***
— Я просил вас следить за ним, мистер Грейвс, — достаточно высокий голос Ньютона режет слух. — Он не может сейчас ничего. — Успокойтесь, Ньютон. Безусловные рефлексы работают даже лучше, чем я предполагал. Криденс — сильный маг, его магия постоит за него в крайнем случае. Мальчишка отшатывается от щели в стене, сбитый с толку услышанным. Существо за его спиной пищит и сильнее сворачивается кольцом вокруг его руки. Криденс смотрит на него. Оно синее и похоже и на змею, и на птицу одновременно. Бэрбоун вытягивает руку, и существо резво проползает к плечам и прячет небольшую голову в воротник рубашки. Оно не затихает там, вертится вокруг всего мальчишки и свистит. — Это окками, — через некоторое время слышит Криденс мягкое обращение. — Ты ему понравился. Не то чтобы Ньютон подошел совсем тихо, нет, но Криденс все равно его не заметил. Позади маячит Грейвс и он — словно темное пятно в этой светлой комнате. — Я услышал... простите, но я услышал, что вы говорили, — все-таки произносит Криденс. Ньютон улыбается и как-то по совиному наклоняет голову. Его желтые глаза смотрят внимательно и одобряюще, не в пример холодному взгляду Грейвса позади. Не в пример ледяному взору матушки. Ньютон протягивает руку, и зверюшка ловко перебирается на его ладонь. — Что ты услышал? — спрашивает Грейвс, и его обычно бархатный голос для Криденса звучит громовым ударом. Мальчишка вздрагивает. — Не, — Скамандер делает короткую паузу, — надо. Мистер Грейвс, право слово, я разберусь сам. — Буду ждать вас, — маг по очереди смотрит на обоих, — наверху. Ньютон разворачивается и Криденс впервые замечает, как он движется. Скамандер мягко переставляет ноги, он и крадется и просто шагает одновременно, а все его движения — звериные, абсолютно нечеловеческие. И глаза, теперь Криденс понимает это. Глаза, они бегают туда-сюда, не задерживаясь надолго ни на чем. Ньютон — друг зверей, но не людей. Это делает Ньютона самым страшным человеком из всех, что Криденс когда-либо видел. — Ты услышал про то, что ты маг, верно? — спрашивает Скамандер, пока существо медленно сползает с его руки в гнездо, к остальным таким же. Криденс кивает и опускает голову. Матушка много раз говорила, что подслушивать — грешно, а Криденс никогда ее не слушал. У Криденса вообще много грехов на душе. Ньютон хмыкает и ведет его за собой. — Я не врал, — говорит он. Они входят в новую комнату — в пещеры, но тут Скамандер не останавливается. Он продолжает идти, а Криденс все так же не отстает от него ни на шаг. — Я покажу тебе, — Ньютон отодвигает занавес, и прямо в лицо Криденсу летит холодный ветер. Они оказываются в достаточно просторной комнате. Здесь зима — только снег не идет, но вокруг все белое, деревья вдалеке нарисованные, а ветер здесь летит по кругу. Но не это главное. Под самым потолком круглый прозрачный пузырь, окружающий бесформенную черную массу. Масса живая — она вырывается, постоянно взрывается, переливается красным и белым. Криденс узнает ее не сразу. — Что вы сделали с ним?! Криденс резко разворачивается и встречается взглядом с голубыми глазами. — О, это, я всего лишь вас разделил, — отмахивается Ньютон, — Так что ты теперь свободен он него, а он — от тебя. Криденс почти не слышит его. Он смотрит в его голубые глаза, почти такие же голубые, как были у его матушки, и отшатывается подальше. Обскур наверху рвется к нему, но оболочка не пускает. А сам Криденс попросту не достает. А Ньютон — Ньютон улыбается, той самой улыбкой, и Криденса пробивает дрожь. — Ваши глаза... — почти что неслышимо замечает он. — Почему они голубые? Ньютон обескураженно моргает. Криденс слышит вокруг себя все то же дребезжание. — Они всегда были голубыми, Криденс, — с некоторой настороженностью говорит Ньютон. — Пойдем отсюда, и я смогу тебе объяснить все с самого начала. Криденс идет медленно и с неохотой. Мужчина перед ним и вправду был готов помочь, но Криденс больше не обскур. Ньютон поднимается наверх, в кабинет, а потом лезет вверх по лестнице, зовя и мальчишку за собой. Грейвс