Clumsy Awful Artless Love

Слэш
Перевод
PG-13
Завершён
11
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
11 Нравится 5 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Додзигири! — прорычал Ооканэхира, глядя на чашку чая так, будто она только что вылезла из другого измерения. — Уверен, уж его-то не заставили бы мотаться туда-сюда в экспедиции, будь он здесь. Для чего, по мнению нашей Санивы, я гожусь? — Наша хозяйка говорит, что это единственный способ принести в округу мир и покой, — ответил сидящий рядом Хигекири, и Ооканэхира собрался уже развернуться и вопросить: «Что, чёрт возьми, ты сейчас сказал?», но следом Хигекири добавил, лучась искренним недоумением: — Интересно, что же она имела в виду, хмм… — Ургх, — Ооканэхира сгорбился и, не найдя лучшего занятия, устремил взгляд вдаль. Из цитадели открывался неплохой вид всякий раз, когда он находил время насладиться им. Расположение цветущих деревьев, кустов и даже камней у пруда искусно. Красиво. Подходящее место для такого мастерски скованного меча, как он, если бы только Санива по-настоящему сумела оценить его, а не посылала во все эти экспедиции. Путешествия для слабаков, так почему бы лучше не отправить танто? — Додзигири… — начал он опять, и Хигекири захихикал. — Что тут смешного? — спросил Ооканэхира. — А ты много говоришь о Додзигири. — Если бы он только был здесь, я бы надрал ему зад и доказал… — Санива не виновата в том, что не может призвать один из Великих мечей. Это потому что ей недостаёт святости… ах, постой-ка, наверное, лучше сказать, что ей просто не везёт. Хмм. Всего за несколько дней Ооканэхира убедился, что у Хигекири основательно подтекает крыша. Вероятно, за все эти годы (Годы чего? Чем Хигекири занимался всё это время? Старел? Да, за все эти годы старения) отведённое для памяти место в его голове покрылось ржавчиной. — В любом случае, — сказал Ооканэхира, решив не отвлекаться от важной для него темы, которую поднял, — я приношу удачу. Она обязательно в этом убедится. Да и кому нужны Великие Мечи, если здесь я. Особенно Дод… — Интересно, что бы он почувствовал, если бы узнал, как много ты говоришь о нём, хмм. — Какое мне дело до его чувств? — возмутился Ооканэхира и замолк на секунду, впервые задумываясь, что его соперник может обладать чувствами, способен обидеться или быть польщённым. Это новое ощущение, и Ооканэхира не был уверен, что оно ему нравится. — Потому что мне любопытно, что ты чувствуешь, — ответил Хигекири. — Поскольку Угуисумару так много говорит о тебе, даже больше, чем ты о Додзигири. — О, — только и смог вразумительно сказать Ооканэхира, в то время как мысли в его голове больше походили на: Чтооооо? С чего бы ему? Это значит, что он считает меня соперником? Но в чём ему со мной соперничать? Кто лучше выглядит в этих дурацких спортивных костюмах? Ну, мне определённо идёт больше. Хе-хе. Нет, погодите, соперничество тут ни при чём, но что тогда? Неужели он… Хигекири, к счастью или нет, прервал ход его рассуждений: — Ты раньше даже не замечал, да? Дни и месяцы до твоего прибытия Угуисумару только и говорил о тебе. Может, даже годы, но я тут не так давно. — Правда? — Ооканэхира обнаружил, что его способность облекать мысли в слова всё ещё не поспевает за кружащейся головой. Быть объектом чьих-то мыслей, навязчивой идеей — прежде он думал об этом только с плохой точки зрения, подходил с другого конца. Сейчас же возможность обратного повернула его мир вокруг своей оси, мысль, что кто-то уделяет ему так много внимания, вызвала приступ вины и самокопания. Или просто необъяснимый румянец на щеках, как это