Часы застыли столетия назад.
Когда на территории академии прошёл слух о том, что кто-то из учащихся заболел, Инумута сразу же бросил все возможные силы на то, чтобы найти несчастного. Потому что при том объёме учеников, что находится в академии, подобная мерзкая штука разрастётся невероятно быстро, а потом выйдет в город… и ещё дальше. Такое уже случалось. Потому что в нынешнем мире, к сожалению, слишком многие люди безответно влюблены в тех, кто либо не может дать им любовь, либо просто боится признаться. Вычислить больного? Легко! Даже напрягаться не пришлось, потому как спрятаться человеку, кашляющему кровью и цветами, довольно нелегко, особенно если он обладает довольно-таки посредственным умом.Как долго я не сплю? Кто бы знал!
Хока и сам не понимает, в какой момент всё начинает катиться по наклонной прямиком в адское пекло. Хотя, нет. Конечно же, понимает, причём в ту же самую секунду, когда в первый раз начинает кашлять. Слабо-слабо, без каких-либо дополнительных симптомов, но всё же — кашлять. В сложившейся ситуации это может значить только одно. Ханахаки бьё добралась и до его сердца.Сжать крепче нельзя, отпустить боюсь…
Найти таблетки не составляет труда. Да только вот помогают они в очень малом количестве случаев, в остальных — просто дают возможность отсрочить неизбежное. Ему таблетки не помогают вообще. И эта последняя надежда Хоки на то, что он останется в живых, разрушаясь, забирает с собой и остаток его самообладания.Бессмысленно, но я все равно держусь!
Так глупо впадать в истерику. Для него это не является нормой — такое проявление эмоций. И всё же…Я не вижу, я не вижу
— Почему из всех этих людей… именно я? — спрашивает он сам себя, сжимая руки в кулаки. — Когда я вообще контактировал с зараженными лично?! Не было такого!Тех же красок, что и ты!
Уединиться практически невозможно. У него получается — ненадолго. Скоро, очень скоро он вновь понадобится Сацки-саме, и тогда… тогда…Как мне выжить? Как мне выжить?!
Всё пропало! Они все поймут, что он болен, и это будет значить только одно — его вынудят признаться. Да, именно так и произойдёт, иначе и быть не может. Он ведь им нужен, в конце концов. Кто ещё сможет добыть необходимую информацию? Нет таких.И свободным быть?
Но, стоп, если уж они не в состоянии сами собирать данные… значит, и его не разоблачат? О, да ведь это же выход! Никто ничего не узнает, если он хорошенько скроет симптомы, будет вовремя выкидывать цветы и… Не будет приближаться к объекту, из-за которого заболел ханахаки. Хока тяжело вздыхает, ощущая лёгкое першение в горле. Держаться подальше от Иори Широ? Это точно не сработает.***
Что творится кругом? Мне нужен ваш ответ!
План ожидаемо проваливается практически сразу же, с треском и взрывами — потому что он совершенно глупый, порождённый ищущим выход в ситуации, где его нет, сознанием. Как вообще можно держаться далеко от того, с кем постоянно работаешь и контактируешь? Нет, что бы там ни было, но быть на расстоянии от Иори Хока не может. Подвести Сацки-саму? Никогда.Мысли все мерцают как помехи на ТВ.
После первого же контакта Хоке приходится бежать куда подальше, туда, где можно найти хоть какое-нибудь уединенное или хотя бы имеющее воду место.Из крайности в край… Нет, что-то здесь не так!
Мужской туалет? Упасть ещё ниже просто невозможно, но выбора нет. Занятия. Значит, и в туалете никого не будет. И он сможет наконец-то не сдерживаться. Хока кашляет, согнувшись и держась за грудь. Боль? Так быстро? Она не должна прогрессировать таким образом! Кровь на дне раковины — ярко-алая. Какая-то неправильная даже, но он не знает, почему ему так кажется. В голове роятся очень странные мысли, одна безумнее другой.Не знаю, как бороться, если мой невидим враг.
