Холодный расчет и муки совести

Сутулые покатые плечи Эфемеры пронзило дрожью, когда на них опустились ладони Феррил. Тяжелые и холодные, иссиня-черные, словно выточенные из оникса, руки с силой давили, вынуждая вампиршу опуститься на низкий табурет перед сестрой. Пальцы, длинные, с крупными шишковатыми суставами, растирали и мяли, а тонкие и острые, будто спицы, когти, царапали пергаментно-серую кожу, украшая ее тонкими росчерками. Эфемера не шевелилась, пока сестра намеренно ранила ее; по участившемуся дыханию Феррил, она поняла, что та недовольна ее равнодушием. Это заставило уголок рта вампирши дрогнуть в призрачном намеке на улыбку, отразившемся в овальном зеркале в тяжелой золоченой раме. Феррил, стоящая за ее спиной, ничего не заметила; сестра вообще редко замечала очевидное. Взбалмошная и вспыльчивая, у нее никогда не хватало терпения копнуть поглубже, попытаться разглядеть суть; вместо этого Феррил принималась яриться, угрожать и кидаться, не допуская даже мысли, что кто-то, вроде ее обычно тихой молчаливой сестры, способен дать ей отпор. Поэтому Эфемера ничуть не удивилась, когда сестра с разъяренным шипением схватила ее за волосы и дернула на себя; вампирша с готовностью запрокинула голову, подставляя когтям сестры шею, закрытую широким кожаным воротником. Перевернутое лицо Феррил, склонившееся над ней, оказалось совсем близко. - В чем дело, Эфемера? - требовательный визгливый голос отражался эхом от сводчатых стен купальни; горячее дыхание сестры пахло застоявшейся кровью; противный кисловатый душок не мог заглушить даже аромат фиалок и сандала. - Ты какая-то тихая... может быть, ты мне не рада? Тебе не нравится моя компания, а? Когти прошлись по лицу вампирши, огибая скулу; прикосновение вышло едва ли не нежным, но вслед за пальцами Феррил все равно потянулись узкие царапины; кровь выступала на них маленькими круглыми каплями. Густая и тягучая, она сочилась неохотно; от запаха собственной крови у Эфемеры закружилась голова. Невольно она облизнулась и шумно вздохнула, чувствуя, как пальцы сестры крепче сжали ее горло; Феррил поддела большим пальцем тяжелое металлическое кольцо, украшающее воротник Эфемеры. Рот сестры растянулся в хищной ухмылке. - И для чего это, интересно? Чтобы дорогому отцу было удобнее цеплять свой поводок? - Феррил глумливо хохотнула. - Нравится быть его послушной сучкой, Эфемера? - Иногда, - прошелестела вампирша, с затаенной насмешкой наблюдая, как лицо Феррил исказило от злости. Перламутрово-белые, без единого намека на зрачок, глаза налились хищной краснотой; истерично взрыкнув, сестра, по-звериному высунув язык, влажно прошлась им по щеке Эфемеры, собирая кровь. Намотав смоляные волосы вампирши на кулак, Феррил больно дернула, исторгнув из груди сестры глухой стон, и красные губы изогнулись в капризной усмешке. Плотная черная кожа оказалась слабой защитой против клыков дочери Кейгана: Эфемера дернулась, сжимая сведенные судорогой колени, когда зубы Феррил пропороли воротник и впились в сухую кожу шеи, пронизанную черными венами. Под воротником стало влажно; несколько вязких струек, просочившись сквозь полосы глянцево поблескивающей кожи, сбегали вниз по груди. Подцепив одну из них кончиком когтя, Феррил сняла ее языком и довольно причмокнула. - Восхитительно. Ты весьма недурна на вкус, Эфемера, - отпустив волосы сестры, вампирша едва ли не с нежностью расчесала их пальцами, любовно огладила каждую тяжелую прядь. Ее собственные волосы, скрученные в косицы-дреды, напоминали Эфемере свалявшуюся шерсть. - Наверное, поэтому папочка держит тебя всегда под рукой. Ехидный смешок лопнул на губах сестры. - Покорная, услужливая, готовая на все... иногда меня от тебя просто тошнит, - выплюнула