обычно бывает. — Да, правда. Теперь, — сказал Хигекири в своей обычной беззаботной манере, так что невозможно было понять, это спонтанное идиотское размышление или он планировал всё с самого начала, — если бы кто-то, о ком ты часто упоминаешь, не подозревал об этом и никогда не упоминал о тебе, как бы ты себя чувствовал? — Эм, — замялся Ооканэхира. — Проклятье. Лучше спрошу об этом у него. Чёрт. — О, взгляни, это само-осознатель. — Как, чёрт возьми, ты меня назвал, ты… — Цифровой помощник, подарок от хозяйки, — невинно продолжил Хигекири, держа в руках маленькое круглое устройство, которое вращалось и издавало звуковые сигналы. — Это само-осознатель. Чтоб бы это ни значило. Она говорит, что он поможет мне вспоминать имена… — И зачем я только говорю с тобой, — проворчал Ооканэхира. — Так, слушай, мне пора идти, хорошо? Мой чай тоже можешь выпить. — Приятно было поговорить с тобой, Хираканэмару! Маленький робот протестующе запищал, и Ооканэхира освободил помещение со скоростью, которую может развить только меч клана Рай. * Угуисумару, так уж сложилось, тоже пил чай. На вид немного лучше того сорта, что у Хигекири, но Ооканэхира не мог судить. Угуисумару сидел на залитой солнцем веранде напротив своей комнаты и гладил кошку (У Угуисумару есть кошка?), а Ооканэхира беспомощно стоял рядом, не зная, что сказать. Ему пришло в голову, что Угуисумару, возможно, не захочет говорить о Додзигири, или остальных Великих мечах, или о изысканной красоте единственного и неповторимого Ооканэхиры. Тогда о чём он захочет послушать и поговорить? Это, безусловно, одна из великих тайн вселенной. И вообще, какой он, тот, кто думал о нём, Ооканэхире, месяцы или годы? Может, им стоит поговорить о нём самом. Отличная тема для начала беседы. Точно. — Ну что ж! — торжественно объявил он, совершенно не представляя, что говорить дальше. Угуисумару поднял на него взгляд. Ооканэхира осознал, что Угуисумару всегда смотрит на него снизу вверх, потому что он, Ооканэхира, выше ростом. (Хе-хе). Но это не значит, что он контролирует ситуацию. Волосы Угуисумару мягко упали на лицо, прикрыв один глаз, и было в этом, в нём, что-то искреннее и в то же время лукавое. — Ты хотел меня видеть? — Да. Что ты делаешь? Ну, чем ты занят. Сейчас. Если Ооканэхира и был более непоследователен, чем обычно, Угуисумару не обратил внимания. — Я пью чай. Хочешь тоже? Нет, — ответила часть Ооканэхиры, драгоценного меча Икеды, превосходящего любой из Великих мечей, всегда честного и верного себе. — Да, — ответила остальная часть его, и он сел. Чай оказался вкусным, хотя он едва попробовал. — Итак, — снова заговорил Ооканэхира. — Чем тебе нравится заниматься? О боги небесные, это кошмарно. Хуже всех неудачных первых свиданий, что он видел за проведённые в музее годы. Как он вообще до этого додумался? Угуисумару просто посмотрел на него, мягко улыбаясь уголками губ. Улыбнулся и ничего не ответил, только прикрыл глаза и не спеша с наслаждением сделал глоток чая. Красота меча может выражаться множеством способов, а не только эстетически, как он привык считать, понял Ооканэхира. Озарение было неясным и мимолётным, но поразило его до глубины души. — Так, эм… Ты любишь пить чай? Слишком, слишком мимолётным. — Огасавара был поклонником чайных церемоний в прошлом, когда мы жили по соседству. Тогда твоим хозяином был Икеда, — строго говоря, это не было ответом на вопрос, но Угуисумару не спешил дать другой. Одной рукой он погладил по спине трёхцветную кошку, и похожее на пушистый батон существо начало мурлыкать. — Мы были соседями довольно долго, — сказал Ооканэхира, и