Он же может просто пойти и… признаться. Высказать наконец всё то, что чувствует, что давно умалчивает и насильно запирает в себе. Но разве же так можно? Когда на кону жизнь — можно. И всё же… Кашель заставляет его сгорбиться. От резкой боли темнеет в глазах, Хока хватается за раковину и хрипит, чувствуя, как что-то встаёт поперёк горла. Он даже не успевает как следует испугаться — сразу же выплёвывает скопившийся комок, а ощутив моментальное облегчение, внимательно рассматривает причину неожиданно сильной боли.Хочу сбежать сегодня,
Россыпь пушистых, насыщенно-жёлтых цветочков. Штук десять сразу, но они настолько маленькие, что не несут особой опасности. Пока что.Обо всём забыть!
— Мимоза? Серьёзно? — осипшим голосом интересуется Хока у самого себя, смотря на собственное отражение в зеркале. Смысловую информацию данного растения он находит там же, не сходя с места — просто подключившись к интернету. «Чувствительность» Быть не может. Это не про него! Совсем не про него! Когда это он был чувствительным? У него и чувств то особых при виде Иори не появляется! Только сердце начинает стучать быстрее, да в груди разливается приятное тепло. Ещё это странное, жгучее желание попросту прижать швею к стене появляется. Но разве же это что-то значит? Нет, ничего, совсем ничего не значит! Лжец. Врать самому себе хуже всего. Потому что всегда знаешь, что это не правда. «Застенчивость» Рядом с Иори ему приходится напрягать все возможные силы, чтобы вести себя нормально. Чтобы ни в коем случае не краснеть, чувствуя его близко-близко, случайно касаясь волос или ловя пронзительный взгляд. Делать вид, что всё хорошо — не так уж сложно. Нахальства побольше, ухмылку пошире — глядишь и сам поверишь, что ничего не чувствуешь. «Я скрываю свои чувства» Хока тяжело вздыхает, слизывая с губ золотистые пушинки. Определенно, нет никакого смысла в том, чтобы отрицать очевидное. Цветок слишком символичен, слишком правдив, чтобы просто отмахнуться. Особенно когда этот самый цветок постепенно разрывает твои лёгкие и закупоривает дыхательные пути. — Я смогу отсрочить гибель, если продолжу пить таблетки и буду вовремя избавляться от соцветий, — кивает самому себе парень, задумчиво разглядывая кроваво-жёлтый рисунок на дне раковины. — И всё же, нельзя умирать до того, как… Но я ведь могу умереть после, разве нет? Он не боец, ему не нужно постоянно находиться на передовой. Значит, пока кашель и удушье даёт работать, ему не придётся делать что-либо. Опрометчиво. Но ведь это не поставит под угрозу планы Сацки-самы, потому как всё ближе развязка. Доживёт до конца. А уж там… как получится.***
Опять то же самое.
Боль между тем становится всё более сильной, постепенно превращается в постоянную. Мерзкие цветы никак не уймутся, им плевать на таблетки и ежедневную чистку, они продолжают расти вновь и вновь, каждую ночь заставляя Инумуту просыпаться от удушья и режущей боли. Никто ничего не знает, никто ничего не понимает, он убеждается в этом каждый день, и втайне надеется, что кто-нибудь всё же заметит, что его рвёт на части.Мы словно больные животные, Играем и притворяемся,
Всё это стало чем-то вроде его маленькой игры, в которую он играет в гордом одиночестве. Глупая игра, никому не нужная игра, больная игра. Прекратить бы всё это, спасти бы себя — потому что нельзя, ну нельзя сейчас умирать! А всё идёт слишком быстро, и страх всё больше захватывает сознание.Я хочу большего, чем просто дружба
Просто взять и признаться во всём Иори? Нет-нет, слишком страшна возможность презрения и отказа. Намного ли лучше тихо загибаться, страдая от невозможности сделать вдох? Нет, не лучше. Но парень продолжает упрямиться, молчит, сдерживается от кашля и желания вспороть наконец грудную клетку пальцами.Так что будь со мной осторожней.
