Пуговицу расстегни

       В утреннем солнце много тепла. В комнате — пару грамм, если измерять не в градусах. Дилан не любит, когда расстояние определяют метрами, объем — литрами, а силу — ньютонами, так — слишком просто. Ещё Дилан не любит смотреть как в этих тёплых солнечных лучах купается Томас, это тоже как-то через чур правильно, то, как он сидит на подоконнике, покачивает ногой и дымит сигаретой. Гармонично. Эстетично. Безупречно. Дилан встает с кресла и закрывает форточку, холодный ветер шумит в возмущении и вакуум присасывает пластик к пластику. Перестает сквозить. Томас молча тушит сигарету и оставляет окурок в пепельнице. Дилан переседает на рабочий стол и вздыхает. Томас ловко спрыгивает с подоконника и вдохновенно бросает: — Давай уже собираться понемногу, не хотелось бы опоздать. Дилан кивает, хотя в отличии от некоторых, желания куда-то идти у него нет и в помине. — Может останемся, эй, Томас, — тянет просительно, почти молебно, сводит брови вместе, делая максимально грустное выражение. Томас выглядывает из-за двери, в которую секунду назад вышел: — Господи, Дилан, твоя лень меня доконает. Это не обсуждается, одевайся. — Представляю как моя будущая жена будет эту же фразу повторять. «Это не обсуждается», — перекривляет Дилан презрительно.— Мама тоже так говорила. Томас, ты мне мама? Если нет, то перестань себя вести как она. Дилан кричит это в полный голос, чтобы Томас слышал в соседней комнате. Тот входит, подтягивая штаны, рубашка накинута на белую майку, в которой курил. — Выйти за тебя шансы у меня есть, а вот усыновить — увы, — шутит Томас, расправляя руками рубашку и застёгивая пуговицу посредине. — У тебя пока больше, чем у кого-либо, — хмыкает Дилан, хрустя пальцами. Томас поднимает на него взгляд, но консервативно молчит. Дилан не любит эту его привычку, но с британской сдержанностью нельзя что-либо поделать, менталитет гнёт свою линию. — Поможешь с рукавами? — Томас подходит впритык и протягивает Дилану свою тощую руку. Тот, немного помучившись, справляется с первой пуговицей, вторая скользит в петельку без особого труда, а вот третья не поддаётся. Дилан подгибает под себя ногу и начинает агрессивней пропихать пуговицу в дырку. Томас не шевелится, только пристально смотрит на Дилана. — Отвернись пожалуйста, это отвлекает. — Что? — безучастно спрашивает Томас. — Ничего не выходит, потому что ты пялишься, что непонятного, — раздражённо рявкает Дилан — Как это может мешать? Дилан смотрит на него снизу вверх. Волосы, обрамлённые солнечными лучами, худощавая фигура, расслабленно прижмуренные глаза — Дилан не любит то, что Томас чертовски привлекательный. — Расстегни верхнюю пуговицу, задохнёшься, — бросает он, возвращаясь к делу. Томас вздыхает и закатывает глаза. Он любит застёгивать все пуговицы, Дилан об этом знает. — Давай другую руку. — Спасибо. Дилан не отвечает. Томас слишком часто благодарит, почти всё время автоматически, из-за вежливости, которая вошла в привычку. С этими пуговицами он справляется гораздо быстрее. Томас отсутствующим взглядом сквозит стену и не замечает, что Дилан больше не теребит его рукава. Дилан сжимает обе его руки своими и проводит большими пальцами по костяшкам, прочувствуя рельеф и тепло. Отпускает, пока не стало неловко и не пришлось искать оправданий, каких ему не найти, соскакивает со стола. — Я же сказал тебе расстегнуть, — тихо упрекает он Томаса, оказавшись к нему немного слишком близко. Томас смотрит ему в глаза, но не отвечает и не отшагивает, только его грудная клетка резко дёргается, как делает в двух случаях: от испуга или возбуждения. Дилан неторопливо расстёгивает две верхние пуговицы и, поправив Томасу воротник, похлопывает его ладонью в районе ключицы. Томас выдавливает из себя улыбку и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, вместо чего почти так же полупарализованно отшатывается назад и покачивает головой. — Одевайся, я пока возьму кошелек. Когда Томас выходит, Дилан зажмуривается, закрывает лицо руками и приседает на корточки. Он пытается делать вдохи как можно глубже, а выдыхать полной грудью. В голове туманится. Он не должен позволять себе эти слабости: прикасаться к Томасу при любой возможности, воровать его одежду и дышать его парфюмом, смотреть на него дольше, чем положено друзьям. Эту часть себя Дилан не не любит, он её ненавидит, но отрезать увы не может. — Всё в порядке, Дил? — Томас приседает рядом. Вот чёрт… —Да, всё хорошо. Томас берёт его запястья и убирает руки от лица: — Поговоришь со мной? — Всё хорошо, — отмахивается Дилан.— В голове кружится. Томас молча приобнимает его рукой. Дилан аритмично втягивает носом воздух, упираясь лбом в его грудь. — Я в порядке. — Давай тогда, поднимайся, или опоздаем, — Томас встаёт и встряхивает штаны. — Может не пойдём, Томас, может останемся? — Обсуждали уже. Нет. Такого варианта не существует. Вечером посидим, поговорим, а пока держи себя в руках. — Я люблю тебя, — хрипит Дилан и прочищает горло. Томаса это ничуть не смущает: — Я тебя тоже, давай руку. Он помогает Дилану подняться и выбирает ему из шкафа одежду.