чёрт возьми, если это не прозвучало так, будто он только что осознал. — Так вот почему? — Вот почему что? Угуисумару наверняка сказал это нарочно, иначе и быть не может. Оба они — кошка и меч — смотрели на него с вежливым равнодушием. Почему? Почему что? Почему ты говорил обо мне, думал обо мне всё это грёбаное время? Что тебя во мне привлекает? Я нравлюсь тебе? Конечно, он не мог так сказать. Ооканэхира поёрзал на месте, чтобы прогнать ощущение, что он не в своей шкуре, в конце концов, поза решает всё, — и упс, случилась неприятность. Чашка чая, которую он поставил на краешек, опрокинулась и залила своим содержимым деревянный пол. — Проклятье! — выругался Ооканэхира. — Ничего, ничего, не волнуйся об этом. — В голосе Угуисумару прозвучала музыка. Ооканэхира сравнил бы его с песней камышовки весной, если бы разум ещё оставался при нём. — О, я сейчас всё вытру, — Ооканэхира потянулся в поисках полотенца, тряпки, чего угодно, но, к сожалению, схватил кошку. — Могло быть и хуже, — заключил он после того, как она за три секунды показала ему самые глубокие круги ада. — Всё не так плохо. — Угуисумару взглянул на него, теперь оба его глаза стали видны, и мерцало в них что-то ласковое, но в то же время коварное. Ооканэхира почувствовал иррациональное, но сильное желание бежать без оглядки. А дальше, совершенно беззаботно, естественно и без капли стыда Угуисумару сказал: — Чем мне нравится заниматься… ну, больше всего я люблю смотреть на тебя. Оглядываясь назад, даже хорошо, что Ооканэхира разлил свой чай, потому что иначе он обязательно бы им захлебнулся. * — Ну, как вчера всё прошло? — с улыбкой спросил его Хигекири, стоя в лучах утреннего солнца и сияя, как человеческое подобие фото передержки. — Как прошло что? — проворчал Ооканэхира. — Сам знаешь. Есть хоть какой-то прогресс? — Прогресс? Я попросил Саниву пореже отправлять меня в экспедиции. — Это была малая победа вчерашнего дня после всей той чертовщины с Угуисумару. — Она сказала, что подумает об этом, если я буду вести себя соответственно возрасту. Что это вообще значит? Я ведь старше её, так? С широко известной историей с тех времён, как меня обнаружил Икеда Терумаса… — Ах-ха… Кстати говоря, вы с Угуисумару ведь одного возраста? Вас обоих сковали великие мастера Кобидзен в далёкую эпоху. И Угуисумару почти самый древний меч здесь. — Ты назвал меня старым? Тебе самому тысяча лет, не меньше! — В этом нет ничего плохого. С возрастом приходит мудрость. Или по крайней мере зрелость, э? Но, возможно, вы двое благословлены. — Хигекири улыбнулся ему. — Как меч, которому тысяча лет, я чувствую, что меня уже ничего не заботит, одно совсем не отличается от другого. Но вы оба так горячо волнуетесь. Я чувствую себя снова молодым, когда наблюдаю за вами. В этом утверждении было столько мелких неточностей, что Ооканэхира даже не все уловил. Хигекири назвал его незрелым? Он сказал, что Угуисумару, кто бы мог подумать, горячо волнуется, боже сохрани, о ком? О нём? — Слушай, к лучшему, что я не веду себя, как выживший из ума старик, понятно? Оставим всё как есть. — В конце концов, о твоей истории известно немного. Может, поэтому ты чувствуешь себя молодым. — Старший брат, ради всего святого, ты же сейчас его разозлишь! — Хизамару появился из ниоткуда, взволнованный, что, впрочем, было привычным его состоянием. — Э? Я? — Хигекири ткнул в себя пальцем, улыбаясь так солнечно, что вокруг него могли бы распуститься цветы. — Я просто объяснял Коканэхире, как вести себя соответственно возрасту… Кстати об этом, ты ведь тоже себя на свой возраст не ощущаешь, верно? — Как и