Феррил, обходя молчащую Эфемеру. Татуировки стекали по ее телу, вились побегами плюща по длинным узловатым рукам, сбегали на ноги, завивались спиралями на округлых бедрах и гибкими щупальцами оплетали груди. Остановившись напротив зеркала, вампирша манерно поправила волосы, позволяя Эфемере вдоволь полюбоваться ее спиной; узоры сновали вдоль позвоночника, стекая на ягодицы и забираясь между ног Феррил. Дочь Кейгана выгнула спину, гладила себя по груди; лаская себя, сестра всегда прятала когти, а, касаясь Эфемеры, предпочитала оставлять на ней свой след. - Интересно, - Феррил, прищурившись, взглянула на сестру через мутное отражение в зеркале, - а отец знает, что его сучка подставляет зад не только ему? - Имеешь в виду, знает ли он о наших отношениях? - сдержанно переспросила Эфемера, складывая руки на коленях. - Нет, не знает. А может, знает, но молчит. Как правило, Кейгана мало волнует, чем заняты его дети. - Ну, не скажи, - вампирша прошла мимо сестры к большой круглой ванне, встроенной прямо в пол; длинные изогнутые ногти на ногах Феррил цокали по изразцевому полу. - Это ты его мало волнуешь. И я, - добавила она с явной обидой, - и наши братья. А вот Фаерсиблинг... Феррил недовольно дернула подбородком, не замечая, как исказилось обычно бесстрастное лицо Эфемеры. - Она была единственной, о ком отец действительно беспокоился. - Она умерла, - выдохнула Эфемера со слабым оттенком торжества в голосе. Фаерсиблинг больше нет, не осталось ничего, кроме портрета в галерее. - Мне нет нужды тревожиться о мертвецах. - Да? В самом деле? - едко протянула Феррил, неспешно ступая в воду, над которой поднимался пар. От резкого скачка температуры татуировки бешено заметались по ее коже. - Даже если ее мертвую отец ценит больше, чем тебя живую? - Ты сама не понимаешь, что несешь, - отрезала Эфемера, стараясь не обращать внимания на гадкое саднящее чувство, засевшее в груди. Феррил всегда была дурой, не видящей дальше собственного носа, и сейчас несет всякую чушь, только чтобы сбить сестру с толку. Отец любит ее и ценит, вампирша в том не сомневалась. Кейган знает, что дочь готова ради него на все, даже... на убийство родственника. А что такого? Их семья и без того шибко разрослась - семя Кейгана слишком обильно дало всходы, и несколько ветвей на их семейном древе пришлось обрубить. Но это все ради общего блага, ради семьи! Кейгану следовало показать, что именно Эфемера достойна быть подле него, а не полоумная Фаерсиблинг. И уж точно не истеричка Феррил! - Он так и не оправился после ее смерти, верно? - продолжала скалиться вампирша; она, зачерпнув полную пригоршню, плеснула ароматной водой себе на грудь. - Помнишь, скольких он убил, когда узнал, что Фаерсиблинг больше нет? О, в зале было целое кровавое озеро, а как они кричали, эти людишки... - Ферилл мечтательно прикрыла глаза; Эфемера в тихой ярости скрипнула зубами. - Отец вообще несдержан в гневе. Эту черту ты унаследовала от него, - не преминула уколоть сестру вампирша, паря над полом. В купальне было душно; тугой корсет сжимал Эфемеру так, что ныли ребра, от жара кожа сделалась отвратительно липкой, а волосы, напитавшись паром, начали завиваться. Следы от царапин, нанесенных когтями Феррил, еле заметные на сероватой коже, мерзко зудели; сестра, сидя по грудь в воде, ядовито ухмылялась; Эфемера чуть склонила голову, силясь унять клокочущую в груди ярость. Признаться, она не ожидала, что Феррил с ее любовью к сценам сможет лишить ее равновесия; она оказалась наблюдательнее, чем думала Эфемера: но все неважно, лишь слова, глупая болтовня не менее глупой кровопийцы, жалкой падальщицы. Что она может знать об отце? Что она знает о самой Эфемере? Она, Феррил, слишком занятая собой, чтобы