***

— Зачем ты это сказал ей, Господи, Дилан, — Томас бросает сумку на диван и закидывает голову назад, упирается руками в поясницу, делая глубокий вдох. — Она спросила, — пожимает плечами Дилан и прижимается спиной к шкафу. — Ты дурак что-ли? Это всё, чем ты попытаешься оправдаться? Да если и так, кто на интервью правду говорит, может стоило рассказать и про тот случай в гримёрке? — прокручивает ключ в замочной скважине Томас, вытягивает и кладёт его в карман. — Про гримёрку никто никогда не узнает… — Ну, уже и на том спасибо, не может он держать свой язык там, где ему положено быть, за зубами. — Ой, сам-то молчишь постоянно и улыбаешься хитро, вроде больше всех знаешь, а этого недостаточно для интервью, я хоть и болтаю много, но на мне весь диалог с журналистом держится. Много из тебя текста выманишь? Вот именно, — Дилан складывает руки на груди и раздражённо втягивает носом воздух. — Так если бы только в балабольстве твоём проблема была. Вот зачем ты полез мне рубашку расстегивать?! — подошёл к нему Томас. — Ты мог задохнуться! — Кто тебе это в голову вбил, мог бы что-то получше придумать. Боже, Дилан, ты думаешь, что я ничего не вижу? — он сводит брови и чешет лоб. — Не видишь что? — у Дилана нервно сжимаются мышцы на руках и крутит в животе. Томас отворачивается и вздыхает. Потом подходит ближе, берёт его лицо своими ладонями и целует. Целует губы, щеки, нос, прижимает лоб к лбу Дилана. — Пора уже нам самим определиться. Дилан кладёт большой палец ему на нижнюю губу и подтягивает подбородок ближе. Целует неспешно, почти заботливо, расстёгивает две верхние пуговицы на рубашке, которые Томас успел опять застегнуть, шепчет: — Задохнёшься. Томас улыбается по-детски искренне, хмыкает: — Рубашка тебе не конкурент. Дилан облизывает губы и кладёт голову Томасу на плечо, они обнимаясь, вальсируют в центр комнаты; смеётся и толкает его на кровать. В голове одна мысль. Томас задыхается без него. Томас помогает Дилану снять водолазку через голову и садится ему на бёдра. Вокруг кружится от эйфории, в глазах мелькают разноцветные вспышки. — Ты точно хочешь? — Дилан роняет шепотом. В ответ кивок и прикусывание губы. Дилан расстёгивает все пуговицы на рубашке Томаса и оголяет его плечо. Дорогая мягкая ткань приятно скользит по пальцам. Дилан целует его раз, другой, мажет носом по плечу, переходя на шею, прикусывает тонкую кожу, лижет пульсирующую артерию, сжимая горло рукой. Томас молчит, боится издавать любого рода звуки, только сердце колотится так шумно, что забивает Дилану уши. Как будто бы в первый раз. Но Господи, нет, не в первый. Гримёрки, туалеты… Первый раз в его кровати, на его территории, первый, когда Томас инициировал поцелуй. Первый, когда их никто не сможет прервать и первый, когда они чувствуют себя в безопасности. Первый после долгого перерыва, первый после того, как согласились остаться друзьями без преимуществ. Резким движением Дилан скидывает рубашку и с другого плеча, снимает её с локтей и швыряет на пол, сдирает з Томаса майку, валит его на себя и крепко обнимает. Теперь Томас не может сдержаться и хихикает, также по-детски мило и беззаботно, как и всегда. Он пахнет любимым парфюмом Дилана, живым телом и немного — сигаретами. Дилан поддается искушению и зарывается носом в его волосах, вдыхает запах шампуня, перебирает пряди пальцами. Томас всё это время улыбается. Кости немного давят, но это такая мелочь, что Дилан забывает об этом сразу же после того, как Томас целует его. Дилан берет его подбородок двумя пальцами и отстраняется с ярким причмоком. Они измеряют друг друга взглядами: глаза напротив глаз, у обоих частично збито дыхание; у Томаса мурашки по коже и дыбом редкие светлые волосы на руках, а у Дилана — бабочки, упорхающие куда-то вниз живота. Они улыбаются, Дилан кладёт руку Томасу на затылок и притягивает его к себе ближе, губы прижимаются к губам. Томас медленно скользит рукой между его ног и потирает пах. Дилан втягивает живот от возбуждения и произвольно изгибается. В ушах жужжит, как в старом радио. И