ты! — Хизамару бросил на Ооканэхиру извиняющийся взгляд. — Не держи на него зла, просто игнорируй. И потом, если никто ничего не знает о твоей жизни до Икеды, это не значит, что ты сам не можешь нас просветить? Остальные будут уважать тебя ещё сильнее, а хозяйка, возможно, будет больше ценить. И готов поспорить, малыши хотели бы послушать о твоих героических приключениях. — Ну, вообще-то я… — Ооканэхира нахмурился, поколебавшись, и погрузился в долгое неловкое молчание. Лицо Хизамару стремительно краснело, сменяя выражение с любопытства на тревогу, а потом жгучий стыд. — Ах, если ты почему-то не хочешь рассказывать о своём прошлом, что бы это ни было, я сожалею! Забудь, что я заговорил об этом. Пожалуйста, не заставляй себя! О-о-ох, это, наверное, что-то ужасное, я так сглупил!.. А-а-а! — Хизамару подпрыгнул, когда брат хлопнул его по спине, и одинокая слеза — или две — скатилась по его щеке. — Эй, дело совсем не в этом! — Хотя Ооканэхира хотел сгладить ситуацию, ему было нелегко признавать: — Просто у меня… эм… не такая уж богатая история до того момента, как я попал к Икеде Терумасе. Совсем небогатая. Никто даже не знал, что у меня есть имя. У меня не было крутых приключений, о которых можно рассказать. — Он тоже залился краской. «Наверное, потому-то этих ребят относят к Великим мечам, а меня нет», — добавил он про себя. — Всё в порядке. Это не делает тебя менее Ооканэхирой, чем ты есть сейчас. — В словах Угуисумару частенько не было смысла — и это, без сомнения, был один из таких случаев, — но сейчас Ооканэхира испытал облегчение, услышав его голос. В нём было что-то успокаивающее, как в журчании воды по гладким камням. Даже если, как и обычно, звучал он немного лукаво. — Э-э, спасибо, — сказал Ооканэхира, когда Угуисумару без подсказок сел между ним и всё ещё смущённым Хизамару. — От нашей хозяйки я слышал теорию, — начал Угуисумару, — что меч становится цукумогами, то есть обретает собственную душу, не через сто лет, а после долгого контакта с человеком. Так что, возможно, ты немного моложе, чем кажется. Но это неплохо, правда? Мне просто нужно больше за тобой приглядывать. — Эй, это неправда! — Я сказал, это просто теория. Но, вероятно, весьма неплохая~ — Ой, да перестань, это глупо. Скажи хотя бы ему, что это выдумки, — Ооканэхира указал на Хигекири, — или, держу пари, он примет это на веру и разболтает всем и каждому. — Не волнуйся, я всё понял правильно, — любезно сказал Хигекири, и это беспокоило ещё больше, потому что он не уточнил, что именно понял. — Уф, слушайте. Вам всем вовсе не обязательно деликатничать со мной, потому что я недавно здесь, или потому что у меня не такая богатая история, или ещё почему-то. Потому что я… — Великий, могучий и прекрасный Ооканэхира, — закончил за него Угуисумару, отчасти шутливо, а отчасти искренне, что сбивало с толку ещё больше. — Тебе требуется много мужества, чтобы говорить так о себе, я знаю. — Правда? — это слегка польстило ему, хотя он и сам не понял почему. — Ещё немного практики, и тебя совсем перестанет волновать, что говорят о тебе другие. Нет, шучу, ты нравишься мне таким, какой есть. Ну, приходи потом повидаться со мной, хорошо? Я забыл, наша хозяйка велела передать, что через полчаса тебе нужно отправиться в экспедицию. — Ох, да твою же… — Ооканэхира всплеснул руками, чтобы хоть как-то выразить бурю нечленораздельных эмоций, а Угуисумару пошёл своей дорогой. — Он и правда заботится о тебе, — вежливо отметил Хигекири. — Он-то? После всего этого? Ты, наверное, не слышал, как он постоянно называет меня глупым. А может, и слышал. Даже знать не