Вся жизнь впереди

- Робби… Спортакус сглатывает слюну – горькую и липкую – и осторожно заходит внутрь. Спортакус не любит больницы, ведь никогда и не болел толком, а если и болел, то лечился своими силами. Он никогда не любил врачей, пускай им и доверял, и всем детям говорил обязательно обращаться к врачу в случае чего. Это почти смешно. Вот только Спортакусу до того тошно, что хоть волком вой. - Спортафлоп, - тихо смеется Робби, а потом замолкает, кашляя. Спортакусу тошно. Больно. Гадко. Кристалл на груди даже не трещит – все равно это бесполезно. В данный момент Спортакус не может сделать ровным счетом ни-че-го. Хочется разрыдаться – мерзко, горько, со всхлипами и стонами, - но он не может себе этого позволить. *** Два года назад Спортакус поцеловал Робби Роттена, прижав того к дереву и не дав вырваться. Робби Роттен, привычно поворчав, оказавшись вдавленным в дерево и чужое тело, тогда только вскинулся и всхлипнул, а потом ответил на поцелуй, обнимая долбанного-эльфа-в-синих-спортивках за шею. Потом они несколько месяцев никак не могли оторваться друг от друга. Спортакус затаскивал Робби к себе на дирижабль, умоляя того попробовать что-нибудь полезное («Ну пожалуйста, Робби, это просто яблоки. Смотри, я даже медом их полил!»), а Роттен втаскивал Спортакуса в свой бункер, заставляя развалиться на диване и смотреть фильмы. Самое забавное, что им было уютно друг с другом. Пускай Робби и пытался ворчать, говоря, что все еще ненавидит его, Спортакус знал, что это не так. Потому что, несомненно, Робби нашел бы способ накормить Номер Десять сахаром и уж точно сделал бы что-нибудь гадкое. А Спортакус, будучи хорошим партнером, умудрялся отвлекать детей от шумных дел на пару часов днем, чтобы Робби сумел устроить себе такой горячо любимый послеобеденный сон. Стефани долго не понимала, почему Спортакус, так любящий играть на улице целый день, начал гнать их на перерывы. «Всем нам необходим перерыв! Иначе наши мышцы быстро истощатся!» «Но, Спортакус, раньше мы все время играли! Почему ты говоришь об этом только сейчас?» «Все мы узнаем что-то новое каждый день, Стефани, а теперь иди и помоги своему дяде приготовить ужин, пока он опять что-нибудь не сжег. Хорошо?» Им было хорошо вдвоем, и они правда не собирались впускать в свой милый и уютный мир кого-то еще. Но вряд ли в Лентяево можно было что-то от кого-то скрыть. Робби просто не удержался, когда уходил домой, и быстро поцеловал Спортакуса в щеку. Спортакус просто не удержался, обнимая его и прижимая к себе поближе. Кто же знал, что недалеко от них стоял едва ли не весь город. Спортакус до сих пор со странной смесью нежности и смеха вспоминал, как Робби ругался и говорил, что им нужно было быть осторожнее, что теперь им срочно придется уехать из города, ведь, разумеется, никто не даст им жить нормально, все будут смотреть и пялиться, что на них станут смотреть с отвращением… Спортакус долгими уговорами и поцелуями убедил его хотя бы проверить реакцию, а потом еще более долгими уговорами, поцелуями и лаской убедил Роттена в том, что нет, он никого не заставлял принять их, нет, им и в самом деле плевать, кого я люблю, да, я действительно люблю тебя, ты можешь поверить мне. Спортакус любил Робби. Любил так, как не думал полюбить кого-либо еще в этом мире. Робби был смешным и иногда глупым, но вместе с этим он был гениальным изобретателем (пускай иногда и немного сумасшедшим в самом хорошем смысле) и невероятно нежным любовником. Спортакусу казалось, что он влюблялся в него с каждым днем все больше и больше. Даже когда оказалось, что он не закрывает тюбик от зубной пасты. Он думал, что они будут жить долго и счастливо, как в сказках. А долго и счастливо, по факту, длилось каких-то семь месяцев. *** - Все со мной в порядке, - махнул Робби рукой, когда упал в обморок первый раз. Спортакус едва успел его поймать и понял, что к врачу Робби не пойдет. И решил не спорить, в конце концов, это было всего один раз. Вдруг окажется, что это просто от голода? Нужно было просто следить за Роттеном чуть тщательнее, ведь он, как и все великие и немного сумасшедшие, мог запросто забыть