Брате

      Раду прислоняется спиной к прохладному стволу дерева и тяжело и часто дышит, кусая рубиновые губы. Тонкие бледные пальцы лежат на рукояти меча, крепко сжимают её, всё тело напряжено, Дракулешти вслушивается в тишину леса, то и делу нарушаемую какой-нибудь пташкой или мелким зверем — есть ли погоня? Сердце стучит, как бешеное, мысли в голове путаются, сама голова, как свинцовая, в прекрасных глазах плещется страх, смешанный с отчаянием. Раду впервые в жизни чувствует себя загнанным в ловушку оленем, которого вот-вот забьют охотники, и от этого ему уже в который раз становится не по себе. Турки, валахи — ему уже плевать, кто его убьёт, только пусть сделают это побыстрее. В сущности, ему уже нечего терять.       Хрустят ветки, Раду вскидывает голову и чуть выглядывает из-за дерева, пытаясь определить, откуда идёт звук. А он всё приближается и приближается, шуршит под чьими-то шагами жухлая трава. Дракулешти делает глубокий вдох, на мгновение замирает, а потом резко разворачивается и бежит навстречу. Тут же перед ним появляются двое воинов в незнакомых чёрных одеждах, без каких-либо знаков отличия — наёмники. Раду горько усмехается — ну конечно, кто бы то ни был, он решил не раскрывать себя и убрать его с путь чужими руками. Влад? Мехмед? Штефан? Мария, в конце концов? Раду не знает, да и знать особо хочет. Перед смертью можно и простить. Перед смертью можно и не знать, кто из родных омоет руки твоей кровью.       Воины посмеиваются, подходят ближе, вскидывают клинки, и поначалу Дракулешти даже не хочет от них закрыться и отразить удар. Но потом… в его сдавшееся, подавленное сознание вдруг проникает яркая вспышка полуденного солнца, и Раду неожиданно понимает, что кое-что у него всё-таки осталось. Звериное, первобытное, навсегда засевшее внутри желание жить. Он одним отточенным движением вытаскивает меч, и он звенит об острия врагов, отталкивая их. Дракулешти дерётся, как сумасшедший, как дерётся его брат, вьётся змеей, пляшет в его руках верное хозяину оружие. Оба убийцы падают замертво у ног господаря Раду Красивого.

***

      Конь скачет по знакомым лугам, храпит, ржёт, чуть ли не встаёт на дыбы, но Дракулешти всякий раз удаётся обуздать его дикий нрав. Трансильванские лошади самые лучшие и самые норовистые, не в пример турецким. И что-то в это есть такое, что заставляет гордиться своей подвластной султану, но всё равно не склонившей колен родиной. Раду скачет во весь опор, скачет, куда глаза глядят, а в голове бьётся одна единственная мысль: «Я жив».       Солнце катится к горизонту, становится всё краснее и краснее, как кровь тех, кого подослали, чтобы его убить. Огромный диск лениво валится за острые неровные вершины, прячется в таинственных и злых Карпатах. Раду гонит коня, тот несётся всё быстрее, воет вокруг, несёт долгожданную прохладу вечерний ветер. Вдали понемногу появляются-светятся крошечные окошки, маленькие крыши, окрашенные в золотой, высится крепостная стена. Горит огнями цитадель его брата — Поенари. Раду уже не помнит, как получилось, что он направил коня сюда, фактически в руки того, кто с удовольствием уберёт его фигуру с доски, если уже не попытался это сделать, но сердце отчаянно зовёт его домой. Что готовит грядущий час?       Копыта стучат по каменной дороге, воины перед ним расступаются, посмеиваясь в усы, крепче перехватывая копья, люд косится и перешёптывается, останавливается, чтобы взглянуть на опального брата самого господаря. Раду не останавливается, лишь закусывает губу, едет дальше и с каким-то болезненным томлением ждёт того мига, когда, наконец, сможет посмотреть в глаза брату.       Он спрыгивает с коня, кидает поводья подошедшему конюху и быстрым шагом поднимается наверх, туда, где сидит за документами вечно хмурый и напряжённый Влад. Дракулешти никто не останавливает, не пытается изловить или убить — видно, брат всё ещё ждёт его и, кажется, верит. Или хочет расквитаться сам. Он ведь так любит зрелища!..       Дверь в кабинет открывается невыносимо медленно, скрипит, ещё больше действуя на нервы, всё внутри Раду сжимается, съёживается, пытаясь укрыться от того, что сейчас будет. Вот наконец он входит в освещённую множеством свеч комнату, где за столом сидит мрачный мужчина в богатых княжеских одеждах. Он поднимает на вошедшего свой жгучий и острый взгляд и долго смотрит в сапфировые глаза такого родного и столько же чужого брата.       Раду уже в который раз нервно, до крови кусает губу, пытаясь совладать с собой, кладёт руку на кожаные ремни, дрожащими руками отстёгивает меч в богатых ножнах, поднимает его и разжимает пальцы. Оружие с коротким и отчётливым лязгом падает на каменный пол. Влад вздрагивает, на мгновение задерживается на нём глазами, затем поднимается из-за стола. Младший Дракулешти делает пару нерешительных шагов к нему, часто моргает, хочет что-то сказать, но слова неприятным комом застревают в горле, а голос становится чересчур хриплым.       Влад подходит к нему вплотную, и только теперь Раду замечает, что он сжимает в руке украшенный самоцветами кинжал их отца. Дракулешти надрывно улыбается, понимая, что его теперь ждёт, чуть отходит, подставляя грудь. Влад же вдруг едва заметно качает головой, и теперь уже его остриё падает туда же, на пол.       — Брате…       Он на мгновение замирает, мнётся, будто решаясь, а затем вдруг крепко и неуклюже обнимает дрожащего Раду, осторожно прижимая к себе. Тот сам льнёт к нему, сглатывая непрошеные слёзы и тоже обнимает в ответ.       Раду впервые за долгое время в чём-то уверен. Особенно в том, что теперь всё будет хорошо.