***
Противная трель будильника, будто из параллельной реальности, пробралась сквозь плотный вакуум сна. Вадим забил ладонью по столу вокруг телефона. Он нехотя приоткрыл глаза и, глядя в тонкую полоску меж прикрытыми веками, всё-таки нашарил рукой надрывающийся мобильник на тумбочке и снова уткнулся в подушку, тут же провалившись в сон. Но телефон почти тут же зазвенел вновь. Отключив и на этот раз, Самойлов накрылся одеялом с головой и заснул. Так происходило в течение часа. Когда цифры сменились на экране на семь часов утра, Вадим всё же поднялся с кровати. Горсть холодной воды слегка оживила, но не разбудила до конца, поэтому всё, что находилось вокруг, не имело чётких очертаний и будто плыло в какой-то полупрозрачной дымке. Вадим, зевая и ведя рукой по стене, тяжёлой поступью направился на кухню. Заря за окном только-только занималась, поэтому в комнате было ещё темно. В углу тяжело гудел холодильник, вторили ему плита и просыпающаяся улица за окном. Эту квартиру Вадим приобрёл ещё до распада группы. В тот момент, когда он часто находился в Москве, а бегать в поиске съёмной квартиры было некогда, он решил вложиться в недвижимость, не влезая при этом в долги. Честно говоря, с первого взгляда квартирка Вадиму не понравилась, но делать нечего — купил. Глеб сказал тогда, что всё стерпится-слюбится. Так вскоре и случилось. Вадим сонно огляделся и решил заварить кофе. Тратить время и силы на приготовление нормального не хотелось, поэтому он решил достать с самой высокой полки пыльную банку растворимого. Вадим неаккуратно кинул две ложки гранул и две ложки сахара в кружку. Спать хотелось невыносимо, перед глазами всё плыло, и он так и заснул, положив голову на стол и свесив руки до пола, и проснулся, только когда звонким щелчком отключился чайник. Приготовив незамысловатый завтрак, Вадим запил его горьким кофе под трёп безустанных «Подъёмников» из приёмника. Натянув на себя первый попавшийся свитер, он обулся, накинул пальто, небрежно намотал больше похожий на удавку шарф на шею и закрыл за собой дверь. Обычно он отдавал предпочтение лестницам, но не сегодня. Зайдя в лифт, он нажал кнопку, которая тут же загорелась под пальцем, и конструкция со скрежетом поползла вниз. Яркий свет, будто в операционной, больно жёг роговицу и не позволял прочитать ни строчки, видимо, важного объявления о каких-нибудь новых сборах денег на извращения ЖКХ. Дверь парадной противно завизжала, и Вадим вышел на улицу. Подойдя к машине, он сунул руки в карманы в поисках ключей, но таковых не оказалось. Вадим похлопал по штанам и пальто, но заветной желёзки так и не нашёл. Потоптавшись около машины, он решил, что на метро добираться долго, а на такси — дорого, поэтому легче всего — вернуться домой и взять ключи. Возвращаться — плохая примета, думал Вадим, когда медленно поднимался по лестнице вверх на седьмой этаж. Что-то должно случиться, ей-богу, должно. Но ни в квартире, ни на улице ничего такого не произошло, поэтому напряжение вскоре сошло на нет, а примета и вовсе забылась. Вадим наконец сел в машину. Ехать никуда не хотелось. Он откинулся на сидение и прикрыл глаза. Нужно было лечь пораньше. Хотя и лёг он не поздно… Возраст, наверное. Или просто устал. Выходной пора бы взять… Кто-то постучал по окну с внешней стороны автомобиля. Нескоро сообразив, Вадим поспешно опустил стекло. — Не будет ли у вас чикфаера? А то прикурить нечем, — на край двери легли почти сиреневые от холода мужские руки в кожаных гловелеттах. — Да, конечно, — голова Вадима соображала неважно, поэтому он не сразу заметил накрашенные ногти, а когда до него дошло, поднял полные изумления глаза. Самодовольная ухмылка кривила тонкие губы Глеба, обнажая полоску мелких матовых зубов. Сквозь стёкла