понять!.. Будь сестра хоть немного умнее, давно бы все поняла. И Кейган бы понял. Но отец всегда был слишком занят, чтобы позволить себе быть сентиментальным с собственными детьми, а вот Эфемере никто не запрещал обожать его. Разве можно было не любить Кейгана, не восхищаться им? Самый сильный, могущественный вампир из всех, кого она знала; ее отец - именно тот, кто поставит людишек на колени и создаст для вампиров идеальный мир, кровавую Утопию, и она, Эфемера, будет рядом с ним - ведь так будет куда удобнее нанести удар. В спину, чтобы он не сразу понял, от чего так больно, чтобы не сразу увидел, кто держит клинок. А потом, улыбаясь прямо отцу в глаза, спихнуть его, издыхающего пса, к подножию трона. Мелко подрагивающие пальцы Эфемеры сжались в кулаки. Проклятье, как он мог предпочесть ей Фаерсиблинг?! - Он тогда заперся в своих покоях на целую неделю, помнишь? Слыханное ли дело: Великий Кейган скорбит по своей дочери! - Феррил патетично возвела руки к потолку и разразилась пронзительным тявкающим смехом; Эфемере хотелось зажать уши или сжать лживую глотку сестры, выдавить из нее жизнь вместе с этим издевательским хохотом. Она знала, что у нее хватит сил заставить Феррил умолкнуть навечно, хотя сестра считала по-другому; Феррил, эгоистичная и себялюбивая, воображала себя самой сильной из всего выводка Кейгана. Как же она удивится, бедняжка, если тени оплетут ее руки и ноги, вывернут тело, ломая, точно куклу. Феррил будет сопротивляться, несомненно, но все без толку, она не сможет даже шевельнуться, пока сестра держит ее тень. Эфемера пока не нуждалась в смерти своей самовлюбленной родственницы; Феррил, несмотря на все свои недостатки, была полезна, но все же... как было бы сладко показать ей всю степень заблуждения, продемонстрировать свою силу в полном объеме. Указать наглой самовлюбленной твари ее место! Разве может Феррил со своими повадками дикой кошки что-то сделать, если Эфемера, сплетя тень в тугой кокон, засунет ей прямо в глотку, а вытащит тонкой нитью из влажной алчной щели у нее между ног? А если зальет черноту ей в глаза и в уши, забьет мраком рот и бросит так одну, ослепленную, немую, оглушенную, совершенно беззащитную; или же поиграть с ее тенью - будет ломать, комкать, сминать, словно податливую глину, и смотреть, как тело Феррил будет корчить от боли. Вампирша не сомневалась, что сестра будет умолять; разумеется, сначала будет сыпать угрозами, но вот потом, умывшись слезами и кровью, поняв, как глубоко она заблуждалась, Феррил заскулит и заплачет. Ее милая, глупая сестра, прекрасная и хищная, словно венерина мухоловка, не подозревающая, что она всего-навсего уродливый сорняк. Эфемера грустно улыбнулась, скользя кончиком пальца по запыленной бутылке, наполненной маслом шалфея; как жаль, что время для ее игр пока не пришло. - Не трогай! - гнусаво окрикнула ее сестра из ванны и сердито хлопнула ладонью по воде. - Не хочу, чтобы мои вещи воняли твоей тенью. Вампирша покорно убрала руки, пренебрежительно дернув краешком рта; видно, вонь пыли и пауков дражайшей сестрице куда приятнее: при всей любви Феррил к роскоши, она была несколько неряшлива. С потолка купальни, покрытого разводами, с облупившейся побелкой, свисали нити паутины, пыль лежала плотным слоем на многочисленных флаконах и баночках, выстроившихся на туалетном столике, вычурная рама зеркала с виноградными стеблями и запутавшимися в них пухлыми купидонами потемнела от времени и явно нуждалась в чистке; узорчатые плиты на стенах местами потрескались, из водостока тянуло плесенью. У сестры было достаточно слуг, чтобы навести здесь порядок, но Феррил жаждала внимания, поклонения и обожания, у несчастных прислужников попросту не хватало времени ни