Старые раны

      Кано шёл по коридорам, стараясь не отходить далеко от стены. Двигаться было нелегко. Каждый шаг отдавался болью в изувеченном теле, эхом отражаясь от сломанных костей и разорванных тканей. Раны заживали плохо. Психическое истощение словно выжгло тело изнутри, лишив его всякой способности к регенерации. По прошествии нескольких дней после окончания битвы он всё ещё с трудом держался на ногах. Это было неправильно, и Кано это признавал.       Тем не менее, он не вернулся в апотекарион, поскольку слишком хорошо знал, к чему это приведёт. По всем правилам, ему следовало закрыть глаза и позволить анабиозной мембране погрузить себя в исцеляющий сон. Но Кано не мог на это пойти.       Уснуть сейчас — значило увидеть сны. Не те сны, которые он хотел видеть.       Поэтому он всеми силами оттягивал момент, когда придётся сдаться. Ещё немного. Ещё чуть-чуть, только не сейчас. Пока он упорствовал, тело отчаянно пыталось залечить повреждения имеющимися средствами, и это выматывало ещё сильнее. Без брони, которая могла бы постоянно впрыскивать анальгетики в кровь, боль стала для Кано верным спутником. Он почти уже привык к ней.       Он принимал стимуляторы, чтобы как-то держаться. Их действие было непродолжительным, а с его окончанием становилось ещё хуже. К тому же, дозу с каждым разом приходилось немного увеличивать. Это тоже было неправильно.       Мерос, если бы узнал, обозвал бы его последним идиотом и отобрал бы препараты. Возможно, даже привязал бы строптивого пациента к койке. И был бы прав.       Но Мероса больше не было.       Эта мысль, хотя Кано и не желал себе в этом признаться, причиняла куда больше боли, чем проломленный рёберный панцирь.       Его друга больше не существовало, а том, что когда-то было им, лучше было даже не задумываться. Но Кано задумывался всё равно, и от этого было ещё больнее. Он опасался, что, если заснёт, эта мысль постепенно затопит всё сознание. И тогда не останется ничего, кроме боли.       Поэтому он должен был держаться, по крайней мере, пока. На счастье Кано, никому не было до него особого дела. Апотекарии легиона работали не покладая рук, чтобы справиться с наплывом раненых. Им определённо было не до поисков сбежавшего от медицинской помощи адъютанта. Хранители, в свою очередь, не желали лишний раз напоминать о Никейском эдикте библиарию, который, нарушив свою клятву, тем не менее, спас примарха. Быть может, Ангел помнил о нём, но у него сейчас уж точно было достаточно куда более важных дел. Так вышло, что Кано никому не был нужен, и единственный, кто мог бы сейчас побеспокоиться о нём…       — Кано?       Он вынырнул из своих размышлений и поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Ралдороном.       — Первый капитан.       — Ты в порядке?       Кано кивнул.       — Да, в полном, — слова сорвались с губ раньше, чем он успел подумать, насколько это соответствует истине.       — Хорошо, — Ралдорон слегка улыбнулся. — Я опасался… — он помедлил, подбирая слова. — Ангел сказал, что выжил только ты. И его тревожило твоё состояние.       — Всё в порядке, — повторил Кано.       Ралдорон опустил руку ему на плечо.       — Ты спас его, — сказал он негромко. — Спас нас всех. Спасибо.       — Спасибо, что позволили нам это сделать. И всё равно, если бы не Мерос…       Кано замолчал, не в силах продолжать. В горле стоял ком.       — Я был там, когда… — начал Ралдорон.       — Я знаю, — кивнул библиарий. — Я видел это. Его, Ангела… всё, что произошло. Я почувствовал его смерть.       Взор заволокло мутной пеленой. Кано сморгнул её, и почувствовал, как по щекам катятся слёзы. Повисла пауза.       Потом Ралдорон молча сгрёб адъютанта в охапку, обняв за плечи. От неожиданности Кано даже не попытался отстраниться. В кольце крепких мускулистых рук было странно уютно. Кано чувствовал тепло чужого тела сквозь грубую ткань робы.       Но объятия, поначалу осторожные, сжимались всё крепче, тревожа незажившие раны. Он почувствовал боль, но твёрдо решил её игнорировать. Нельзя было показывать слабость, в конце концов, он ведь уже сказал капитану, что всё в порядке.       Когда через пару секунд боль стала невыносимой, он понял, что ничего не в порядке. Мир поплыл перед глазами. Кано тихо застонал, уткнувшись в плечо Ралдорона.       