I'll Be Go(o)d

Ванитас хороший человек. Он не пытает людей, не убивает, не калечит. Он внимательно всех выслушивает, разделяет все проблемы и пытается найти решения. Он с улыбкой подписывает новую порцию документов: что-то о контрабанде оружия, что-то о поставках наркотиков, получить данные от полиции, заказ на убийство и опять оружие. Ванитас бегло осматривает все из договоров, заостряя внимание на последнем. Он уже давно не убивает сам, он только позволяет другим это сделать. Он указывает на человека, он пускает по его следу ищеек, своих цепных псов, он позволяет им сильнее вгрызаться в глотки и пальцами вытаскивает пули из ран. Ванитас почти что совершенство. Ванитас подает в церкви и на службе стоит в первых рядах. Он самый примерный христианин, какого только возможно найти — трудится во славу Господа даже по понедельникам и в вечер пятницы. Бог Ванитаса — он сам. Но остальным знать не обязательно. Как и у всякого божества ему нужны свидетели, священники и последователи, и таких в изобилии, это даже не считая детей. У Ванитаса три приёмные дочери и ни одного сына, потому что сыновья друг друга убьют. Мать всегда говорила, что с дочерьми было бы проще, а она точно не врала — их все же с братом было целых два, и ни одной сестры. Ванитас — святой человек. Он будет улыбаться, когда начнете унижать его покойную мать. Он только усмехнется, если вспомнить его друга копа. Он даже и слова не скажет при упоминании его юности. Но Ванитас убьёт вас, если сказать при нём «Ной». Сначала погаснет вечная улыбка. Потом лицо примет то ровное безразличное выражение, свойственное людям, знающим о своей силе. Говорят, он окинет вас оценивающим взглядом, и последним, что вы увидите в своей жизни, станет его нож. Так говорят. Так шепчутся в темных и светлых коридорах. Об этом вспоминают в душных курилках и дорогих ресторанах. Сам Ванитас не обращает внимания на слухи, но может гарантировать, что нет еще на свете живого человека, что говорил ему о Ное. Потом, выкидывая очередную уже красную рубашку, Ванитас будет вспоминать о прошлом себе, о прошлом Ное и о прошлом вообще. «Я буду хорошим» Ванитас помнит как просыпается, и первым чувством становится похмелье. Он ругается, когда не находит стакана с водой у кровати и идет на кухню. Ванитас ругается второй раз, когда видит все бутылки, которые выпил вчера единолично. Если кучу сидра можно оправдать его относительно низким градусом, то с вином сложнее. Он окидывает мутным взглядом коробку вина с надписью «9-13%», и думает, что это своеобразная лотерея. Никогда не знаешь, пьешь на понижение или на повышение. Прошлый вечер Ванитас помнит кристально чисто, и лучше бы не помнил вообще. Ему совсем не хочется вспоминать о пьяных звонках Данте и отчетах для матери. Почему он не мог просто напиться и заснуть, как это бывает с его сослуживцами. Нет же, нужно было всем писать, всем звонить, со всеми говорить. — Я увидел дьявола в стакане, — Ванитас не то что говорить не может, он и думает с трудом. — Ага, и как, поговорил? — Я обещал ему стать хорошим человеком. Хороший человек. Эти слова застревают в горле и никак не хотят выходить наружу, даже мысленно. Ванитас — очень нехороший человек. Он даже не представляет, как с образом жизни мафиози вообще можно назвать себя «хорошим». Даже если ты не убиваешь, если не врешь, если не торгуешь, если не угрожаешь, если не сжигаешь… может тебе тут не место? Святош не любят даже в церкви. Ванитас не пьет утренний кофе, не стоит перед зеркалом и даже не трудится над тем, чтобы привести себя хотя бы в относительный порядок. Он быстро выпивает несколько кружек, застегивает