на что, кроме исполнения прихотей своей вздорной хозяйки. Пусть их далекие предки жили в склепах и спали в гробах рядом с покойниками, но эти времена давно прошли; наступает новая эра, но сестра слишком занята собой, чтобы это понять. Фаерсиблинг тоже была слишком погружена в себя, чтобы заметить, что творится вокруг. Эфемера нахмурилась; она не любила вспоминать о возлюбленной дочери Кейгана, но мысли о ней навязчиво льнули, цеплялись, словно репей к собачьему хвосту. Позабыть о ней никак не получалось: портрет сестры висел не только в галерее, но и в главном зале; Фаерсиблинг взирала из окна резной рамы, одновременно надменная и печальная, словно королева на похоронах. Как же Эфемере хотелось разорвать полотно в клочья. Исполосовать это ненавистное лицо, сжечь, чтобы не осталось ничего, даже напоминания о ней, но приходилось изображать безутешную сестру, заламывать руки в мнимом горе и горячо клясться отцу, что отомстит убийце Фаерсиблинг, хотя хотелось воспарить высоко, до самой луны, и упасть прямо в объятия Кейгана. Потому что без сестры у Эфемеры появился призрачный шанс занять место не только возле трона отца, но и в его сердце. Эфемера - одна из самых способных детей лорда Кейгана, унаследовавшая его холодный расчетливый ум, его властность и амбициозность. Кому еще быть его королевой, как не ей? Феррил с явными признаками нарциссизма? Адзии, этой букашке, или той малявке с жидкой кровью, которую отец даже не пожелал привести в семью? Из всех женщин ковена именно Эфемера наиболее достойна, однако даже твердое осознание и жажда любви отца не помогли ей тогда. Было тяжело, куда тяжелее, чем она думала. Несмотря на всю ее зависть и ревность, Фаерсиблинг была любимой ее сестрой. - Хватит мельтешить у меня перед глазами, - раздраженный окрик Феррил заставил вампиршу поморщиться; опустившись в воду по самую шею, сестра вытянула ногу, с явным удовольствием созерцая, как стекают по ней капли, повторяя каждый изгиб. - Довольно! Если ты явилась только для того, чтобы побесить меня своим присутствием, то поздравляю, тебе это удалось! - Ты знаешь, зачем я пришла, сестра, - прошелестела Эфемера, скользя над полом прямо к ванной. Падкую на внимание и лесть Феррил стоило время от времени подкармливать; уверенная в собственной неотразимости, она не заметит подвоха. Как странно: Фаерсиблинг считала Меру своей милой младшей сестричкой, а Феррил мнит, что сестра настолько очарована ею, что позволит собой командовать. Что же, Фаерсиблинг уже расплатилась за свою доверчивость, скоро настанет и черед ее когтистой сумасбродной родственницы, следом за которой последует и дорогой отец. За то, что так долго не замечал Эфемеру. За то, что до сих пор помнит о другой. - Нет, не знаю, - Феррил нахально выпятила нижнюю губу; совершенно человеческий жест, не лишенный, однако, некоторого очарования, - иди сюда и покажи мне. Только разденься сначала. Или нет! Я сама тебя раздену. - Как пожелаешь, - прошептала вампирша, опускаясь на колени у края ванной. Сестра медленно поднялась из воды, царственно вскинув голову. - Именно - как я пожелаю! Будет все, как я хочу! Не забывай об этом, Эфемера, - влажная кожа блестела в неверном пыльно-золотистом свете; огоньки свечей трепетали пугливыми светлячками в чашах медных светильников, тени скакали по стенам, складывая причудливыми узорами, повторяющими рисунок татуировок Феррил. Сестра грубо дернула за воротник, едва не сваливая Эфемеру в воду, царапала пряжки, просовывая пальцы под воротник; тесный, он не поддавался, и вампирша начинала распаляться, наливаться злостью стремительно, как жало скорпиона - ядом. Эфемера поднесла руку к шее, готовая помочь, но оголенную вырезом корсета грудь ожгло болью: мгновенно