предсказуемо ждет их там. Это просторная комната, светлая и чистая, а за окном только-только брезжит рассвет. Снаружи лес и все светло и зелено. — Кажется теперь мы, наконец, можем все обсудить, — бросает Грейвс, — Не так ли, мистер Скамандер? — Да-да, конечно, — тут же кивает Ньютон. Стол накрыт и на нем дымятся чашки с чаем. Грейвс что-то говорит про то, что скоро домовые эльфы принесут яичницу. Мужчины присаживаются и Ньютон мягко просит Криденса сделать то же самое. Скамандер вообще пугает намного больше, чем Грейвс, понимает Криденс. Ньютон весь светлый, сочувствующий, но за всем этим скрывается и еще что-то. А Грейвс — за все те пару минут, что он его знал, — его, настоящего, разумеется, — он не прячется. Ему не нравится ситуация и это видно невооруженным взглядом. Но он не улыбается так же ласково, не имея на это причин. Это делает его понятным. Тарелки появляются прямо на столе и Криденс снова невольно вздрагивает. — Приятного аппетита, — говорит Грейвс и берет приборы. Они едят в тишине. Криденс никогда не ел такой вкусной яичницы — яйца у Салемцев были редки, а уж если матушка позволяла себе разориться на яйца и приготовить что-то подобное — то на зубах обязательно скрипела скорлупа. Но когда еда кончается и тарелки исчезают, тишина становится тяжелой и неправильной. — Что ж, — произносит Ньют и неловко хмыкает, прочищая горло. — Что ж... Криденс сидит прямой, как палка. Он не смотрит ни на Ньютона, ни на Грейвса, но он напряжен и готов бежать в любой момент. Медленно приходит осознание, что ту тяжесть тьмы где-то в груди он больше никогда не почувствует. Так же, как и переполняющей его силы. — Мистер Скамандер нашел меня немногим позже, чем нашел тебя, — начинает объяснять Грейвс, видимо, поняв, что от Скамандера он не добьется ничего. — Какое-то из его существ... — Нюхлер, разумеется, если его хорошо попросить — этот проказник найдет не только золото, — перебивает Ньютон и тут же тушуется. — Грин-де-Вальду я нужен был живым, — продолжает Грейвс. — Но, почему-то после всего, о том, что где-то должен быть настоящий Персиваль Грейвс никто не подумал, — хмыкнув, закончил Ньютон. — В любом случае, — Грейвс опускает чашку на стол, и она тихо бьется о блюдечко, — мистер Скамандер спас мне жизнь. Магия засчитала Долг*. — Мистера Грейвса отстранили от работы в МАКУСА, — снова вставляет Ньютон. Криденс не понимает и половины от всего, что они говорят. Но они говорят о чем-то важном. — Ты маг, Криденс, сильный маг, и эта сила — не только сила магии, но и сила духа, — тараторит Ньютон. Чай сладкий. Криденс осторожно дует на него, и снова делает глоток. Чай остается сладким. Он никогда не пил сладкого чаю. Матушка считала, что все, что может приносить удовольствие — грешно, а сладость — это то же** удовольствие. Ньютон видит и, в отличие от Грейвса понимает его замешательство. Поэтому он осторожно сжимает его плечо и пододвигает вазочку, наполненную печеньем и конфетами. И терпеливо ждет, когда Криденс возьмет что-нибудь. Бэрбоун берет небольшой крекер. — В обмен на погашение Долга мистер Скамандар попросил меня об одной услуге, — пустая чашка опускается на стол и, так же как и посуда, исчезает. — Какой услуге? — спрашивает Криденс, ощущая, как сильно не нравится этот непонятный "долг" Грейвсу. Грейвс бросает тяжелый взгляд на Ньютона.***
— Палочку выше! — командует Грейвс. Криденс приподнимает дрожащую от усталости руку. — Инкарцео! — Грейвс замысловато крутит палочку в руках. — Протего! — уже охрипшим голосом кричит Криденс, выставляя палочку вперед. Деревяшка нагревается. Эту палочку подобрали ему в магическом квартале, короткую, но очень упругую — дуб и волосы из гривы единорога. Перед мальчишкой возникает прозрачный щит, и веревки, летящие в него, неживыми змеями падают под ногами. — Хорошо. Грейвс редко хвалит его. Он иногда говорит "ясно" или "это ты усвоил". "Хорошо" или "правильно" намного реже. Криденс почти не дает ему повода ругаться, но любая провинность или недопонимание поджигает в Грейвсе бурю. Криденс