портупею, хватает пальто и выбегает из квартиры. Его сегодня ждет Ной, и очень не хочется опоздать, тем более, что цель их встречи не отличается терпением. Ванитас ловит такси и только в салоне запоздало вспоминает, что не закрыл дверь. «Ничего, — говорит он себе, — я просто убью того идиота, что решится меня ограбить». Ванитас не объясняет причину опоздания, не приветствует и старается даже не смотреть на человека в длинном плаще. Ной сам платит таксисту, сам перестегивает все пуговицы на рубашке парня и проверяет портупею. Им не нужно лишних смертей, сегодня в плане всего одна. Оба в тишине идут на место встречи с третьим, и там уже видно будет, кто из троих войдет в план. — Он думает, что встречается с нашим человеком по поводу оружия. Когда увидишь — стреляй, а не думай, — Ной кажется злым, но только кажется, он вообще склонен оставаться безразличным. — Ага, — безразлично буркает в ответ Ванитас, но все же сильнее сжимает рукоять пистолета. Не хватало еще промазать. Ванитас считает себя не очень умным, ведь он забыл поменять обойму и теперь просто надеется, что там осталась хотя бы одна пуля. Если две — Господь явил миру чудо. Ни Ной ни Ванитас даже не удивляются, что едва завидев их, приближающихся к месту встречи, человек бросается бежать. Но Ванитас не думает, а стреляет, и благодарит всех богов за способность попасть по цели даже с перепоя. Человек вскрикивает и все ещё пытается бежать, потому Ванитас стреляет второй раз — оба в ноги. Звук выстрела бьет по ушам и хочется, совсем как дома, высунуться в окно и прокричать соседу-уёбку, чтобы сделал свою чертову музыку потише. Но они на пустыре и из соседей-уёбков только Ной. — Давай ты, — Ванитас любезно пропускает Ноя вперед, а сам остается просто наблюдателем. — Ток подожди пять сек. Он хлопает по карманам штанов, потом по карманам пальто и счастливо улыбается, когда в одном из карманов находится старенький плеер с не менее старыми наушниками. Ванитас включает музыку, дает знак рукой Ною, и закрывает глаза. Ванитасу не нужно смотреть, чтобы видеть, что сейчас происходит. Ной ходит как кошка. Его не слышно и не видно, пока он сам того не захочет. Но Ванитас все же его слышит и давно уже просит перестать покупать кожаную лакированную обувь, которая так отвратительно скрипит. Ванитас и с закрытыми глазами видит, как Ной подходит к мужчине, садится на корточки, снимает перчатки и закатывает рукава. У Ноя сильные руки и Ванитас на собственном примере знает, каково это, когда этими руками выбивают сустав. Ной достанет нож, всегда острый и с красивой рукоятью. Он будет говорить о доверии, о чести, о преданности. О том, что Доминик зря готовила лазанью, а сам Ной зря присылал цветы на праздник. Он в принципе любит говорить перед тем, как делать. Ной возьмет руку оппонента, легко и даже нежно проведёт ладонью от локтя и до запястья, от локтя и до плеча. Схватит сильно, как умеет только он, локтевой сустав точно на колено и скажет коронное: — Я еще добрый. Спасибо скажешь. Ванитас вообще зверь. Сам Ванитас рад, что музыка заглушает и крики и неприятный хруст. Люди, в принципе, существа крепкие, и чтобы сломать им кости или суставы выбить нужно быть сильным. Ной сильный. И он любит свою работу. На Ноя не действуют ни жалобы, ни угрозы, ни мольбы. Ему плевать, сколько у вас детей и есть ли жена. Ему все равно, если дома кот некормленый и три собаки. Ной — идеальный исполнитель. — Кончай его уже, — Ванитас открывает глаза как раз в середине процесса, когда у мужчины нет сил кричать, а Ной даже не выпрямился. Выламывать коленом сустав удовольствие то еще. — Мог бы и сам, — Ной возражает, но всё же