о еде. Спортакус никогда не говорил, ведь это испортило бы Робби репутацию, но тот теперь начал есть овощи. Спортакус готовил их так тщательно и хорошо, как только мог, и Робби даже ел их. Это ли не любовь? Но потом Спортакус, да и сам Робби, понял, что дело вовсе не в голоде. - Подожди, - Робби останавливался посреди улицы и как-то неряшливо падал на скамейку. – Я просто хочу немного посидеть. Сейчас. - Все в норме, - Робби чуть мотал головой. – Просто немного голова кружится. Такое бывает. - Я здоров, - Робби криво улыбался, глядя на Спортакуса. – Просто немного болит голова. Я выпил слишком много кофе. Спортакус терпеть такого не мог. Он боялся и беспокоился. Еще бы. Так что, поставив Робби перед фактом, потащил его в больницу, заставя пройти по всем врачам. Робби шипел и говорил, что Спортакус раздувает слона из ничего и что это ему самому лечиться надо, а от Роттена наконец отвалить. О, как бы Спортакус хотел, чтобы это было правдой… *** - Прекрати смотреть на меня… так, - Робби махнул бы рукой, но теперь на это не осталось сил. Совсем. Спортакус ощутил, как сердце у него замерло от боли. – Все хорошо. - Робби… Спортакус не плакал при нем. Никогда. Он знал, что Робби это не нравится, потому что Роттен не любил жалость. Даже сейчас, когда к нему в палату ходил весь город. Зигги приносил ему конфеты, говоря, что Робби точно-точно должно стать легче. Мэр, пускай и казался иногда немного (совсем чуть-чуть) бесполезным, сделал все, чтобы к Робби приехали врачи. Стефани приносила ему свои книги, чтобы было чем заняться. И каждый раз, когда кто-то говорил «мне так жаль», Робби просил их выйти из палаты. Даже если это говорил Спортакус. Поэтому он честно сдерживал слезы при нем, только целовал в холодный лоб, говорил, что любит Робби больше всего на свете, а потом рыдал, пока Стефани, сама задыхаясь от слез, обнимала его за живот. «Мы не думаем, что у него есть хоть какой-то шанс. Случай слишком запущенный. Да и его образ жизни…» Врачи только разводили руками и почти виновато поджимали губы. Спортакус не мог их винить хоть в чем-то, ведь не они его заразили и не они виноваты, что Робби не пошел к ним сразу. Но как жить без него? Снова? - Ты такой дурак, Спорталузер… - Робби слабо улыбнулся. Спортакус сжал его руку так крепко, как мог себе позволить. – Нашел ведь в кого влюбиться… - Я не брошу тебя, - Спортакус сглотнул. Он не хотел плакать сейчас. Не при Робби. – Даже не пытайся прогнать меня. - Ты же упертый как баран, - Робби засмеялся, прерывая смех кашлем, а потом посмотрел на Спортакуса. Он знал, что у Роттена была бессонница, но принимать снотворное было слишком рискованно. Он сжал его руку чуть крепче. – Любой нормальный бы уже давным-давно ушел. - Я же люблю тебя, - Спортакус шмыгнул носом. – И всегда буду любить. Я не… Я не знаю… как… как без тебя… - Перестань, - Робби все же поднял руку, осторожно коснувшись лица Спортакус ладонью. – Я знаю, что ты справишься. Я буду… следить за тобой. Хорошо? - Не уходи… - Спортакус снова шмыгнул носом, чувствуя, как соленые капли стекают у него с щек. – Прости, я сейчас… - Все хорошо, - Робби вновь улыбнулся и прикрыл глаза, так и не убирая ладони от лица Спортакуса. Тот поцеловал его в запястье, едва ощутив губами слабый пульс. – Я рад… что встретил тебя. Я мало говорил это, думал, у нас вся жизнь впереди, но… - Я знаю, - Спортакус выдохнул, склонившись над Робби и быстро поцеловав того в губы. Такие же холодные, как и лоб. – Вся жизнь… В тот день он так и остался ночевать в больнице. Медсестры, сердца у которых точно так же разрывались на части, осторожно уложили тяжелого Спортакуса на вторую кровать и пододвинули к Робби. Роттен тогда впервые за долгое время смог уснуть. *** Робби скончался через полтора месяца. Просто закрыл глаза, последний раз взглянув на Спортакуса, и больше не смог их открыть. Спортакус читал на похоронах речь, и никто не стал винить его в том, что ему пришлось прерваться на середине – рыдания мешали ему говорить. А через полгода не стало и Спортакуса. Его отыскали в бункере, свернувшегося на их общей с Робби кровати. И жили они долго и счастливо…