Изнутри противно жжёт нечто очень странное. Дикое, почти злобное. Он чувствует всё больше, внутри разгорается не просто мягкая, какая-то печальная даже любовь, а яростное желание, страсть, гибельная и тёмная. Видеть Иори издалека, работать с ним бок о бок — недостаточно. Нужно — необходимо — быть ближе. Ещё ближе, так, чтобы тела слились в нечто единое. Но — нельзя. Потому что это чересчур. Вся эти чувства — чересчур.Боюсь, мне не вырваться живым.
Это не вяжется с цветком, проросшим в его сердце. Разве же это он должен испытывать? Хока криво усмехается собственным мыслям. Хватит уже искать какой-либо смысл в этих растениях. Ему они несут лишь смерть.Нет, этой ночью я не засну
***
Опять то же самое.
— Пёсик, ты выглядишь каким-то побитым, — вскользь замечает Ноннон. Одно только это предложение заставляет его внутренне похолодеть. Неужели всё вот-вот закончится? Его раскроют? Хоке удаётся увести разговор в другую сторону. В этот раз удача на его стороне. Но будет ли так в следующий раз? Одно дело Ноннон, но если спросит Сацки-сама? Что тогда? Соврать ей — невозможно.Чувствую, химия начинает свое действие,
А ему всё хуже. И боль всё нарастает, заставляя его выплёвывать огромное количество золотистых соцветий, буквально вытаскивая их изо рта руками, выдирая вместе с кусками собственного воспалённого, больного горла. Оно болит и першит уже без остановки, и держать себя в руках практически невозможно.Становится все сильней,
Как же так? Прошло всего три недели, а он уже едва держится на ногах! Слишком быстрый прогресс даже для ханахаки.Я хочу убежать и спрятаться,
Терпеть постоянную боль — ужасно. Выматывает, лишает всех сил, расшатывает нервы. У него уже и нервные тики начались, и во рту постоянный солёно-металлический привкус, смешивающийся с мягким медовым вкусом мимозы. Вместе они создают просто адскую смесь, которая ещё и пахнет невероятно сильно. Спасает постоянная чистка зубов и освежители для рта, но надолго их никогда не хватает.Хочу убежать и спрятаться!
Время от времени, соцветия собираются в кучу и подступают к горлу, полностью перекрывая доступ к кислороду.Поначалу это происходило ночью, и когда Хока уже устал от постоянной бессонницы и ужаса ожидания нового прихода цветов, интервалы внезапно начали уменьшаться. Больше цветов. Меньше времени, чтобы спасти свою жизнь.Каждый раз я так и делаю
***
Совместная работа — привычна. Инумута предоставляет информацию, чем больше — тем лучше, а Широ использует её в полной мере. Никто, пожалуй, не выжимает из слов парня столько, сколько Иори. Каждая встреча — мучительна. Приходится втайне глотать таблетки прямо в процессе, благо, швея слишком занят в такие моменты, чтобы следить за тем, что там кто ест.Ты убиваешь меня сейчас,
В этот раз Хока не успевает — ужасающий кашель сотрясает тело в ту же секунду, как он останавливается напротив Иори, чтобы самым банальным образом ответить на приветствие. Не может — крупно вздрагивает, съёживается, давясь и хрипя, жалея о том, что он видит всё это. Кто угодно, но только не он. А если… если Хока прямо сейчас умрёт? На глазах у Иори? Нет, только не сейчас! На чужом лице — шок и осознание. — Инумута, так ты… Пропал, погиб, всё, конец! Уже ни в чём нет ни уверенности, ни смысла — так и так всё до края плохо. Может, и сопротивляться соцветиям тоже нет смысла? Ведь… Хока хватается за горло и падает на колени — ноги не держат, перед глазами темно, ужасно темно — от недостатка кислорода. Словно кто-то выключил мир. В ушах стучит кровь, она же вытекает из его открытого рта, с громким хлюпаньем падают на пол жёлтые, испачканные красным цветочки. На фоне слышится крик Иори — громкий, но слишком далёкий сейчас. Ухватиться за пропадающее сознание не удаётся, потому что и оно тоже отдаляется. Всё, что он чувствует — какое-то странное движение в своём горле. Боже, неужели это цветы двигаются? Мало им умирающего тела, хотят выбраться