всё громче и громче жужжит, прямо выводит из себя. — Дил, у тебя телефон вибрирует, не слышишь разве? — К чёрту…— Дилан матерится, но под испепеляющим взглядом Томаса, всё-таки берёт трубку. — Да. Да. Нет, не могу сейчас. Нет, недалеко. Нет, он тоже не может. Да, вместе. Делами, важными. Нет, подождать не могут. Что? Ну даже если и тем, о чём ты подумал. Иди в пень, Ки. Да не в пеньки. До сви да ни я. Вот же вжился в роль Минхо. Последняя фраза адресуется уже Томасу, а телефон мягко приземляется на подушку. — Что-то важное? — Ты серьёзно веришь в то, что могут быть вещи важнее, чем-то, что происходит здесь? Томас улыбается в поцелуй, который ему бесстыдно навязывают. Дилан сползает на пол перед сидящим Томасом, приподнимает его ноги и плавно стаскивает с них штаны. Целует острые коленки, проводит губами по внутренней стороне бедра и подцепляет зубами резинку плавок. Протягивает пару сантиметров и помогает себе руками. Оставляет бельё натянутым на уровне коленей. Томас дышит сбито, как-то рывками. Касается волос Дилана и проводит ладонью той же руки по его щеке, скользит по губам и кладет палец на нижнюю. Дилан берет указательный и средний в рот, сначала держит их там просто так, потом понемногу начинает дразнить языком и обсасывать губами. Томас забирает руку и упирается обеими в кровать позади себя. Дилан разводит его бедра и улыбается полустону Томаса, который тот нечаянно роняет. Массажирует внутреннюю часть бедра и берет в рот его член. Сразу же давится, не рассчитав глубину и перехватывает рукой, делает ней массирующие движения и берёт в этот раз только головку губами. Томас зажмуривает глаза и откидает голову назад со стоном. Дилан поднимает на него взгляд, лижет ствол члена снизу и опять втягивает губами, руками разводит бёдра Томаса шире и скользит ими вверх. Томас стонет на выдохе и судорожно сжимает ягодицы, инстинктивно толкается Дилану в рот. Тот берет глубже и вынимает, повторяет ритмично, втягивая щеки и обнимая губами. Перехватывает рукой и легко дрочит, потом языком проводит вокруг головки, дразнит кончик, едва касаясь, дует и берёт обратно, с более диким ритмом. Томас опускается на локти, а потом и на спину, кусает губы и постанывает. Дилан вынимает из кармана кошелек и кидает рядом с собой, снимает штаны вместе с бельём, взбирается на Томаса сверху и целует. Томас обнимает его пояс ногами, а Дилан подсовывает под него руку и перекатывает так, чтобы Томас оказался сверху. Они улыбаются и целуются. Дилан высовывает язык и Томас лижет его своим, потом откидывается назад и устраивается на чужих бёдрах. Танцует несколько восточных движений и приглушённо смеётся. Дилан кладёт руки ему на живот и улыбается в ответ. Томас изгибается у него на бёдрах в полутанцевальных движениях и Дилан протягивает ему свои пальцы, которые тот изобильно смачивает слюной. Дилан подтягивает его к себе ближе и проникает одним пальцем в отверстие. Томас понемногу расслабляется и в него входит второй, потом третий. Дилану не терпится. Он напряжён. Руки не слушаются, когда он пытается открыть упаковку презерватива, поэтому Томас берет это на себя. Он работает ловко, по инструкции, и когда член Дилана готов — Томас плюет на руку и насаживается своей подготовленной задницей на него. В голове Дилана бесконечность мыслей и ни одной логической, все спутаны, эмоциональны. Как же он долго ждал, зачем они врали друг другу, зачем избегали разговоров. Он ни жалел ни об одной ошибке своей жизни, если все они привели его сюда, в эту постель этого отеля с этим человеком. И неважно, что будет потом, ради этого момента только, уже стоило жить. Томас насаживается медленно и аккуратно, дроча при этом себе, и Дилан теряет от этого голову. Ему остаётся ещё чуть-чуть и он переворачивается так, чтобы быть сверху, входит несколько раз резко, быстро, и кончает. Томас финиширует вслед за ним. Они стонут и смеются. — Не застёгивай ту пуговицу больше, а то я буду обязан это повторить. — Угрожает Дилан. — Хорошо. — Хитро улыбается Томас. — Только так её и буду носить.