отросшие когти сестры оставили на болезненно-серой коже три тонких царапины. - Не трогай! - зашипела Феррил, оскалившись, и, опустив голову, прошлась языком вдоль кровоточащих ранок. - Я же сказала, что все сделаю сама! Тугой ремешок неохотно поддался и упал на плечо вампирши, звякнув пряжкой. - Твоя одежда просто отвратительна, - брюзгливо продолжала сестра, не прекращая борьбы с воротником. - Как можно такое носить?! У тебя совершенно нет вкуса, Эфемера. - А много ли нужно вкуса, чтобы ходить голой? - дочь Кейгана позволила себе скупую усмешку и сдавленно выдохнула сквозь зубы, когда пальцы Феррил стиснули ее обнажившуюся шею, покрытую кровавыми разводами; крупные темные вены, переплетаясь, проступали под кожей. Воротник вампирша небрежно отбросила в сторону; приподнявшись выше, она провела носом от остро выступающих ключиц до чувствительной впадинки за ухом. - Первородная нагота лучше любых безвкусных тряпок, - заявила сестра, царапая жесткую броню корсета Эфемеры. С губ вампирши сорвался снисходительный смешок. - Думаю, отец с тобой не согласится, - пробормотала она; недовольство отразилось крошечной морщинкой, разделившей надвое переносицу: болезненно раздутое самомнение Феррил не позволяло ей взглянуть на себя со стороны, не давало понять, насколько смешной и нелепой она иногда бывает. Совершенно неудивительно, что отец предпочитает держать ее подальше, поддерживая связь через Эфемеру, всегда готовую, в отличие от лорда, навестить сестру. Ведь рыбка не должна сорваться с крючка. Феррил, нетерпеливо шипя, рвала шнуровку на корсете Эфемеры; крепкие узлы не желали поддаваться, как и декоративные ремешки, обнимающие вампиршу под грудью. Запрокинув голову, она снисходительно улыбнулась местами облетевшей побелке потолка: тонкий, почти невидимый замок прятался сбоку, но, как всегда, Феррил была слишком поглощена собой, чтобы обратить внимание на детали. Сестре хотелось все быстрее, сразу, прямо сейчас, она не умела смаковать ощущения, наслаждаться моментом. Вот степенной и рассудительной Фаерсиблинг была свойственна некоторая медлительность, ленивая неспешность; она часто опаздывала, заставляя всех, даже лорда Кейгана, ждать, но отца это словно не трогало. Терпение и снисходительность были совершенно не в духе Кейгана: он не терпел провалов, особенно от собственных детей, был скуп на похвалы и улыбки, но его расположение искрилось бриллиантами на стройной шее Фаерсиблинг, струилось шелком и атласом по телу. Лорд Кейган был довольно щедр и к дочерям, и к сыновьям, носителям его благородной крови, продолжателям его дела, но именно Фаерсиблинг выпадала честь получать дары из его рук. Однако даже ей, несмотря на все влияние на отца, приходилось время от времени прикусывать язык из страха навлечь на себя его гнев. Кейган всегда был вспыльчив и требователен; разозлить его было довольно легко. Почти так же просто, как вывести Феррил из себя. Тонкий слух Эфемеры уловил хищный свист; мгновение спустя жесткая кожа корсета разошлась в стороны, распалась, и тяжелая налитая грудь вампирши буквально вывалилась из распоротого смертоносно-острыми когтями лифа. Феррил довольно заурчала; от этого теплого бархатистого звука по спине Эфемеры прошла дрожь, а стоило сестре надавить на крупный, темно-серый сосок самым кончиком когтя, как все тело прошило судорогой. Точечная боль, родившаяся на кончике груди, крохотная, не больше игольного ушка, вдруг распустилась огненным цветком, обжигающими волнами разбежалась по коже. Вампир коротко рыкнула, оскалилась, почувствовав стальную хватку Феррил на плечах; сестра притянула ее к себе ближе, грубо встряхнула, разъяренная вялым сопротивлением. Предостерегающее шипение сидело где-то в глотке, словно