***
Руки Костенко, шершавые ладони, осторожно-осторожно, но нервно, до дрожи, что прекрасно ощущается и передается Игнатьеву словно по венам,На самом деле ему невозможно страшно. Тоже.
перебираются — одна по плечу к талии, вторая устраивается на щеке — и скользятскользятскользят в подобие ласкового прикосновения по коже. В горле ком, внутри ураган, все постепенно увеличивается с огромной скоростью, и Никита готов поклясться: он видел, он в первый — « И последний «, -набатом в мыслях — чертов раз видел во взгляде напротив все, абсолютно все и даже больше; то, что нельзя, просто невозможно облачить в слова — их. не существует, нет их. Необходимость в словах отпадает, только зрительный и физический контакт — ничего больше, они понимают друг друга без слов. Никита ненавидит себя, ненавидит Пашу, Настю, Гошу, Леху, Соколова, Игоря, Зону, овчарку-воспоминание — невольно все на свете, — они и не виноваты вовсе, он знает — потому что причинять боль Сергею не хочется, никак не хочется. Он впервые за долгое время чувствует, как щиплет в носу и как по щекам, кажется, ползут мокрые дорожки. Подушечки пальцев мужчины, кажется, стирают и целуют куда-то, но Никита с ужасом и последней степенью отчаяния осознает.Началось.
Сергей истерично цепляется за постепенно исчезающее любимое тело любимого, блять, человека, машет руками, зовет, метается и, еще раз «поймав» пустоту, ничего, кулаки бьют все, что попадается рядом, что плохо и хорошо лежит. Костенко орет, не пытаясь даже сберечь связки. В памяти отпечатался до невозможности любящий, молящий простить, счастливый и в то же время крайне-крайне больной, убитый взгляд самого прекрасного и нужного человека в жизни.Его больше нет ни в одной из реальностей.
» Вернись ко мне летом солнечным ветром, Вернись зимою и снегом укрой, Вернись ко мне светлой строкою куплета, Вернись песней где мы еще вместе, То старое фото, минорным аккордом звучит Печальная кода звучит. »