тяжело дышит. На сегодня они тренируются уже четвертый час. И почти все эти часы — одно единственное заклинание — простейшее защитное. — Заново! Криденс вздыхает и украдкой вытирает пот с шеи. Ньютон, наверное, хотел ему помочь. Именно поэтому этот Долг, оказавшийся на Грейвсе, потребовал отдать таким образом. Заставить Грейвса выучить его. Криденс так и не смог понять зачем ему все эти упражнения, но Грейвс учит его только чарам, защитным заклинаниям и азам нумерологии. Ни в какую школу его не взяли бы, а Ньютон — это Ньютон, и он, подобрав Криденса, так и не смог просто отпустить его на все четыре стороны. Сам Скамандер обучает его зельеварению, гербологии, и, конечно же, обращению с магическими существами. И трансфигурацию. — Силенцио! Яркая вспышка пролетает перед глазами, и Криденс не успевает среагировать. Он впервые слышит это заклинание, но по одному названию становиться понятно, для чего оно предназначено. Криденс давится вздохом, и предсказуемо ничего не может произнести. Грейвс разочарованно опускает палочку. — Ты невнимателен, Криденс. Пренебрежение в голосе Грейвса в который раз выводит из себя. Криденс даже не до конца поднимает палочку. Синий луч вырывается из деревяшки и летит в сторону Грейвса. "Экспульсо" — сосредоточенно повторяет про себя Криденс, и огни вырываются из палочки один за одним. Когда первое заклинание, оттолкнувшись от невербального Протего Грейвса попадает в стену, в той образуется глубокая воронка. Стоит грохот, а сверху летит пыль и мелкие камушки. — Хватит! — зычно произносит Грейвс и Криденс моментально опускает палочку. — Финита. Грейвс смотрит на него тяжело и долго, изучая. Он поднимает палочку, восстанавливая комнату как было — убирая выпавшие кирпичи и образовавшиеся вмятины. — На сегодня все, — добавляет Грейвс, — Я просил защищаться, а не нападать. Криденс убирает палочку в чехол на ноге и молча выходит из тренировочного зала. С Ньютоном проще, хотя и Скамандер до сих пор его пугает. — У вас снова желтые глаза, — замечает Криденс, спустившись в чемодан. — Ох, прости, Криденс, — Ньютн пару раз моргает и цвет восстанавливается обратно на привычный голубой. Ньютон учит его магии, самой интересной магии, что когда-либо видел мальчишка — Ньютон учит его трансфигурации. Высшее проявление трансфигурации — анимагия, Ньютон владел и ею. И с этим оказалось немного больше проблем, чем сначала показалось Криденсу. Ньютон был незарегистрированным анимагом, что само по себе — преступление. К тому же, проведя ритуал превращения Скамандер самую малость напортачил с зельем, что чуть не убило молодого тогда мага. Тогда его исключили из Хогвартса. Впрочем, никто, кроме самого Ньютона не знал, что тем самым "смертельно опасным существом" был именно младший Скамандер. Ошибка, допущенная тогда, чуть не стала последней в его жизни, но в конце концов дала ему куда большую силу, чем рассчитывал Скамандер. И, наверное, Скамандер сам по себе уникален, но заявлять о своей уникальности он не собирался. И с Криденса взял слово. Когда Скамандер превратился перед ним в первый раз, Криденс чуть не сбежал. Он не видел подобных тварей никогда в жизни, хотя в книге, что дал ему Ньютон, было сказано, что анимаг не может превратиться в магическое существо. Анимагическое существо Ньютона Скамандера было драконом. Гигантское золотистое животное с невозможно-желтыми глазами. Конечно, контролировать такое — намного сложнее, чем контролировать, например, собаку. Они варят новое зелье и Криденс, под внимательным присмотром Скамандера, выбирает сам ингредиенты, сам напитывает субстанцию своей магией и сам помешивает ее. Скамандер — не Грейвс. Ньютон хвалит его, когда проверяет, что зелье исполнено без ошибок и недочетов. Ньютон радостно треплет его по волосам, когда ведро, — то самое, которое Криденс швырял в Грейвса, — превращается в средних размеров кошку, подчиняясь мановениям палочки юноши. — Я знаю, что с ним тяжело, — соглашается Ньютон, когда Криденс пересказывает окончание урока с Грейвсом. — Чего бы он не