достает нож и, повернувшись к мужчине, продолжил: — видишь, я же сказал. Я бы оставил инвалидом, а этот сразу убивает. Ванитас опять прикрывает глаза, потому что его мутит от вида крови. С его родом деятельности это сочетается просто отлично, очень иронично выходит. Он вздыхает и мысленно отсчитывает до двух минут — примерно столько надо, чтобы вытекла кровь из сонной артерии. Ной, он же, мать его, охотник. Сначала мучает, а потом дарит гуманную смерть, перерезая горло. «Я буду хорошим» До Ванитаса до сих пор не доходит смысл своего обещания, но до него точно доходит, что подошва будет в крови. А он еще и новые туфли надел. Он подходит к уже мертвому, над которым молчаливой статуей возвышается Ной, и достает телефон. — Фото, серьёзно? — Мать мне не очень-то верит, знаешь ли. — После того случая и я бы не верил, — фыркает Ной, — убитый тобой вдруг нашелся на границе с Мексикой. И даже в относительной целостности. — Зато тебе больше работы, — Ванитас заканчивает с фотографированием и не без жалости думает о новой обуви. Почему именно сегодня. — Кстати, ты вчера пьяный мне звонил. — Просто забудь. — Но я решил помочь. Я подумал, что если ты — хороший человек, то нужен плохой. Я согласен стать плохим. Ванитас уходит, переступив через лужу, так ничего и не ответив. Ему и не нужно, ведь Ной и так всё знает. Ной дает обещание и выполняет его. Он становится худшим из худших, злейшим из злых, святейшим из святых. Слава идет впереди него и уже нет того, кто не знал бы имя «Ной». О нем говорят и шепчутся, за его голову просят денег, а руки хотят отрубить минимум семеро. Ной старательно становится плохим, чтобы Ванитас смог оказаться хорошим. Ванитас смотрит на все это издалека, не вмешивается, просто листает ленту новостей за завтраком. В его квартире светло и тепло, рядом кружка теплого чая, а на соседнем стуле Ной, в пижамных штанах, еще немного помятый после сна. Он доверчиво жмется к Ванитасу теплым боком и обнимает, когда тот хочет пройти мимо, заставляя остановиться. Ванитас впервые счастлив и не находит слов, чтобы сказать об этом. Он только обнимает в ответ и бурчит что-то невнятное про остывающую еду. Ной вообще часто стал оставаться у него дома. Сначала это было как бы случайно, но в последствии ему уже даже не нужно было приглашение. Ной мог прийти в любое время, скинуть пальто в прихожую прямо на пол, и вот так, в одежде, лечь на диван в гостиной, спокойно заснув. Он говорит, что с Ванитасом спится спокойнее. Безопаснее. Только вот Ванитас решил стать хорошим человеком. — Может уже сделаем это? — У Ноя теплые руки и потому Ванитасу нравится обниматься. — Еще рано. Я не уверен, что мне… хватит сил. — Как хочешь, — Ной утыкается Ванитасу подбородком в макушку и вздыхает. Эти разговоры происходят всё чаще и оба знают, что от этого не сбежать. Они сами начали и они сами закончат. Иногда Ванитасу даже кажется, что Ною и не терпится, только вот этот момент хочется оттянуть как можно дольше. Ванитас действительно сомневается, что ему хватит сил. Он не такой уж сильный, он не переносит вида крови и только хорошо стреляет. Он думает, что это такая глупость — так открыто подставлять Ною спину, даже без одежды. Ной — специалист по холодному оружию. Не практично в современном мире, но звучит красиво. Ванитас думает, что Ной может в любой момент убить его и никто не осудит. Ванитас сам виноват. Ванитас сам открылся. Ванитас сам позволил спать в своей кровати. — Лучше это будешь ты, — Ной вздыхает тяжело и от того печально. «Я буду хорошим» Ванитас знает и от этого только хуже. Он и дальше ходил бы вокруг да около, не понимая и не принимая. Он бы