Старая песня на новый лад

После Небесного суда Киун отсиживался по самым старым пагодам на территории Такамагахары. Нещадно болели свежие шрамы, но куда сильнее ныло задетое самолюбие. Никто, никто за всю его жизнь так не уязвлял гордое Лезвие Грома! Его собственный бог стыдил его в присутствии прочих шинки и — о ужас! — других богов. И Киун раз за разом старался улизнуть в свой маленький уголок спокойствия, подолгу бесцельно бродя по Летающим островам у самых крутых обрывов. И ничего удивительного, что однажды шинки-таки оступился, потерял равновесие и ухнул в свободное падение с великих Небес. Но он не был бы Белым Драконом, если бы не успел выгрызть у Идзанами (а, как известно, павшие с Небес всегда доставались Владычице царства мёртвых) место под Солнцем. Итак, пролетая линию Вечных облаков*, Киун принялся цепляться за обрывающиеся под его пальцами корни островных растений, стараясь затормозить. Его спасением стал толстенный корень ясеня, выдержавший внезапную нагрузку в виде поджарого лёгкого тела, летевшего уже со скоростью пушечного ядра. С трудом вскарабкавшись на относительно статичную почву, Киун присел, чтобы отдышаться, и обнаружил себя на ступенях какого-то массивного здания, простирающегося во всю ширь туманного горизонта. Зрелище для шинки было новое и совершенно потрясающее. Переведя дух, Киун осторожно приблизился к массивным резным дверям (впрочем, выглядящим довольно тускло и несолидно) и постучал. Потом постучал ещё раз. Ответом ему была гробовая тишина. Любой другой шинки на его месте бы посовестился, а то и побоялся заглядывать в такие хоромы без приглашения, но хозяин Киуна пользовался доброй славой и широким влиянием. А уж бояться Лезвие Грома давно отвык. Вот так и получилось, что шинки аккуратно просочился между едва приоткрытыми створками и оказался в огромном… Назвать это место ангаром или складом было бы неправильно — слишком красивые и правильные стеллажи окружали вошедшего со всех сторон. Однако больше всего развернувшаяся перед Киуном картина напоминала именно какое-то масштабное хранилище страшного барахольщика или отчаянного коллекционера. Повсюду были какие-то лампы: на полках вперемешку лежали «лампочки Ильича» и безртутные НЛВД, в проходах между стеллажами высились громоздкие торшеры и изящные бра, свешивались с деревянных перекрытий масляные фонари на ржавых цепях. От всего этого многообразия (а особливо от всех заботливо подписанных названий) рябило в глазах. Киун недоумённо вертел головой, стараясь осознать, куда же всё-таки занесла его нелёгкая. В глубине захламлённого помещения с равными интервалами слышались какие-то свистящие звуки. Осторожно огибая высовывающиеся в проход края хрупких предметов, Киун пошёл на слух, и вскоре стеллажи перед ним расступились, открывая овальную площадку. На небольшом возвышении за металлическим столом восседал умудрённый годами старец с аккуратной бородкой и делал что-то поистине необъяснимое. Шинки замер, не зная, на что смотреть: на ловкие ли крючковатые пальцы, удерживающие какую-то трубку с каплей расплавленного стекла на конце, на длинные ли щипцы, отделяющие капли от трубки, на пар ли, взмётывающийся над ведром с водой, стоящим тут же у левой ноги незнакомого бога. Бог деловито рассматривал на свет одно из своих творений, когда Киун выступил из тени и немного нерешительно обратился к нему: — Мир черте и мир пути вашему! В какой части Такамагахары мы сейчас находимся? — Миру мир, Дракон, а не затем ты в Небесную Библиотеку попал. Другими вопросами полнится твоя душа, — не отрываясь от работы ответствовал бог. Киун растерялся. Ни в одном уголке Небес, ни от одного участника собрания богов он ни разу не слышал о подобном месте. Да и манера обращения у старца была… своеобразная. — Ну! Так и будешь стоять столбом, Сивка? Или