наружу и перекинуться на кого-то ещё? Разве ханахаки себя ведёт так? Видимо, ведёт. Интересная информация, ему стоит… Мысли странные, дурные. Предсмертные. Но, что же это такое? Что мешает ему окончательно потерять сознание? Эта ужасная боль в горле, тошнота и пробудившийся рвотный рефлекс, заставляющие его кашлять сильнее — откуда? — Эй, ты меня слышишь? Не смей умирать у меня на руках! Мир возвращается скачками. Вспышка — боль. Вспышка — звук. Вспышка — проявленная картинка, плывущая пред глазами, полная тёмных и светлых пятен. Тёмные — последствия недостатка кислорода. Светлые… — Иори… — одними губами произносит Хока, с трудом фокусируясь на парне, склонившимся над его лицом. — Живой, — выдыхает тот, опуская руку на чужой лоб и заметно расслабляясь. Чужие руки перепачканы в чём то тёплом и липком, это «что-то» стекает на лицо Инумуты и он понимает — кровь. Его же кровь, потому что другой взяться неоткуда. Значит, Иори действительно помог ему вновь начать дышать, вытащив перекрывшие глотку цветы? Очень своевременно, ещё бы чуть-чуть и парень потерял бы сознание. Или остановилось бы сердце — оно может, потому что с этой болезнью возможно практически всё. Хока понимает, что голова его находится на чужих коленях, а сам он лежит, растянувшись во весь рост. Широ как-то отстранённо поглаживает его по голове, сидя на холодном полу, явно игнорируя тот факт, что одежда всё больше пачкается растёкшейся по нему кровью и ярко-жёлтыми комками цветов — Это запущенный случай. Так много цветов в первый раз не бывает, еле вытащил. — констатирует парень, серьёзно глядя Инумуте прямо в глаза. Тот кивает, всё ещё едва ли в состоянии поддерживать диалог, содержащий в себе более двух слов. — Раз ещё жив, значит, не признавался. Мгновенный отказ убивает. Так? — Иори вздыхает и поднимает руку, чтобы провести по волосам, но вовремя останавливается, замечая, что она всё ещё испачкана золотистыми пушинками и кровью. — Дурак ты, конечно. Вряд ли бы ты влюбился в человека, который не проявляет к тебе хоть какой-либо интерес. Тебе бы признаться, пока не стало слишком поздно. А времени осталось совсем чуть-чуть, и это видно невооруженным глазом. Он сдвигается, собираясь подняться, но Хока хватает его за одежду, крепко сжимая в руках белоснежную ткань, покрытую мелкими красными капельками и чуть-чуть — мимозой. Странно выглядит, но какая сейчас разница?Тише, тсс, мир затих,
Иори замирает на месте, его внимательный взгляд прожигает парня насквозь, но он ничего не может с этим сделать. В эту секунду… чувства слишком сильны, чтобы просто отмахнуться от них. Этот приступ был самым сильным и долгим. Кто знает, что будет дальше? В конце концов, почему бы… не сделать то, чего так хочется, пусть и перед смертью? Отказ ведь убьёт его моментально, на этом самом месте.Тише, мы оба не можем сопротивляться этому,
— Что ты… Хока притягивает его к себе, не давая договорить. Сердце стучит, как бешеное, шок в чужих глазах заставляет ещё раз подумать — надо ли, можно ли, стоит ли? Все мысли сразу же улетучиваются из головы, стоит ощутить на своём лице тёплое дыхание. Надо. Прямо сейчас. В эту секунду. Потом уже ничего не будет, потом и умереть не страшно!Мы сами всё запутали,
Чужие губы оказываются действительно тёплыми, куда теплее, чем его собственные, и до невозможности мягкими. Первые секунды нет никакой реакции, и это заставляет парня внутренне заледенеть, ведь он ожидал этого, знал, что так будет, но лёд этот сковывает его внутренности всего на несколько секунд, потому что Иори, придя в себя, неожиданно отвечает на поцелуй. Хока приподнимается, запускает руки в светлые волосы и поражается их мягкости. Зачем они вообще собраны в хвост? Убрать резинку, не нужна она, совсем не нужна! Но он сейчас слишком слаб для таких резких движений, даже поддерживать себя в полу-вертикальном положении практически невозможно.Почему ты не поймешь этого?