говорил — ты молодец. Ты быстро учишься. Я в твоем возрасте использовать невербальную магию не мог. Криденсу плохо от Грейвса. Все его пререкания, все его надменные комментарии, Криденс скрипит зубами от злости. Должно быть Грейвс был бы давно уже мертв, если бы Ньютон не вытащил бы из мальчишки обскура. Но с тех пор прошло почти полгода, а Бэрбоун научился неплохо контролировать себя и свою злость. И тем не менее, Грейвс вызывает собой что-то такое, чего не должен вызывать. Что-то еще более темное, чем простая злость. Что-то, что заставляет кровь кипеть, что-то, что Криденс едва сдерживает, прикусывая губы и тихо рыча из-за сжатых зубов.***
И в какой-то момент Грейвс окончательно лишился работы. МАКУСА — уважающая себя организация, может быть даже чересчур самонадеянная, но терпеть очерствевшего Грейвса в своих рядах мадам президент была не намерена. Тогда он пришел на тренировку еще более злой, чем обычно, кидался в Криденса заклинаниями, которые больно жалили или воспламеняли одежду на нем. Криденс едва успевал выставлять щит, но порой и он не выдерживал. После этого Грейвс осторожно, контрастно-аккуратно заживлял все, что поставил. Широкие ладони парили над порезами и опухолями, обращая действия заклинаний вспять. Он посоветовал в следующий раз быть внимательнее. Криденс едва сдержался, чтобы не посоветовать ему, Грейвсу, в следующий раз быть осторожнее. Примерно тогда появились эти сны. Грейвс — и жестокий, и нежный одновременно. Сначала сны ничем особенным не отличались, Грейвс то ли учил его, то ли ругал, то ли и вовсе беспричинно попрекал. Сначала появились прикосновения. Грейвс хватал его за руку, или за горло, сжимал, и смотрел в глаза. Все так же долго, тяжело и внимательно. И вместо страха Криденс чувствовал вожделение. Вместо злости — желание. Криденсу казалось, что они могли бы взаимодействовать. Во сне, по крайней мере, это выглядело более, чем правильно: практически зеркальные движения, шелестящие и шершавые прикосновения, глубокое дыхание и шуршащий шепот. И горящая кожа, Криденс просыпался красный, от смущения и приятных воспоминаний. Благо заклинание эванеско он выучил раньше, чем это все началось. Со временем оставаться спокойным на уроках Грейвса становилось все сложнее. Но и мужчина тоже становился все задумчивее, а с тем же — резче. И осторожнее, и яростнее одновременно. Первым все заметил, разумеется, Ньютон. Он вообще был невероятно проницательным. Первое, что он предложил — убрать Грейса из жизни Криденса совсем. Криденс почти согласился, но это самое темное чувство внутри — оно перебило. В любом случае, это во-первых не очень сильно помогло бы проблеме, а во-вторых — лишило бы Криденса хорошего, в общем-то, учителя. Несколько раз на тренировках они оказывались слишком близко друг к другу, и Криденсу порой казалось, что Грейвс делает это нарочно. От мужчины пахло — тяжелый запах, чем-то отдаленно напоминающий запах очень крепкого кофе. Криденс находил его приятным, хотя и чересчур горьким. И юношу буквально к земле прибивало, когда они оказывались ближе, чем в шаге друг от друга.***
— Криденс, — почти в самое ухо шепчет маг. Юноша ожидает что-то похожее на "ты снова был невнимателен" или "ты не должен был подпускать меня так близко". — Ты знаешь, что такое легилименция? — спрашивает вместо этого мужчина. Увеличивать расстояние между ними он не собирается, более того — он хватает Криденса за предплечье. Почти так же, как и во сне. Настолько похоже, что Криденс вздрагивает. — Ньютон рассказывал что-то об этом, — отвечает юноша, заранее предчувствуя что-то нехорошее. Сердце колотится как ненормальное, а Грейвс наклоняется еще ниже, подтягивая к себе мальчишку. И его дыхание обжигает шею, так, что Криденс моментально краснеет. — Я — легилимент, Криденс, — шепчет Грейвс, позволяя рычащим ноткам проскальзывать в голосе. — А ты не умеешь скрывать мысли. Он трансгрессирует, резко и быстро, в противоположную сторону комнаты, оказываясь максимально далеко от мальчишки. — Разберись с этим. Грейвс уходит