Феррил проглотила целый осиный рой, зубы клацнули в миллиметре от лица Эфемеры; вампирша едва успела уклониться: секундное промедление, и клыки сестры схватили бы ее за нижнюю губу. Широкая ухмылка исказила лицо Феррил, превращая его в гротескную маску злорадства. - Боишься меня? - хрипло выдохнула она, потираясь грудью о груди сестры; груди Феррил были меньше, аккуратнее, Эфемера стиснула зубы, когда ее сосок, тугой и маленький, словно бутончик фиалки, задел ее, терся, щекотал, вжимался, отзываясь трепетом внизу живота. - Правильно, Эфемера, бойся меня, - стремительно отросшие когти полосовали остатки одежды, обрывки кожи и латекса разлетались в стороны. Эфемера раздраженно поморщилась: до чего же расточительно. Живот вампирши затвердел, напрягаясь, когда Феррил, щекоча, прошлась по нему кончиками ногтей; очертив пупок, она спустилась ниже и замерла, поглаживая сестру над самым лобком. Эфемера мелко задрожала, вцепившись немеющими пальцами в борта ванной. - Бойся, потому что я сильнее. Бойся, потому что со мной тебе не справиться. И без меня ты не сможешь, слышишь? В одиночку ты ни на что не способна. Именно поэтому ты здесь, верно? - пальцы Феррил вспорхнули выше, к груди сестры, и сжали, зло выкручивая сосок. Эфемера дернулась, но не отстранилась; только в уголках плотно сжатого рта залегли морщинки. - Потому что без меня ты ничто, - ликующе заявила сестра; оторвавшись от груди Эфемеры, она любовно огладила ее сутулые плечи. - И потому что ты любишь меня. Ты жить без меня не можешь, верно? Без своей любимой сестренки... Не дожидаясь ответа, Феррил потянулась к губам вампирши, приоткрывшимся ей навстречу. Язык Эфемеры выскользнул черной блестящей змеей; обхватив его губами, сестра, сладко причмокивая, втянула его в рот. Дрожа слипшимися от влаги ресницами, Феррил прикрыла глаза; держа в ладонях лицо Эфемеры, она посасывала ее язык, оплетая его своим собственным, сжимала губами, вбирая глубоко и тут же выпуская, лаская влажно только кончик. Эфемера позволяла сестре владеть ситуацией, с легкой насмешкой созерцая ее глупое, увлеченное выражение лица. Впрочем, Феррил никогда не отличалась особым умом. Этим они с Фаерсиблинг были похожи. Будь покойная родственница немного поумнее, ни за что не подпустила бы Эфемеру так близко. Губы Феррил жадно прижались ко рту сестры, длинный язык толкнулся внутрь; на вкус ее слюна была как селен. Когда вампирша разорвала поцелуй, она порочно облизнулась. - О чем ты думаешь? - томно осведомилась она, обнимая Эфемеру за шею. - Обо мне? Я хочу, чтобы ты думала только обо мне! - Как скажешь, сестра, - склонила голову вампир, и Феррил с голодным рыком прильнула к ее шее. Горячий, шершавый, как у животного, язык мокро елозил по коже, зубы царапали горло. Феррил жадно раскрывала рот, прихватывая кожу, будто хотела не только укусить, а вырвать кусок из шеи сестры, разодрать, глубоко погружаясь в мякоть ее тела клыками и когтями. Обнажить Эфемеру по-настоящему, увидеть ее с самой изнанки - этого вампирше хотелось отчаяннее глотка свежей крови. - Ты - единственная, кого я терплю рядом с собой, - высокомерно изрекла Феррил, хватая сестру за грудь. - Единственная, кому дозволено подходить ко мне так близко, - удобно устроившись между широко раздвинутых ног Эфемеры, вампир спустилась к ее грудям. Соски болезненно тянуло; когда сестра накрыла один из них ртом, Эфемера выгнулась луком, сжимая коленями ее бедра. Феррил навалилась на нее всем весом, толкая на пол, и вампирша упала безвольной куклой, ударившись лопатками о холодный пол. - Тебе нравится, сестра? - груди Эфемеры стеклись к бокам, тяжелые и мягкие, как сырое тесто; Феррил сжала их, смяла, просунув язык в узкую ложбинку; влажная извивающаяся