Разрывать поцелуй — страшно. Но кашель давит изнутри, сковывает горло спазмами, заставляет отшатнуться и вновь съёжится на полу, выплёвывая цветы крупными жёлтыми комками. Снова приступ? Такой сильный?! Но почему так быстро, такого быть не должно!Опять то же самое…
— Инумута?..Опять то же самое.
А он даже сказать в ответ ничего не может. Только хрипит, конвульсивно вздрагивая — цветы вновь отобрали у него возможность дышать.Опять то же самое!
Иори хватает его за плечи и встряхивает, в лице — решимость, а глазах — самый настоящий ужас. Хока вот уже не может бояться — его полностью накрывает боль, пожирающая все другие ощущения. — Кто этот человек?! Почему ты не сказал?! Он это серьёзно? Неужели ничего не понял, после такой-то яркой демонстрации? Или же его разум просто спасается таким образом от стресса, закрываясь и отметая саму возможность того, что «этот человек» — он сам? Это не так важно. Да и думать об этом очень сложно. Боль везде, цветы разрастаются с огромной скоростью, напирают изнутри и давят на те, что уже забили его горло. Больно. Больно, больно, больно! По щекам текут слёзы — естественная реакция тела, слишком много эмоций, слишком много боли. Остановить их нет возможности — вдохнуть бы. Но и это не получается. Какая ужасная смерть. — Не смей умирать сейчас! Рука Иори вновь проникает в его рот, выгребая наружу кучу пушистых цветов, смятых и искорёженных давлением, перепачканных в крови и содержащих склизкие кусочки кожи. — Хока! Не помогает. Цветов слишком много. Лишь одна возможность… Но ничего не получится. Он ведь даже не понимает, в чём дело! Стресс. Всё слишком быстро, слишком страшно, слишком больно. Умереть будет куда проще, пропадёт вся эта ужасная боль. Жаль, что многого не успел. Жаль, что всех подвёл. Как мог? Но, уже нет смысла ругать себя — наказание приходит сполна вместе с болью. Тело сотрясают предсмертные судороги, Инумута почти ничего не видит. Только глаза Широ — прямо перед лицом. Это ему необходимо сейчас, эти глаза единственное, что ещё держит его в мире. — Это взаимно, слышишь?! Взаимно! — громко кричит Иори, вцепившись окровавленными руками в его волосы. — Я чувствую то же самое! Боль. Шок. Осознание. Внутри словно бы раздаётся глухой звон — странное чувство, которое никакими словами не описать. Боль изменяется, превращаясь из режущей в тянущую, немного слабее. Хока поверить не может в то, что это происходит, в то, что действительно может сделать вдох — слабый, не полноценный, его едва хватает, чтобы насытить лёгкие кислородом, но это в сто, в тысячу раз лучше, чем удушье. Иори продолжает изо всех сил цепляться за волосы парня, прижав свой лоб к чужому. — Не умирай, не умирай, не умирай… — повторяет он, как мантру, от страха не в силах открыть глаза. Хока впервые видит его таким. — Уже…всё, — сипло проговаривает парень, с трудом шевеля языком. Боль медленно отступает. Он кашляет, чувствует на зубах остатки цветов, отстраняется и сплёвывает их на пол. Во рту мерзкий вкус крови смешался с мимозой. Иори замирает, смотрит на него — внимательно-внимательно, с затаённой надеждой пополам с недоверием и чем-то ещё, более важным. Хока смотрит в ответ. Взаимность не подделаешь. И вылечиться от ханахаки можно только при помощи настоящего чувства. Ему повезло. Боже, как же ему повезло!Ты закрываешь глаза, потом глаза закрываю я — Сейчас зрение не нужно.
Парень разрывает глазной контакт и просто обнимает Иори. В это мгновение ему больше ничего не нужно. Да он и не может больше — тело всё ещё ужасно слабое, а в горле сохраняется лёгкое ощущение першения.Рассвет заставляет битву показаться ночью чудес.