всё-таки перейдём к делу? — Как вы сказали?.. — переспросил ещё больше обескураженный шинки. — Сивка, — спокойно повторил Старый бог. — Явился из пламени, стоишь, как на карауле, сам весь белый — ну точно: Сивка. — Вы… — задетый нелестным сравнением «Сивка» хотел было уже бросить пару не слишком уместных слов да уйти, но вместо этого спросил: — А почём вы знаете, что я Дракон? — А я обо всех всё знаю. Ну, или почти обо всех, — старец задумчиво почесал всей пятернёй седой затылок и погрузился в размышления. Киун терпеливо ждал продолжения, но бог, казалось, уже забыл о его существовании. Не дождавшись, шинки решительно направился к столу, дабы всё же получить ответ на простое «в какой стороне земля богов», и внезапно нечаянно зацепился за какой-то провод. Ближайшая неустойчивая конструкция содрогнулась, натужно заскрипела и с тревожным скрипом начала заваливаться на сторону. Старый бог подскочил на месте и с неожиданной для его комплекции прытью одним прыжком рассёк разделяющее их пространство, подставляя руки под узорчатый абажур. Что-то хрустнуло, короткие ногти тихо проскрежетали по эмалевой поверхности, но жалобного звона так и не последовало, и оба мужчины выдохнули с облегчением. Кряхтя и переваливаясь с боку на бок, незнакомец проковылял к полке, водрузил хрупкий предмет на его законное место и бросил на Киуна сердитый взгляд: — Ну прямо слон в посудной лавке! А если бы бедняга погиб? — Какой бедняга? — не понял Киун. — Ну вот же всё написано: Хоши Нагачика, 34 года, полупрофессиональный редактор. Когда это у нас Лезвие Грома начало на людей зариться? — старец с таким презрительным высокомерием тыкал Киуну под нос какими-то адыгейскими письменами, что Дракон сразу осознал своё положение. Настойчиво крутившаяся в голове мысль неосторожно подставила длинный хвост, и Киун не упустил шанса её поймать. — Вы Хранитель Жизней! — осенило юношу. Старый бог разгладил свою бородку. Видно было, что ему льстило сквозившее в словах шинки уважение. — А… — Нет, — моментально оборвал ещё не оформившийся вопрос Хранитель. — … почему… — Это к делу не относится, — снова перебил бог. — … не книги? — всё же закончил рассудительный Киун. — Вот настырный! Нет у меня времени на подобные разглагольствования! Сам, может, когда-нибудь поймёшь. А теперь помоги-ка мне, раз зашёл. — Но… — Подождут твои дела. Помни, шинки, — спорить со Временем похвально, но не всякий риск бывает оправдан в долгосрочной перспективе. И пока Белый Дракон обдумывал нежданно-негаданно свалившуюся на него мудрость, старец вернулся на своё возвышение, осторожно вынул из ведра с водой остывшие инструменты, протёр их чистой тряпочкой и протянул ведро Киуну: — За вторым поворотом налево, вниз по ступенькам, дверь немного заедает, так что толкай сильнее. Выльешь в красную бочку, наберёшь чистой воды — и возвращайся. — Дракона буквально вытолкали за пределы овальной площадки и, напоследок ненавязчиво подтолкнув в нужную сторону, предоставили самому себе. Посмотрел Киун по сторонам, разгладил складку на белом подоле каригину, приметил обещанные повороты да и пошёл. Спускаясь по ступенькам, Лезвие Грома думал о самых первых словах седого бога. О каких вопросах говорил ему Хранитель Жизней? Да и разве могло быть в жизни такого ответственного шинки место для каких-то вопросов? Может, он имел ввиду беспокойство о состоянии Такемикадзучи? Порыжелая дверь отозвалась пронзительным визгом несмазанных петель. За ней открылось небольшое каменистое плато, поросшее горечавкой. Прямо возле двери по стене стояли бочки: от красной и до фиолетовой. Киун, не задумываясь, опрокинул ведро в ближайшую красную бочку, оплетённую целой системой тонких трубочек, и огляделся по сторонам. Источника чистой воды нигде поблизости не обнаружилось. Юноша пнул лежащий у порога камешек, тот