хочу. — О, так теперь ты замечаешь, что он говорит о тебе. Это уже шаг в верном направлении. Существуют разные способы заботиться о ком-то, к твоему сведению. По-своему он очень о тебе заботится. Уж я-то знаю, я тоже по-своему забочусь о тех, кто мне дорог. — Это не оправдывает то, что ты всё время забываешь моё имя, старший брат! — вмешался Хизамару. — Я прекрасно его помню, Хирамару… Ой, смотри-ка, эта штуковина снова пищит. Ооканэхира прикрыл лицо руками и подумал, не первый и не последний раз, что он не просил новой столь насыщенной жизни. * В цитадель он вернулся уже поздно. Здесь только началась весна, но экспедиция проходила в летнем лесу, и, возможно, это была только иллюзия, но он всё ещё ощущал тяжёлый запах мокрых от дождя цветов на своей одежде. Сейчас Ооканэхира чувствовал себя спокойнее, идиотские события последних двух дней превратились в далёкие воспоминания, и он бы предпочёл, чтобы так и оставалось. В конце концов, есть что-то успокаивающее в прогулках по диким местам, и он осознал, что ценить природу и уединение — это не обязательно признак слабости. И нежелание разбавлять своё одиночество тоже, раз уж на то пошло. К этому часу в цитадели уже всё стихло и наполнилось глубокими тенями и лунным светом. Он не удивился, когда увидел, что свет в комнате Угуисумару ещё горел. Угуисумару снова сидел снаружи с чашкой тёплого ячменного чая и кошкой и любовался залитым лунным светом прудом в саду. Когда Ооканэхира приблизился, сначала кошка дёрнула ушами, а потом Угуисумару повернулся и улыбнулся ему. — Ты принёс сувенир? — Что? Нет. — Ничего страшного, ты принёс себя и опьяняющий аромат цветов. — Уф. Тебе нравится такое? — Не так сильно, как Касену, не бойся. Иди, садись. Ты, должно быть, устал? Ооканэхира вновь сполна ощутил неповоротливость человеческого тела, несуразность его строения и биение сердца. — Да, конечно, я присяду. — Так о чём ты хотел мне рассказать? — Тебе? Понятия не имею. С чего бы мне тебе о чём-то рассказывать? — Ооканэхира решительно направил взгляд в другую сторону. — Ты пришёл сюда первым делом сразу как вернулся. — Ладно. Эм. Я вот что хотел сказать. Тынаверноеправ! — вместо признания у него вышел крик, достаточно громкий, чтобы эхо разнесло его над прудом. Испуганная лягушка с плеском прыгнула в воду. Вот чёрт. — В смысле, я, наверное, слишком переживаю о том, что думают люди, и всё такое. И о себе. — Ооканэхира энергично потёр брови, будто это могло скрыть его подавленность. — Но есть кое-кто, кого я… в смысле, если уж мне есть дело до того, что думают люди, то больше всего меня должно заботить, что думаешь ты. — Почему же? — Угуисумару взглянул на него с вежливым любопытством и даже больше с вежливым удивлением, хотя ответ был очевиден для них обоих. — Потому что, ну… Мне правда нужно говорить это? Потому что я сильно тебе нравлюсь, так ведь? — И? И? И? Из всех вещей, что мог сказать Угуисумару, он выбрал это? Ооканэхира практически мог ощутить знак вопроса, повисший в воздухе подобно хвосту озорной кошки. Всё очень плохо. Он определённо очень плох. По крайней мере, в его голосе не прозвучал отказ или презрение. Нет, это точно ловушка. Вопрос, на который нужно дать ответ. Чему их учили на чайных церемониях? Огасавара славились как заносчивые самодовольные ублюдки? Неужели Ооканэхира, лучший меч в стране, собирается просто молча сидеть здесь вместо того чтобы взять быка за рога? Нет! — Ты мне тоже очень нравишься! — выкрикнул он, не заботясь о том, кто услышит его на этот раз, кто не спит или может проснуться в такой час. С другой стороны пруда взлетела стая