спешно, но Криденс не обращает на это внимания, он едва заставляет себя дышать заново. Это почти похоже на то, как он становился обскури, ему кажется, что он разлетается на части, но не от злости, а от стыда. Стыд сжигает его изнутри, и гобелены на стенах начинают полыхать. Огонь трещит и едкий черный дым поднимается к потолку. — Агументи, — перед самым выходом из комнаты говорит Криденс, хотя тушить уже почти нечего. Ньютон не то чтобы недоволен, нет, он скорее в растерянности и некоторой подавленности. — Грейвс проинформировал меня, что он не будет тебя учить, пока ты не разберешься с мыслями и... кхм, мечтами. Криденс старается не думать о Грейвсе почти две недели. Каждый день, сосредоточенно с усилием, он просыпается с мыслью, что думать о Грейвсе нельзя, и с ней же засыпает. Очевидно, метод не работает. У Ньютона едва получается его отвлекать. Они варят зелья проще, чем варили раньше, а к большим и опасным животным Скамандер его больше не допускает. Криденс находит решение этой проблемы. Оно изящно и подходит под требования Грейвса. Криденс находит книгу по окклюменции и учится этому искусству в рекордно короткие сроки. Для человека, столько лет скрывавшего в себе темноту обскура — научиться скрывать мысли проще, чем кому либо. Грейвс возвращается через месяц, он, кажется, стал бледнее, а его глаза — еще чернее, чем раньше. Криденс прячет взгляд и опускает голову — долго смотреть на Грейвса сложно. Криденс думает о матери и заклинаниях на первом после перерыва уроке. Точнее — так считает Грейвс. Все, что нужно Криденсу — это подобраться к магу поближе. Все, чего старается избежать Грейвс — это близкого контакта. У Персиваля выдался на удивление сложный месяц — волокита после увольнения из МАКУСА долгая, сложная, а главное — требующая внимания и концентрации. Все, о чем может думать Грейвс весь этот чертов месяц — это Криденс. Изящный, сильный и в то же время покладистый и уступчивый. Криденс Бэрбоун, который день за днем приходил в тренировочную залу с мыслями о близости с ним. Криденс Бэрбоун, красивый, будто фарфоровый, белый, с темными кругами под глазами и длинными узловатыми пальцами, так правильно сжимающими светлую волшебную палочку. Криденс Бэрбоун, который почти что на четверть века младше его. Для волшебников возраст — это достаточно плавающий вопрос, в зависимости от магического потенциала, — или умения вертеться, — маг может прожить гораздо дольше маггла. Директору Диппету, управляющему в данный момент Хогвартсом, гораздо больше трехсот. Но Криденсу — восемнадцать. А Персивалю — на двадцать пять больше. В зал тренировок он входит с некоторой опаской. На губах мальчишки блуждает едва заметная улыбка. Он думает о бое и абсолютно не думает ни о чем, о чем думал месяц назад. Они оказываются рядом даже против воли Грейвса. За месяц мальчишка неплохо поднатаскался в боевых заклинаниях, даже и без учителя. А еще — очень хорошо разобрался в окклюменции, — отстраненно понимает Грейвс, когда на него обрушивается вся плотина настоящих мыслей Криденса. Криденсу приходится привстать на носочки. Грейвсу, парализованному невербальным беспалочковым слабеньким петрификусом, сбросить заклинание с первого раза не удается. Мягкие губы целуют его настойчивее, чем Грейвс себе представлял. И рука у Криденса не холодная, а почти горячая, она лежит на его щеке, пока мальчишка судорожно пытается не потерять равновесие, упрятать палочку в чехол, не только свою, но и Грейвса, вытащив ее из парализованных пальцев. Он не перестает целовать его, но губы постоянно опускаются чуть ниже, когда юноша шатается. Вместе с возможностью двигаться, к Грейвсу приходит понимание, что мальчишка все-таки добрался до него. Почувствовав, что действие его заклинания спало, Криденс пытается отпрыгнуть подальше, но вырваться из кольца рук не удается. Персиваль не церемонится, и его поцелуи — не мягкие и аккуратные, а Криденс теряет всю спесь в считанные секунды. Он горит — не в буквальном смысле, но его кожа приобретает красный оттенок, а касаться