Давление прекратилось. Боль не прошла, но сделалась хотя бы терпимой. Ралдорон аккуратно взял адъютанта за плечи и слегка отстранился, сверля его изучающим взглядом.       — Кано, — произнёс он строго, — не ты ли только что уверял меня, что в порядке?       — Раны ещё немного болят, — пробормотал тот, уже понимая, что проиграл.       — Немного?       — Ну… много, — признался Кано, стараясь удержать равновесие.       Палуба под его ногами странно кренилась. Боль пульсировала в груди в такт биению сердец, отдаваясь горячими волнами по всему телу.       Ралдорон покачал головой.       — Поверить не могу, что тебя в таком состоянии отпустили из апотекариона. Ты же еле на ногах стоишь!       — Просто голова закружилась, — попытался Кано оправдаться. — Это ерунда, сейчас пройдёт. Капитан, я действительно в порядке. Только не отправляйте меня обратно в апотекарион!       Последняя фраза вырвалась у него сама собой. Он не хотел этого говорить. Как объяснить Ралдорону причины такого поведения? Не говорить же, что он боится уснуть — это просто глупо, легионер не может бояться снов.       Или может?       Однако Ралдорон отреагировал на эту мольбу не так, как ожидал Кано. Он тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежным.       — Ладно, но я, по крайней мере, провожу тебя до кельи.       От удивления Кано на миг даже забыл о боли.       — Вы?..       — Я должен убедиться, что ты не свалишься по дороге. И что действительно дойдёшь до кельи, а не продолжишь шататься по коридорам, — первый капитан помедлил, словно прикидывая, какой из сценариев более вероятен. — Я не апотекарий, конечно, но, думаю, тебе сейчас полагается лежать смирно. И спать.       — Я не могу спать, — признался Кано. — Не сейчас.       Если Ралдорон и удивился, то не подал виду.       — Но лечь ты можешь? — поинтересовался он.       — Да, могу.       — Тогда вперёд, — велел первый капитан, разворачивая адъютанта в нужную сторону.       Палуба под ногами вновь опасно накренилась. Пошатнувшись, Кано сделал неуверенный шаг и вынужден был схватиться за Ралдорона, чтобы не упасть. Слишком резкое движение отозвалось ещё одной волной боли.       Сильные руки вновь обняли его, но на этот раз осторожно, словно хрустальную фигурку.       — Спокойно, — голос капитана звучал неожиданно мягко. — Сможешь опереться на моё плечо?       Он попробовал. С поддержкой идти стало значительно легче. Кано воспрянул было духом, но ненадолго. От быстрой ходьбы он вскоре совершенно выбился из сил и начал спотыкаться, дыхание сбилось. К тому времени, когда Ралдорон дотащил его до кельи, он уже едва воспринимал окружающее, сосредоточившись лишь на том, чтобы продолжать переставлять ноги.       Наконец долгий путь завершился. Кано обессиленно повалился на постель, тяжело дыша. По коже струился пот, налившиеся свинцом веки сомкнулись сами по себе. Измученное тело требовало отставить его в покое, отключить лишние сейчас когнитивные функции мозга и провалиться в долгий исцеляющий сон.       «Ни за что».       Усилием воли Кано заставил себя открыть глаза и сесть.       Ралдорон всё ещё был здесь. Склонившись над сундуком для личных вещей, он перебирал расставленные на крышке шкатулки и склянки. Наконец он взял одну из банок с маслянисто блестящим серым гелем и открутил крышку. По келье поплыл густой, тягучий запах.       — «Немного болят», — выразительно повторил первый капитан слова Кано в коридоре.       Тот вздохнул. Невзрачное с виду снадобье имело славу сильного местного анальгетика. Едва ли в легионе нашёлся бы кто-нибудь, кто ни разу не смазывал им втихаря плохо заживающие раны или натруженные мышцы.       — Там шкатулка, с краю, — сказал он тихо, решив, что терять уже нечего. — Можете дать её мне?       Первый капитан без вопросов протянул ему маленькую стальную коробочку. Он даже не попытался заглянуть внутрь. Кано едва удержался от облегчённого вздоха — Мероса он бы ни за что не сумел так провести.       Мерос. Брат…       На мгновение он закрыл глаза.       «Не думай о нём, — велел он себе. — Его нет. Больше, чем нет — его душа стала топливом для нашего кошмара».       Стиснув зубы, Кано открыл шкатулку. Внутри оставалось всего три капсулы. Пару секунд он ещё колебался, но бросил на Ралдорона короткий взгляд решительно вытряхнул на ладонь всё содержимое.       «Мерос бы мне за это голову открутил», — смутно подумал Кано, закидывая все три капсулы под язык.       Едкая слюна моментально растворила оболочку, и содержимое начало всасываться в кровь. От сердец по сосудам прокатилась тёплая волна, и Кано почувствовал, как расходится застилавший зрение туман. Боль отступила, силы понемногу возвращались в разбитое тело. Он сел прямее и посмотрел на первого капитана.       Тот покачал головой.       — Мне не нравится, что ты ешь стимуляторы горстями, — заявил он. — Это никогда не помогает.       — Мне помогает, — возразил Кано.       Мерос бы присовокупил к оценочному суждению подробное описание того, что злоупотребление стимуляторами сделает с его телом, но Ралдорон, к счастью, воздержался от этих подробностей. Или просто не знал. Кано и сам не лучшим образом представлял, как должна повлиять на него передозировка. До такого раньше никогда не доходило.       Однако он и правда чувствовал себя лучше. Голова больше не кружилась. Оба сердца работали слаженно, гоня по телу пересыщенную химикатами кровь.       — Я знаю, что помогает на самом деле, — произнёс вдруг Ралдорон, показывая резко пахнущую мазь. — Снимай робу. Раз уж я всё равно здесь, то займусь твоими ранами сам.       Кано замер.       «Нет, не надо!» — собирался было крикнуть он, но слова застряли в горле, не успев очутиться на губах.       Он вдруг понял, что хочет этого. Чтобы вот эти самые руки гладили и разминали его тело, растирали ноющие мышцы, смазывали прохладным гелем незаживающие раны и касались… везде…       Его бросило в жар. Казалось, в теле разом стало слишком много крови, так что она прилила разом к голове и к тазу. Особенно туда. Кано почувствовал, как сладко потянуло в паху, и от этого стало совсем неловко. Однако на тёмной коже румянец стыда едва ли был заметен.       Ралдорон сел на койку рядом с ним, почти вплотную, и обеспокоенно пощупал лоб.       — Что такое, Мкани?       Тот не знал, что ответить. Что говорят в таких случаях? Все его мысли были заняты тем, как скрыть от первого капитана своё состояние, хотя он уже понимал, что это тщетные попытки.       — Наверное, побочный эффект стимуляторов… — пробормотал Кано.       Ралдорон осторожно обнял его за плечи.       — Вот почему нельзя ими злоупотреблять, — сказал он негромко. — Ну, полно. Расслабься. Ничего сверхъестественного не происходит.       Продолжая обнимать его одной рукой, первый капитан сместил другую к его паху, поглаживая неотвратимо твердеющий член сквозь грубую ткань робы. Кано застонал сквозь стиснутые зубы.       Это было неправильно, просто вопиюще неправильно, и разумом Кано это понимал. Но другая часть его сознания, сейчас явно доминирующая, возражала, что всё как раз так, как и должно быть.       — Что вы делаете? — прошептал он.       — Тебе нужно снять напряжение, — пояснил Ралдорон, почти касаясь губами его виска. — Наши тела устроены так, что само по себе оно пройдёт нескоро. Ты доверяешь мне?       Кано согласно кивнул. Разве могло быть иначе?       — Тогда делай, как я скажу.       Руки первого капитана скользнули под робу. Горячие ладони огладили бёдра Кано, бока и живот, задержавшись на мгновение на крупных разъёмах чёрного панциря пониже пупка. Кожа в этом месте оказалась внезапно чувствительной, настолько, что Кано вновь не смог сдержать стон.       — Вы… возьмёте меня? — спросил он севшим голосом.       — Только если ты этого хочешь, — отозвался Ралдорон, продолжая неторопливо ласкать его под робой.       Кано облизнул пересохшие губы.       — Да. Я хочу. Пожалуйста…       — Конечно, брат, — судя по тому, как участилось дыхание, Ралдорон тоже был возбуждён. — Конечно. Надо только придумать, как нам это сделать, чтобы не тревожить твои раны.       Так же аккуратно и неторопливо первый капитан помог Кано раздеться и устроился на койке позади него. Зачерпнув в ладонь пригоршню пахучей мази, он принялся растирать ею плечи и спину, а затем и грудь адъютанта, сперва осторожно, затем, по мере того, как действовал анальгетик, всё интенсивнее. Кано откинулся назад, в объятия своего командира, не видя смысла дальше отрицать свои желания. Скользкие от мази пальцы Ралдорона скользнули по его животу вниз, к паху, и это было восхитительно. Он чувствовал, как твёрдый и горячий член капитана упирается ему в поясницу.       — Ложись, — шепнул Ралдорон ему на ухо, и тут же сам помог улечься на бок, согнув одну ногу в колене. — Вот так, — добавил он, целуя Кано в висок. — Лежи тихо.       Больше Кано не мог видеть, что происходит, а задействовать иное зрение он сейчас не решился был, даже не будь Никейского эдикта. Он почувствовал, как что-то прохладное и влажное коснулось его зада, массируя задний проход, а потом без особых усилий проскользнуло внутрь, но неглубоко и ненадолго, так что всё закончилось раньше, чем он успел понять, что это было.       — Подожди минуту, она быстро впитывается, — произнёс Ралдорон, ложась рядом, вплотную к спине Кано.       Тот ощутил его горячий член между ягодиц и застонал в предвкушении, но первый капитан лишь повёл бёдрами туда-сюда, стараясь сдерживаться. Одно рукой он при этом ласкал Кано, поглаживая внутреннюю поверхность бёдер, мошонку и нежную кожу вокруг разъёмов внизу живота, но избегая прикасаться к члену.       Зад начал странно неметь, и Кано нервно поёрзал на койке, пытаясь прогнать это ощущение. Ничего не вышло.       — Кажется, пора, — заметил Ралдорон и поцеловал его в шею.       Обострённые чувства Кано уловили запах минерального масла. Он не почувствовал боли, когда Ралдорон медленно ввёл член в его нутро, и застонал от удовольствия, когда тот задел что-то внутри, отчего по телу прокатилась горячая волна. Масло потекло по ягодицам. Ралдорон помедлил мгновение и начал осторожно двигаться, для удобства придерживая Кано за бедро. С каждым плавным, неторопливым толчком внутрь сердца Кано ускоряли ритм. Он даже начал слегка подмахивать задом, несмотря на приказ лежать тихо.       — Ещё! — простонал он, стараясь глубже насадиться на член первого капитана, хотя поза к этому совершенно не располагала.       Он даже дёрнулся, пытаясь приподняться, но Ралдорон с силой прижал его к койке.       — Не вздумай, — хрипло прошептал он куда-то в шею изнемогающего от возбуждения Кано. — Лежи!       Тот застонал в ответ. Он больше не чувствовал боли от ран. Теперь он мог дышать полной грудью, но воздуха всё равно не хватало, даже с работой третьего лёгкого. По коже струился липкий пот, сердца бешено колотились в груди. Ралдорон двигался всё быстрее, мелко и часто долбя его в зад.       Кано закричал, не в силах больше терпеть. Он сжал свой член в кулаке, передёрнул пару раз и кончил, семенная жидкость замарала покрывало.       Ралдорон вошёл в него на всю глубину и замер на мгновение, а потом расслабленно замер. Кано чувствовал его горячее дыхание под ухом. Первый капитан не спешил вынимать член у него из зада, и его это вполне устраивало. Это позволяло продлить приятное ощущение близости ещё на несколько минут.       Наконец Ралдорн завозился и у него за спиной и всё же вышел. Кано почувствовал, как что-то горячее потекло по его ягодицам. Он вяло подумал, что это могло быть — остатки масла или семенная жидкость, или что похуже?.. Проверять не было никакого желания. Откровенно говоря, ему было всё равно.       Капитан развеял его сомнения.       — Кровь, — сказал он, в голосе звучало беспокойство. — Этого-то я и боялся. Не надо было тебе делать резких движений.       — Просто трещина, — пробормотал в ответ Кано, поудобнее устраиваясь на койке. — Заживёт.       — Ты уверен?       Кано ни в чём не был уверен, кроме двух вещей: ему было хорошо, и ему хотелось спать. Он не чувствовал боли в области предположительно треснувшего ануса — он вообще не чувствовал никакой боли. За последнее время он совершенно забыл, каково это — просто дышать, говорить и двигаться, когда это не причиняет тебе страданий. Но двигаться не хотелось, говорить, впрочем, тоже. Хотелось отдаться на волю каталептического узла и отключиться. Совсем.       — Кано, очнись, — голос первого капитана вновь вырвал его из объятий подступающей дрёмы. — Всё в порядке? Живот не болит?       Ралдорон заставил его перевернуться на спину и принялся ощупывать живот ниже пупка. Кано покачал головой.       — У меня ничего не болит, капитан, — прошептал он, закрывая глаза. — Спасибо.       Он провалился в черноту, где не было кошмаров и тяжёлых воспоминаний. Собственный разум не готовил ему ловушек. Уставший и убаюканный перепадами гормонального фона, он просто спал.