Единожды прирученному к свободе не привыкнуть

Земля зимой закрывает границы, Земля неприветлива и ворчлива. Поляну всю замело-завалило, надёжно от стужи укутав пшеницу. В моей норе, впрочем, климат мерзкий – зябко и сыро, и мало света, а вылезешь – уши заложит от ветра да лапы застынут на холоде зверском. Хромая передняя на погоду ноет и так, мех свалялся в клочья – всё полбеды, вот видения ночью не возвращались бы ни на йоту… На астероиде – вечное лето, роза в стеклянной капсуле дремлет. «Вспомнил,» - ворчит, - «какую-то Землю, тоже мне, рай для души поэта». Нет, не ревнует – смешно и представить соперником бешеный шерсти сгусток, жалкий, смешной, наивно-безвкусный, чем же такой может врезаться в память? Нет, королю до Земли нет дела, он повзрослел и иначе мыслит, и не в ответе уже за лиса: подумаешь – приручил неумело. Я знал заранее: так и будет, так что ж причитать, эти новости слыша? Всё по закону жанра и вышло, я виноват лишь, что верил людям. Утром рискну всё же выползти – вижу стайку соседей, здоровых, юных, им до весны дотянуть – раз плюнуть, луч солнца играет в их мехе рыжем. Стать бы одним из них – да куда там, они веселы – я болен и бешен, всех посылаю к чертям и лешим да на луну вою благим матом. Мне говорят – ты живой, будь проще, спи по ночам – не на звёзды пялься, хватит лепить из себя страдальца. Я лишь вздохну и жду новой ночи. Нет, иногда я им верю даже – всё-таки лисы, свои, родные, тоже ведь хочется быть в их мире, быть одному даже хищнику страшно. Бывает, уже отогреешься – только вспомнишь вдруг, что был когда-то приручен… Видимо, всё ж безнадёжный случай – по жизни мне выть на светила волком.