очков из-под полуопущенных век нагло и рассеянно смотрели голубые глаза. — Вот, держи. Можешь себе оставить, — Вадим сунул брату в руки зажигалку и поднял стекло, но Глеб, быстро среагировав, просунул руку в образовавшийся зазор. — Ну, чего тебе нужно? — старший опустил стекло обратно. — Ты же на дух меня теперь не переносишь. — Да я просто мимо проходил, — Глеб закурил, пуская сизые струи дыма прямо в салон машины. — Ага, в восемь часов утра, — Вадим недовольно смотрел на дым, — в Москве, хотя должен быть… Где там… В Питере, вроде. — Ладно, ладно, не нуди, — Глеб скривился и небрежно замахал рукой. — Просьба у меня к тебе есть небольшая. Вадим подозрительно сощурился и уже подумывал всё же поднять стекло и дать по газам. — Просто Снейк достанет меня из-под земли, а тягаться мозгами с ним под силу только тебе, — он развёл руки в стороны, мол, поэтому я здесь. — И? Что ты этим хочешь сказать? — Вадиму стало даже интересно, что задумал Глеб, поэтому идею смотаться оставил на потом. — Короче говоря, можешь помочь мне сбежать? То есть увезти меня отсюда как можно дальше. Хоть куда, только подальше, где меня не найдут. Нет, всё-таки надо дать по газам… — Знаешь, просто надоело всё, — между тем продолжал Глеб. — Вот не поверишь, а надоело. Концерты, автографы, бабы, песни, даже Таня, представляешь? — он облокотился на дверь, — Всё время ноет: «Хватит бухать, хватит бухать…», — он утрированно пискляво спародировал женский голос, при этом рукой изображая рот. Вадим в ответ молчал. Он постучал пальцами по рулю. Не верить не было оснований, но что-то всё равно не давало покоя. Старший посмотрел на Глеба. Тот стоял, подпирая дверцу, и бездумно глядел куда-то вдаль, выпускал из ноздрей дым и жмурился от утреннего солнца. — Ладно, садись, — он кивнул на пассажирское сидение рядом с собой. Глеб триумфально улыбнулся. Быстро обойдя машину, он открыл дверь и плюхнулся на переднее сидение. — Ну всё, поехали, — Глеб ударил щелчком по брелку в виде панды, висящему на зеркале ближнего вида. Вадим усмехнулся. Только пару лет назад брат его видеть не хотел, а сейчас вон какой дружелюбный. Нет, всё-таки возвращаться — плохая примета.***
Глеба отвлёк шорох шин по асфальту позади себя. Он резко обернулся и увидел приближающуюся машину. Выбежав на середину дороги, Самойлов стал размахивать руками, но иномарка, лишь ловко объехав нежеланного попутчика, помчалась дальше. — Сука, — процедил Глеб сквозь зубы, глядя машине вслед. Он вытер мокрое лицо рукавом. Досада и осознание собственной беспомощности перед ситуации горьким комом подкатывали к горлу. Зря всё это затеял. За спиной вновь послышался звук машины. Самойлов обернулся. Резко подняв руку, он облизал мокрые от дождя губы. Заскрипели тормоза, и потрепанный круглоглазый Жигулёнок остановился. Стекло прерывисто сползло вниз, и из окна показалась голова и локоть водителя. Шофёр был неславянской внешности, с узкими глазками на круглом лице и с пятидневной щетиной. — Прыгай в машину. Я очень спешить… — затараторил было он на ломаном русском, но Глеб движением руки призвал незнакомца к тишине. — У меня там… брат остался. Нужно вернуться за ним и… — Нет, нет, нет, — мужчина затряс щеками, — нельзя вернуться. Надо ехать. Садись быстрее. Глеб выпрямился. Он, конечно, сволочь, но не настолько, чтобы оставить Вадика одного. — Езжай, — он махнул рукой и побрёл прочь. Водила вжал педаль газа в пол и пулей промчался мимо Глеба, окатив того дождевой водой с головы до ног. Самойлов захлебнулся от возмущения и выругался. Он сплюнул себе под ноги грязь, попавшую в рот вместе с водой, и побрёл дальше. Под подошвой чавкала грязь, шуршали камни и хрустели головки полевых цветов. Низкое небо давило на голову, от чего даже спина