устроивших там ночёвку водоплавающих птиц. На мгновение он окунулся в лучи славы, подобно героическому броску в гущу битвы, только без трагических последствий. Но это не точно. Потом он почувствовал что-то — другое — и, опустив взгляд, увидел, что Угуисумару взял его руки в свои. — Мне было интересно, — сказал с мягкой улыбкой Угуисумару, — когда ты уже наконец признаешь это. — Прости, что заставил тебя ждать так долго. — Что значат несколько лет для таких, как мы, верно? Не делай такое серьёзное лицо, я буду раскаиваться, если ты попытаешься избавиться от всех своих глупых привычек. — Угуисумару ткнул его в лицо, но Ооканэхира не увернулся, хотя почувствовал снова приливший к щекам жар. — Люди, которые называют других глупыми, сами не лучше, — проворчал он. — Разумеется. Мы оба такие дураки, что должны приглядывать друг за другом, согласен? — Да. Звучит неплохо. Только не, эм, не говори остальным деликатничать со мной, хорошо? Я всё-таки не вчера родился. Я буду… — Ооканэхира попытался подбодрить себя, хотя его голос по-прежнему звучал немного неуверенно и застенчиво. — Я постараюсь не стыдиться этого. Того, кем я не являюсь и чего мне недостаёт. Потому что тебе я нравлюсь таким, какой есть, и э-э… — И потому что у меня хороший вкус? Рад, что ты так считаешь. Мне нравится каждая частичка тебя, даже самая глупая. Ого, поверить не могу, ты не состроил возмущённое лицо, ты и правда такой бестолковый. Ну, я имел в виду, что твои недостатки тоже хороши. На мой взгляд, ты сейчас слишком шумел, но вынужден признать, что это неотъемлемая часть тебя. Ты долго жил тихой жизнью, но у тебя жгучий нрав, поэтому конечно ты предпочёл повысить голос, а не дать тишине поглотить тебя. Ты добавил красок и жизни в свой мир и в мой мир тоже. — Это правда, я… — Ооканэхира вновь обнаружил, что не способен выразить все эти краски и жизнь, или что там на самом деле, словами. — Я знаю. Всё в порядке. Оставь разговоры мне. — Ты ужасен. Ты… ты птица. Зелёненькая. — Птица, о которой он вёл речь, не отпустила его руки, и у Ооканэхиры появилось подозрение, или надежда, что может произойти дальше. — А ты юная птица, которая только учится летать, но при этом великий Канехира, верно? — Ох, да ладно, знаешь ведь, что вся та ерунда, что ты говорил раньше, на самом деле неправда. У меня была своя жизнь и своё сознание ещё до того, как меня обнаружили. — Так и есть. И то, что ты назвал это время скучным, тоже было ложью. Все эти годы мне нравилось говорить с тобой, просто наслаждаться твоей компанией и наблюдать вместе за сменой времён года. — Рассказывать и впрямь не о чем, но да… было неплохо. — Теперь Ооканэхира вспомнил, легко, как будто это было только вчера, что жил яркой жизнью все те годы, которые считал потраченными впустую, скрытой жизнью без значимых событий и достижений, незаметной для всех глаз, кроме самых внимательных. И чаще, чем недоволен, он был счастлив. И если он был счастлив даже тогда, то какое же радостное и полное новых ощущений будущее его ждёт? — Тогда это будет только наша история, наш с тобой секрет. — Угуисумару придвинулся ближе к нему, и в его глазах сияли звёзды, или, возможно, это была просто игра света, ночи, все эти бессвязные мысли и ощущения слились воедино, чтобы превратиться в свою особую поэзию. — Только мы будем знать это. До того, как тебя обнаружил Икеда Терумаса, тебя нашёл я. Их губы встретились так же естественно, как порыв ветра и цветущее дерево, как лунный свет и зеркальная поверхность воды. Ночь была тёплой. (Добро пожаловать домой).
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.