Но почему она считает, что может брать чужое, хоть и во сне?      Я делаю шаг назад. Наверное, это срабатывает инстинкт самосохранения, потому что Мол уже оказалась прямо передо мной. Я слышу ее пронзительный крик: «Как ты посмела!» и вижу блеск широкого лезвия. Не знаю, когда она успела взять нож. Мне даже не приходит в голову выхватить пистолет, который торчит из кармана. И не знаю, как мне удалось уклониться…      Я вновь судорожно хватаюсь за грудь, как тогда, в другом сне. Но на этот раз лезвие не пробило мне сердце, только распороло кофту и кожу на боку. Я вжимаюсь в угол, закрывая ладонями глубокий порез, и жду второго удара – беспомощно, как в обычных снах. Но Кобб уже отбирает у Мол нож.      — Прекрати, - он осторожно оттаскивает ее к столу. Она не сопротивляется. Она как будто вложила в этот удар все свои силы, и сейчас выглядит слабой, побледневшей… Сломленной.      Кобб мельком оглядывается на меня.      — Ты в порядке?      У меня ужасно болит бок, кровь пропитывает майку, кофту, сочится на штанину, но я коротко киваю.      — Мол, - зовет Кобб. - Фишер здесь?      Я смотрю в пол, закусив губу. Мне становится больно от этих обыденных слов. Он думает только о нашей миссии, все остальное для него неважно. И я тоже неважна, и все то, что происходило между нами каких-то десять минут назад…      Но вот я слышу голос Мол и понимаю, что она тоже разочарована. Она тоже хотела, чтобы Кобб думал о ней! Мы с ней так похожи в эти несколько секунд! На мгновение мне хочется шагнуть к ней, прижаться, как к подруге.      — Фишер, - повторяет она без всякого выражения. – Ты не сможешь забрать его.      Я понимаю: она не собирается отдавать его нам. Разве что… Разве что в обмен. Ведь ради этого она и привела нас сюда.      И та же мысль приходит Коббу.      — Если я останусь, ты отпустишь его?      Я не выдерживаю:      — Кобб, нет!      Они даже не смотрят в мою сторону. Мол тихо говорит:      — Фишер на балконе.      Не оборачиваясь ко мне, Кобб приказывает:      — Проверь, жив ли он.      Я забываю о своей ране, забываю про Мол и нож, который опять лежит перед ней, забываю обо всем, кроме вспоглощающего страха за Доминика.      — Кобб, не делай этого!      — Проверь, жив ли он. Сейчас же!      И я бегу на балкон. Роберт Фишер там, со связанными руками и завязанным ртом. Я приподнимаю его голову, стягиваю повязку с лица, мои перемазанные кровью руки оставляют безобразные отпечатки на его щеках, пиджаке и белоснежном воротнике рубашки.      — Мистер Фишер! – зову я. Он не откликается, и пол уходит у меня из-под ног. Нет, нет, только не это! Он не может умереть здесь, теперь, когда мы пришли за ним! Я трясу его, и его голова раскачивается из стороны в сторону. Голубые глаза открыты, взгляд неподвижен. Он мертв.      — Он мертв! – в ужасе кричу я, возвращаясь в комнату. От потери крови подкашиваются ноги, я спотыкаюсь и хватаюсь за дверь.      Доминик и Мол по-прежнему сидят напротив друг друга, он держит ее за руки, и если не знать всего, что только что происходило в этой комнате, можно решить, что муж и жена мирно беседуют о пустяках после рабочего дня.      — Мол, ты убила его? – ровным голосом спрашивает Кобб.      — Да. Но не ходи за ним, прошу.      — Я должен. Это мой единственный шанс вернуться в реальность, вернуться к моим детям.      Мол гибким движением подается вперед и обнимает его за плечи.      — Какие глупости, милый! Этот мир – единственная реальность! И наши дети здесь. Сейчас я их позову. Джеймс! Филиппа!      Кажется, в глубине соседней комнаты мелькают две детские фигурки, как недавно в переулке… Кобб отворачивается, закрывает глаза ладонью.      — Мол, не надо, - он встает из-за стола. – Ты знаешь, что все это не реально. Я должен идти.      И тогда в ее руке снова сверкает нож.      — А вот это – реально? – кричит она.      Но на этот раз я успеваю выхватить пистолет.      Грохот выстрела смешивается с грохотом за окном.      Мол падает.      — Что ты делаешь! – кричит Кобб. Он подхватывает жену. Ее глаза, почти такие же светлые, как у Фишера, широко открыты и слепо смотрят в потолок.      — Импровизирую! – выкрикиваю я в ответ. Пол вздрагивает, и на этот раз причина не в том, что от слабости у меня трясутся колени. Я роняю тяжелый и теперь ненужный пистолет, кричу: - Кобб, это выброс!      Небо за окном затягивается тучами, в комнате темнеет. Ослепительная ветвистая молния разрывает тучи над крышей соседнего небоскреба. В окна бьет ветер, тонко звенят стекла, треплются белые газовые занавески.      — Кобб, нам нужно уходить!      Ураган сносит верхние этажи соседней высотки. Это зрелище навсегда останется в моей памяти: бетонные панели, арматура, стекло – все срывается и летит, как песок, сдутый с верхушки песчаного замка.      — Кобб!..      Он в последний раз гладит пальцами щеку мертвой Мол и шепчет:      — Больше мы не увидимся. Настоящая Мол давно умерла, и ты – не она. Я должен отпустить тебя. Я хочу тебя отпустить.      Затем он подходит, крепко берет меня за локоть и выводит на балкон.      — Возвращайся одна. Мне придется задержаться. Пойду за Фишером, а потом надо будет найти Сайто, - он говорит громко, чтобы перекричать грозу, но твердо и спокойно.      Я хватаюсь за колонну на углу балкона. Ветер рвет на мне куртку.      — Нет! Я пойду с тобой!      — Уходи! – повторяет он. – Не хочу подвергать тебя опасности.      Я отчаянно мотаю головой, задыхаясь от ветра.      — Я справлюсь, - обещает Кобб. – Уходи.      Он кладет руку мне на плечо. Я уверена, что сейчас он просто столкнет меня, чтобы не тратить время на разговоры, но он сжимает мое плечо, будто прощается с другом или братом, и повторяет:      — Уходи, Ариадна. Мы скоро увидимся, обещаю.      Я с трудом удерживаюсь на краю балкона, обвив колонну двумя руками. Буря воет, свистит, толкает меня, старается скинуть в пропасть пустынной улицы внизу. Я смотрю в лицо Кобба, едва различимое в штормовом мраке. Я хочу запомнить эти секунды. Последние секунды, что мы вместе. Мне так много хочется сказать ему, но я кричу только:      — Не заблудись, пожалуйста!      Он чуть заметно улыбается в ответ и кивает.      Я отпускаю колонну и лечу спиной вниз в пустоту. Волосы хлещут меня по лицу. Раскинув руки, я падаю, падаю, падаю…      Чтобы, вздрогнув, открыть глаза на полу крепости за мгновение до взрыва.