отскочил и в нарушение всех законов физики прыгнул куда-то вверх. Выйдя из-под навеса, шинки растерянно остановился в центре плато, когда на его многострадальный нос прямо на шрам приземлилась капля. За ней последовала вторая. Дракон поднял голову. Над головой висела набухшая грозовая туча, в небольшую прореху которой потихоньку сочился настоящий земной дождь. Киун только успел подставить ведро, как прореха расширилась, и на плато обрушился маленький летний шторм. Холодные струи застучали по жестяным бокам разноцветных бочек, проникли за широкий воротник, вымочили и вымыли каждую пылинку на серых камнях. Лезвие Грома буквально кожей почувствовал, как где-то далеко-далеко внизу поднял голову маленький кама-итачи** и, распушив роскошный хвост, потёрся о линию электропередач, предвкушая грозу. И впервые за долгое время вымокший до нитки Белый Дракон улыбнулся — просто и чисто. Вдохнул полной грудью шелестящий лепет каплей, потянул за красную ленту, распуская промокшие волосы. «Сюда бы господина Такемикадзучи, а иначе какой шторм без грома ослепительных вспышек,» — пронеслось в голове. Встрепенувшись, Киун подхватил наполненное ведро и проскочил в уже почти захлопнувшуюся дверь. Спустя некоторое время, когда Киун всё же узнал дорогу домой, он спросил, отжимая белые полы над стоком в овальной площадке: — А как люди относятся к молниям? — Тщеславный вопрос, Сивка. — насмешливо сощурился Библиотекарь (если это понятие вообще было применимо к его рабочему комбинезону и аккуратным рыжим стёклам болтавшихся на шее очков). — А как люди относятся к грому? — Со страхом? — честно высказал проглотивший «сивку» Киун свои догадки. — Пожалуй, что и со страхом, — согласился бог. — Но больше — с восхищением, потому что гром и молнии есть великая сила Небес, которой позволено касаться царства Земли. А ведь это именно то, что люди ценят более всего: сила и отклик на их бесконечные мольбы. Белый Дракон бессознательно сложил на груди руки в дважды виденном им у людей молитвенном жесте и уже открыл рот для какого-то нового вопроса (он и сам потом раз за разом удивлялся тому, как влияла на его «разговорчивость» Небесная Библиотека), но старец поднял руку, и Киун поспешно опустил глаза. — На первый раз хватит. Небось разбудил там ливень, а вместе с ним проснулся и твой грозный бог. Иди-ка ты домой, Сивка, и в следующий раз с пустыми руками не приходи. Я вам не справочная, работать вхолостую привычки не имею. Иди, иди, выход там, — рассердился вдруг Библиотекарь, и озадаченный Киун поспешил покинуть удивительное место. А когда лёгкие шаги стихли в отдалении, и прогремела тяжёлая дверь на южной террасе, Старый бог провертел какую-то ручку на полированном медном боку своего стола, и на одной из стен, заскрипев, приоткрылись жалюзи на то самое плато, где цедила последние капли разорвавшаяся посередине туча. Наконец она окончательно истлела, и в образовавшийся просвет выглянул тонкий луч вечернего солнца. В бочках что-то тихонько загудело, трубочки пришли в движение, и от бочек протянулись разноцветные дорожки. Неверные и робкие, постепенно они окрепли, выгнулись по заведённому порядку, и над плато встала первая за день радуга. Бог щёлкнул тумблером — радуга, уперевшись в выдвинувшееся зеркало, отскочила прямо в открытые жалюзи, расцветив Библиотеку своим радостным блеском. Лампы и лампочки засияли ярче, разжигая в сердцах своих обладателей непонятное счастье. А бог аккуратно сцедил остатки весёлого света и запер их в новой стеклянной капле, зажигая очередную жизнь. Потом довольно откинулся на медную спинку и разгладил седые усы. — Вот тебе и Сивка. Нда. Впрочем, он ещё придёт, — и вернулся к своему занятию. * Здесь: мифическая граница между видимым миром людей и скрытым миром Небес ** Штормовой горностай, игривый дух с длинными когтями