плоть двигалась взад-вперед, пачкая кожу клейкой слюной. - Тебе хорошо со мной, я знаю. Ты любишь шалить у отца под носом. Он, наверное, даже не догадывается, что за развратная шлюшка его дочурка. Развратной шлюхой была Фаерсиблинг, с ненавистью подумала Эфемера, сжимая в кулаках жесткие косицы сестры. Мерзкая потаскуха, занявшая место Эфемеры в сердце отца. Когда юная неоперившаяся вампирша только попала в семью, она восхищалась Фаерсиблинг - старшая сестра казалась Мере идеалом. С глазами желтыми, словно пара солнц, палево-серой кожей и толстыми косами, лежащими на груди, она была куда красивее Эфемеры. Поначалу вампирша думала, что именно в прелести сестры заключена любовь Кейгана, но нет, было что-то иное, что заставляло отца помнить о ней, однако Эфемера никак не могла понять - что. Она была ничуть не хуже Фаерсиблинг, и все же к ней лорд Кейган никогда не относился... так. Не было в его жестах ни тепла, ни уважения, только молчаливое право на обладание. В отце не было ни следа заботы или нежности, свойственно любящим родителям, но Эфемера знала, что он способен на чувства. Она вдоволь насмотрелась на них с Фаерсиблинг; с Мерой Кейган никогда не был таким, как с ней. Этого Эфемера так и не смогла ему простить. Рука Феррил нырнула между ног сестры; вампирша развратно оскалилась, ощутив на пальцах вязкую, точно смола, влагу. - Я так и знала, - промурлыкала она, гладя Эфемеру между бедер. - Какая же ты все-таки похотливая дрянь. - Кто бы говорил, - сипло выдохнула Мера. Сестра едва-едва касалась, дразня и искушая; все самообладание Эфемеры трещало по швам. Она хотела большего - должна же быть хоть какая-то награда за вечер, проведенный в компании Феррил. Было недостаточно этой туманной нежности, с которой сестра трогала набрякшие складки; обычно она предпочитала действовать куда напористее. Нежность, забота и ласка плохо приживались в семействе Кейгана; их жалкие крохи сгинули вместе с Фаерсиблинг. Когда речь идет о борьбе за власть, сантиментам явно не место. - Должно быть, представляешь на месте меня отца, верно? - ядовито бросила Феррил. Эфемера не ответила; приподнявшись на локтях, прикусив нижнюю губу, она морщилась, словно от боли, ловя каждое прикосновение. Истекающее соком, как перезревший персик, лоно горело и пульсировало, сжималось, обхватывая пальцы Феррил, проникающие совсем не глубоко. Сестра плотоядно улыбалась, лаская Эфемеру обеими руками: пока пальцы одной теребили чувствительный бугорок клитора и скользили внутри, вторая забралась в щель между ягодиц. - А кого представляешь ты, Феррил? - в тон ей откликнулась Эфемера. Сестра была не лишена определенного голода, могла возлечь даже со смертным, чтобы убедиться, что она желанна, что она способна соблазнить любого. - Никого, - вампир строптиво тряхнула головой, заставив копну дредов подпрыгнуть. - В этом вся разница между нами, Эфемера, - я способна довольствоваться тем, что у меня есть, а вот тебе всегда всего мало. - Вот прямо сейчас мне мало, - Эфемера потянулась бедрами к пальцам сестры, но вампирша резко отдернула руки, пакостно усмехаясь. Феррил хотела, чтобы ее упрашивали, молили снизойти, однако у Меры больше не было настроения на игры. Она была сыта по горло ими обеими - и Феррил, и Фаерсиблинг; мертвая сука вообще умудрялась дотягиваться до нее с того света! - Тебе мало?! Да ты лежала как бревно! - возмущенно взвизгнула Феррил, топнув ногой, от чего вода в ванной заволновалась. - Думаешь, легко расшевелить ледышку вроде тебя? - Насколько я поняла, ты находила определенное удовольствие в процессе. - Ха! Не льсти себе! Пока удовольствие получала только ты, - уперевшись ладонями о борт ванной, вампир поставила колено на скользкий кафельный