его — можно обжечься. Первыми на землю падают мантии, длинные и черные, Персиваль тянет их обоих вниз именно на эти мантии, и Криденс послушно опускается. — Справедливым будет уточнить, что ты сам напросился, — рычит Грейвс, давая мальчишке последний шанс прервать это. — Да, — шипит в ответ юноша, прижимаясь так близко, как только это возможно. Запах сводит его с ума. Грейвс сводит его с ума — он оставляет метки по всему телу, а на коже расцветают багровые розы укусов и засосов. Он раскладывает Криденса под собой, а затем с видимым удовольствием раздевает его, медленно, но неотвратимо. Даже руки Грейвса не знают пощады, они ведут по телу с силой, а сжимают — с напором, и возможно, у Криденса останутся синяки, но и он в долгу не остается, расцарапывая плечи и спину. И даже то, что он стонет так громко, и его голос эхом разносится по зале — не зазорно. И то, как именно и где именно касается его Персиваль Грейвс — это тоже не зазорно. Не только потому, что его стоны щедро разбавлены стонами мужчины, и не только потому, что Криденс в ответ касается Грейвса там же. Криденс получает удовольствие и это удовольствие — оно не зазорно. И в конце, когда Грейвс перестает так резко двигаться в нем, Криденс улыбается и щурится, и откидывается на мантии, выгибаясь и вытягиваясь, с удовольствием наблюдая, как блестят и чернеют от его действий глаза Грейвса. А потом Грейвс моет его — уставшего и разморенного. Осторожно вытирает полотенцем. Укладывает в кровать. Так же, как и после тренировок — аккуратно и нежно, и Криденс улыбается сквозь сон. — Это было с твоего согласия? — первое, что слышит Криденс, когда на следующее утро сталкивается в самых дверях своей комнаты с Ньютоном. Скамандер легко придерживает его за плечи и его глаза блестят желтизной. Как и всегда, когда он волнуется. Криденс еще не до конца проснулся и не сразу понимает сути вопроса. — Криденс! Это. Было. С твоего. Согласия? — вкрадчиво повторяет Ньютон. — Да, — наконец отвечает юноша. О, Боже, да это было. Было — с его согласия, с его подачи. Ньютон отпускает его, но смотрит все так же настороженно и на всякий случай провожает в ванную. Криденс не слышит этого за шумом вод пока умывается, но Ньютон ругается с Грейвсом, неверно расценив немного апатичное состояние подопечного. Но маги на удивление успевают придти к соглашению до того, как Криденс приходит в кухню. — Доброе утро, мистер Грейвс, — искренне улыбается Криденс. Этот завтрак проходит в неловком молчании, но это молчание неловко только для Ньютона. И Грейвс и Криденс чувствуют себя превосходно. — Ты показал хороший уровень владения беспалочковой магией, Криденс, — говорит Грейвс, когда они уже пьют чай. — Ты молодец, за месяц очень хорошие результаты. — Спасибо, мистер Грейвс, — щеки юноши алеют. Ньютону это все кажется до смешного неправильным. Грейвс — жесткий человек, с тяжелым характером, а Криденс — даже через столько времени после избавления от матери, все еще ранимый и невероятно чувствительный. Как эти двое вообще оказались вдвоем в подобной ситуации — Ньютон представить не может. Но Криденс неловко бросает из-под опущенных ресниц колкие и откровенно завлекающие взгляды, а Грейвс довольно щурится. Ньютону это не нравится, но он не может — и не хочет— с этим ничего делать. Потому, что в словах Персивался Грейвса проскальзывает не только животное желание, которого так боялся услышать Ньютон. Грейвс рассказывает Скамандеру об уроках и, конечно, о Криденсе в частности, и Ньютон с облегчением понимает, что мужчиной руководит не столько страсть, сколько интерес. С Криденсом сложнее, он об этом говорить вообще не намерен, но во взгляде Ньютон видит только слепое обожание вперемешку с чем-то темным. Ньютону это не нравится. Ньютон держит ухо востро. Но он оставляет этих двоих разбираться со всеми их демонами в одиночку.***
Они разбираются с этим. Со всем — с обучением Криденса, с отношениями, с работой Грейвса. И когда начинается война — они готовы принять ее во всеоружии. Вместе. Мракоборец и его тень.