— Как давно? — тихо и очень хрипло спрашивает он, вдыхая запах чужих волос. Они пахнут шампунем. И щекочут нос. А резинка до сих пор раздражает — надо снять, без неё будет лучше. Но потом. Всё потом. Сейчас ему интересно. — Давно, — просто отвечает швея, практически вжимаясь в тело парня. — А ты?Мы скоро исцелимся.
Хока чуть заметно усмехается, осознавая весь идиотизм положения и проговаривает, поглаживая чужие волосы: — Тоже. — Ты чуть не умер, — спокойно замечает Иори. Ничто в нём сейчас не выдаёт то состояние, близкое к истерике, в котором он находился некоторое время назад. Такой реакции… ранее не наблюдалось. Одно только это значит куда больше, чем можно было подумать.Мы почти дома; все еще больно, но пока еще не все прошло.
Парень набирает полные лёгкие воздуха, задерживает дыхание на несколько секунд и выдыхает. Как же это приятно — просто дышать. Раньше в этом не было столько смысла, столько…чуда. И пусть каждый вдох отдаётся болью — сразу такие повреждения не пройдут. Нужно время. Но совсем немного, потому что теперь эти цветы не вернутся. Пропали. Их выжгло чувство.Зов прекратился, все встало на свои места,
Вдохновленный каким-то странным порывом, Хока отстраняется, смотрит несколько секунд в янтарные глаза Иори вопрошающе, видит молчаливый ответ и целует его — второй раз за такое короткое время. Это становится куда более приятным, потому что изнутри затопляет чувство безграничной, невозможной нежности. Такого… он никогда такого не чувствовал раньше! Теперь всё истинно встало на свои места, теперь он понимает, почему эта боль была настолько сильной. Всё соразмерно, всё имеет смысл. Символизм мимозы… полностью отразил ситуацию. Чудо-болезнь, ужасная болезнь, смертельная болезнь — благодаря ней он только что обрёл нечто большее, чем просто исцеление.При прикосновении судьбы соединяются, мы выбиваем искру.
Поцелуй становится более глубоким, в нём всё больше значения, желание поглощает их обоих, заставляя с головой погружаться в происходящее. Языки касаются друг друга — сплетаются, глаза закрываются против воли, внизу живота тянет, внутри звучит один лишь призыв — стать ближе, ещё ближе, прямо сейчас, сию секунду, здесь.Мы выбиваем искру.
Всё это до ужаса эмоционально, и кажется, что чересчур, но одного только взгляда на тяжело дышащего Иори хватает, чтобы отринуть все мешающие мысли, кроме самых основных и важных. Действительно важных.Мы снова сталкиваемся, и каким-то образом я ощущаю, что… Мы можем здесь остаться.
Хока, не в силах сдержать себя, валит швею на пол, игнорируя лужи крови, боль и усталость, и смотря лишь на партнёра. Тот будто бы не возражает — оба захвачены процессом. Сделать сейчас что-то… не получится. Нет средств, ничего нет, только кровь и цветы.Это всегда был ты.
Парень перехватывает взгляд Иори. Глаза в глаза. Интимнее, чем всё, что происходило до этого. Дыхание спирает, но это приятное ощущение — оно ни чем не похоже на ужас удушья. Оно полно восторга и удивления.Мы были потеряны и найдены — один, два, три,
Хока крепко сжимает ладонь Иори в своей и мягко целует его, позволяя себе с головой окунуться в эту нежность. Большее — не имеет смысла. Оно не нужно. Уж точно не сейчас, когда на свет явилось это хрупкое, трепещущее чувство, которое ранее пряталось за другим, более яростным и губительным. Страсть? Нет, совсем не она. Она не важна. Важно совсем другое.Скажи мне, что любишь меня.
То, что всегда было нужно ему. Чувство, которое никак не описать, потому что это невозможно. Оно во взглядах, в словах, в выражении лица, в мягких губах и тихих, несмелых стонах льнущих друг к другу тел.Мы воссоединяемся.
Это любовь.