жаловался на недостаток силы, если бы мать не смотрела строго и не кинула перед ним на стол всего один лист с кратким описанием задания и целью. Это пришло — понимает Ванитас и наконец одевается как человек. Он тщательно подбирает одежду, надевает новые ботинки и бархатный галстук. Он скачивает на плеер новую музыку, что-то из классики и даже читает краткие статьи по анатомии человека. Ванитас звонит Ною и назначает место встречи. — Я всё же надену их, если ты не против, — Ванитас красноречиво указывает на наушники, — и глаза закрою. — Конечно, — Ной кивает безразлично. — А я прилягу, чтобы удобнее было. Я тут и веревку принес, ну, если что, — он как-то неопределенно ведет плечом. — Последние слова? — С тобой было весело. Ной, как и обещал, ложится на грязную землю и сам прикрывает глаза. Они на уже знакомом пустыре, продуваемом всеми ветрами. Ванитас не заметил этого в первый раз, а сейчас зябко ёжился, хоть и был в пальто. Он снял перчатки, чтобы лучше чувствовать и запомнить все ощущения в подробностях. Ванитас садится сверху, нависает, наклоняясь почти к самому лицу Ноя. Он закрывает глаза и делает музыку громче. Он рад, что не услышит и не увидит. Лучше запомнить Ноя красивым и любимым, чем мертвым. Ванитас ведет руками от самой груди, на ощупь пробираясь к шее. Он чувствует шершавую ткань и думает, что это, должно быть жилетка. Пальцы скользят дальше и от теплой кожи Ноя становится не по себе. Ванитас ведет руками аккуратно, почти невесомо. Он чувствует, как судорожно вздыхает под ним Ной, когда обе руки отказываются на его шее, и ловит губами этот вздох. Последний. Под ладонями быстро пульсирует сонная артерия и Ванитасу кажется, что это его собственное сердце бьется вместо Ноева. «Я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим я буду хорошим» Ванитасу действительно не хватает сил. Человеческая шея оказывается гораздо прочнее, чем пишут в книгах и показывают в кино. Ему не хватает силы, чтобы пережать трахею, потому приходится давить всем весом. Тут нет никакой романтики красивой смерти любимого — руки Ванитаса будут похожи на фарш, кто бы знал, что Ной будет так сильно впиваться ногтями в кожу. Кажется, местами он её содрал. И тяжело не только давить, но и удерживаться на месте, всё же тяга к жизни — вещь сильнее желания и любви. Ванитас давит всем телом, чтобы Ной его не сбросил. Оба дышат тяжело, точнее один дышит, а второй хрипит, и даже Моцарт не может этого заглушить. — Да сдохни ты уже! — Ванитас ни думает ни о чем, ему просто нужно закончить. Не осталось ни любви, ни нежности, только злость. Ной под ним дергается ещё пару раз и наконец затихает. Ванитас не может поверить своему счастью — он сделал это. Своими руками. Прямо тут. Он. Лично. Ванитас устало падает рядом и вдыхает полной грудью. У него трясутся руки от напряжения, а сам он не может даже сформировать все свои мысли во что-то конкретное. Кому бы рассказал — не поверят. Все так же не выключая музыки и не спеша смотреть на когда-то живого Ноя, Ванитас находит в себе силы встать и двинуться по направлению к машине. Он замечает, что рубашка вся промокла и теперь противно липнет к телу. — Приеду и выкину, — думает Ванитас, устало падая на пассажирское сидение. Сейчас он вернется и расскажет обо всем матери. Она, конечно, не похвалит, но будет довольна. Подумать только, её непутевый сын наконец проявил себя с лучшей стороны и взял ситуацию в свои руки. Буквально. Ванитас горд собой и готов гордиться еще неделю наперед. Ванитас хороший человек. Он всегда улыбается, никогда не убивает, и только спускает своих преданных псов. Ванитас хороший человек. Когда-то был.