заболела, будто и правда небосклон нелёгкой ношей лёг на костлявые плечи Глеба. — А по доро-о-оге дороги ма-а-анят оста-а-аться, — на выдохе негромко пропел Глеб пришедшие на ум строчки песни. Эх, давно же он её пел. — Держаться вместе на ровном месте… — Вадя, бля, напугал, — вздрогнул младший Самойлов и обернулся. Вадим виновато и вымученно улыбнулся. Капюшона на нём не было, и его распущенные волосы торчали мокрыми кудрями во все стороны. Честно говоря, жалкое зрелище. — О, это остановка? — Глеб близоруко сощурился, вглядываясь в горизонт. Вадим повернул голову. И правда, на фоне «сказочной» тайги виднелось что-то отдалённо похожее на место для остановки автобусов. Подойдя ближе, братья поняли, что это вовсе не то, о чём они подумали, и мнимая остановка оказалась обыкновенной бетонной коробкой непонятного назначения. Строение было метра два высотой и с двумя окнами без стекол и рам. Стены били по глазам своей белизной — даже вандалы не добрались со своими баллончиками в такую даль. — И что делать будем? — пробормотал Глеб из-под задранного воротника пальто. — Подождём внутри, пока дождь не прекратится.***
Глеб скривился, когда заглянул в одно из окон — на полу ковром лежали мешки мусора, шприцы с окровавленными иглами, осколки стёкол, использованные презервативы. — Пиздец, кто был настолько больным, чтобы трахаться здесь?! — возмутился он и брезгливо отошёл подальше от окна. — Кто бы говорил, — негромкий смех Вадима прогудел эхом в бетонной коробке. — Не смешно. Я был молод, глуп и… влюблён, — последнее он сказал несколько тише, но не настолько, чтобы Вадим не услышал. Тот усмехнулся, вспомнив молодые годы. Да, было время… Жаль только, что было, а не есть. — У тебя сигареты с собой? — спросил старший. — А то я свои в машине оставил. — Лови, — Глеб выудил из кармана полусухую пачку и бросил её в руки брата. — Ты куда? — спросил Вадим, держа в зубах сигарету и пытаясь её поджечь. — Отлить, — Глеб шмыгнул вон из постройки и, запнувшись об порог, вывалился в ледяной дождь. Не особо разбирая дороги, он зашагал за угол. Под подошвой что-то неприятно хрустнуло, и Самойлов опустил глаза — под ногой покоилась бесформенная куча стекловаты, но, склонившись чуть ниже, Глеб скривился и отшагнул назад. Полуразложившаяся рыжая собака у его ног пялилась в небо стеклянными глазами. — Чёрт, — сплюнул Глеб и зашагал в противоположном направлении, рассчитывая, что на другом углу его не будет ждать подобный омерезительный сюрприз. Он понял, как ошибался, когда перед глазами предстал отмытый дождём белоснежный позвоночник на куче мусора. С размаха пнув его в сторону, Самойлов снова чертыхнулся и вернулся обратно в постройку. — Вадим! — Что? — Это что? — спросил он, указывая на два пушистых комка, которые сидели у старшего на руках. Сам же Вадим сидел на корточках и услужливо отдал на растерзание этих двух существ свои колени и руки. — Не видишь, котята, — он потрепал одного из них по голове. Котята были самой непримечательной окраски, плешивыми, безухими, грязными, с глазами, обрамлёнными ржавым кольцом гноя. — В том-то и дело, что вижу, — недовольно пробурчал Глеб в сырой воротник. Котята стали лезть к Вадиму за пазуху пальто. — Есть хотят, бедные. За окном гудел ветер, шумел дождь и шуршала высокая трава. Глеб смотрел на низкие тучи в маленьком окошке и думал о котятах, о тех людях, которые бросили их. Видимо, кошка нарожала, а девать некуда. Половину утопили, другую — раздали, а эту — подыхать оставили. — Может, у меня есть что-нибудь съестное… — задумчиво пробормотал он не то себе, не то Вадиму и сунул руки в карманы. Спустя пару секунд Глеб вытащил содержимое и усмехнулся, глядя на раскрытую ладонь. На ней лежали две сосательные конфеты в разноцветных обёртках.