борт, поднимаясь из воды. Возбуждение заставляло ее татуировки бешено метаться по телу; Эфемера невольно залюбовалась яростным танцем узоров, отражающих внутреннее состояние вампира. Сестра уселась на нее верхом, прижимаясь липкой промежностью к лобку; Феррил плавно повела бедрами, потираясь, ляжки ее напряглись, голова запрокинулась, а из горла вырвался гортанный стон. Рисунки на ее коже замерли на секунду, чтобы после растечься похожими на медуз кляксами. Ее влага блестела на теле Эфемеры, как след улитки. Рывком сев, вампир высвободила ногу из-под сестры и закинула ее на бедро Феррил; та подхватила ее под коленом, притягивая ближе, так, что пухлые створки прижались прямо к алчно приоткрывшемуся лону Эфемеры. Мера с силой стиснула плечи сестры, в ответ Феррил схватила ее за зад, впиваясь ногтями. - Твоя задница уже не такая упругая, как раньше, - едко заметила вампирша, тиская ягодицы Эфемеры. - Тебе стоит лучше следить за собой, а то папочка тебя разлюбит. - Зато твой рот все такой же грязный, - огрызнулась в ответ Эфемера, намеренно сжимаясь, не поддаваясь пальцам сестры, цепкими и когтистыми, словно птичьи. На сей раз в руках Феррил не было ни капли нежности: вампир утробно рычала, тиская пышный зад Меры, царапала до багровых полос, мяла, то и дело соскальзывая пальцами между половинок. Распаляя сухим жаром, она терла, надавливала, щекоча, обводила анус, проникая в Эфемеру лишь кончиком пальца и двигаясь в ней мелко и часто, заставляя сестру блудливо вскидывать бедра. - В тебе самой грязи ничуть не меньше, - Феррил вжалась промежностью между подрагивающих ног Меры, приникла к сведенным судорогой бедрам и чуть приподнялась, проводя скользкими створками по ее сочным половым губам. - Моя грязная-грязная сестричка, - жалобно простонала вампир, оттягивая ягодицу и выставляя зад. Она заскулила, лихорадочно подмахивая бедрами, пока пальцы Эфемеры растягивали узкое отверстие. - Ох... теперь я точно вся провоняю твоей тенью!.. Феррил всхлипнула, сотрясаясь в сладком спазме, и вдруг схватила сестру за подбородок, вгоняя ногти в ее щеки; палец вампирши ворвался в тело Эфемеры на всю длину, вырвав низкий стон из ее горла. - Сучка Эфемера! Надеюсь, теперь ты довольна?! - взвизгнула вампирша, выгибаясь; тугие мышцы сжали пальцы Меры, ее собственный зад ныл от бесцеремонного вторжения. Стараясь расслабиться, она плавно подалась бедрами к бедрам Феррил, как сестра с яростным, каким-то птичьим клекотом принялась яростно колотиться об нее. Между их бедер чавкало и хлюпало, Феррил соскальзывала, что заставляло ее двигаться все быстрее и яростнее; она покручивала задом, насаживаясь на пальцы Эфемеры, вколачиваясь в нее в ответ резко, безжалостно. Вампирши балансировали на самом краю ванной, одно неверное движение - и они обе полетят в воду, но Феррил это не волновало: сейчас ее вела дикая жажда удовольствия, обладания и превосходства. Она тесно вжималась в промежность сестры, терлась крупным клитором об алчно приоткрывшиеся складки лона, задевая твердую острую горошинку, не видя застывшего лица Эфемеры. Она почти не двигалась; запрокинув голову, она пыталась представить вместо толкающихся в нее пальцев Феррил мужской член, вообразить, что с ней не вздорная сестра, а мужчина, сильный, решительный, прямо как ее отец, но вместо него Мера увидела другую свою сестру: Фаерсиблинг, уронив голову на плечо, с безмерной печалью смотрела на Эфемеру. В своем любимом платье цвета запекшейся крови, расшитом золотыми нитями, со смоляными волосами, струящимися по спине, она стояла за спиной истошно вскрикивающей Феррил, и прогнать ее образ не смогли ни томительное чувство, тянущее внизу живота, ни вопль Феррил, ни ее зубы, вонзившиеся глубоко в плечо Меры.