падение

Володя привык падать. Как фигурист мирового класса, он в своей жизни падал сотни, тысячи раз, сбивая в кровь колени, царапая ладони, не справляясь с экстремальными физическими нагрузками и банальной усталостью. Первый тренер (ярко-рыжая олимпийка, грубый голос, непереносимость провалов: чужих и собственных) давно научил пятилетнего Володю: пока можешь вставать — вставай, а если не можешь, то «коньки это не твоё, пацан». И когда Володя падает там, на привычном льду, выпуская из рук самое ценное, что есть в его жизни, он не задумывается: судорожно расшнуровывает коньки, стаскивает их с дрожащих после выступления ног, бежит к носилкам, почти поскальзываясь — и мир вокруг замирает, потому что Надя не встаёт. Надя лежит на льду: невыносимо-красивая, её бледная рука беспомощно свисает с носилок, глаза закрыты; она выглядит холодной и хрупкой, как сломанная фарфоровая статуэтка. — Вставай, — шепотом просит, умоляет Володя, цепляясь взглядом за её болезненно-бледные губы, — вставай, Надя, вставай, моя хорошая, вставай, вставай, вставай. Врачи отталкивают его, профессионально-холодно прося предоставить место и не трогать пациентку, и всё, что ему остаётся, это доехать с ними до больницы, где его оставляют в бесконечно длинном коридоре без новостей и с разъедающим чувством тревоги внутри, потому что Володя — фигурист мирового класса, и он знает, каковы последствия его ошибки. Надя не сможет. Надя не встанет. Он виноват. * Володя проводит у её постели всю ночь, пока в семь утра она не просыпается, сонно щурясь от солнца. И несмотря на все уверения врачей в стабильности состояния Нади, только сейчас, когда она открывает свои льдисто-голубые глаза и затравленно оглядывает палату, Володя наконец выдыхает. Надя жива. (Надя не может ходить) — Я не чувствую ног, — сдавленно шепчет Надя, где-то внутри надеясь, что это всё сон или чей-то глупый розыгрыш. Но Володя никуда не исчезает, не смеется; он стоит на коленях у её кровати и обещает, что всё будет хорошо. Надя не верит. * Через месяц агент находит ему новую партнершу: у неё вульгарно-красный лак на ногтях, свежая укладка и карие глаза без намёка на голубизну; он даже не спрашивает, как её зовут, но она сносно катается и, кажется, влюблена в одно только имя знаменитого фигуриста. Это удобно, это вовремя, через несколько месяцев соревнования, но Володю тянет к сломанной-переломанной Наде, которой он так и не отдал кольцо, и перед ним выбор: кубок всей его жизни или Надя(/инвалид). Володя до боли хочет любить её, но не знает как; зато он точно знает, как кататься и побеждать, и это, наверно, должно что-то значить. («ты встанешь» — текст его последней смс, из-за которой Надя разбивает о стену телефон и полчаса плачет навзрыд, прощаясь с человеком, которого по-настоящему любила) * Партнершу зовут Соней, и она влюблена в него и его льстяще-нежные слова на публику. Володя тренируется с ней семь дней в неделю, пьёт (напивается) в клубах, целует губы, шею, стараясь не смотреть в кофейно-карие (не те) глаза, и позволяет обвивать его шею на фотосессиях журналов. Когда Соня утром готовит ему кашу с мёдом, Володя впервые за месяцы срывается, выкидывая в мусор кастрюлю, тарелку, самообладание, и выставляет её за дверь, всовывая в руки вещи и свою кредитку. Фотография с Надей всё ещё лежит в ящике письменного стола, вставленная в красивую позолоченную рамку, и она почему-то значит гораздо больше полок с медалями и кубками. Кажется, он сделал неправильный выбор, но Надя уже давно в своём родном городе, с семьёй, и Володя в зимнем байкальском городе будет чересчур лишним. Он подавляет желание написать ей какую-нибудь глупость по смс. * Надя встала. Надя влюблена; она твёрдо стоит на коньках, улыбается, когда хоккеист кладёт ладони на её талию, совсем как когда толкалась с Володей бок-о-бок на кухне и таскала его мятые рубашки из шкафа, и в её глазах сияют миллиарды золотых медалей (звезды, наверно, были бы романтичнее, но Володя привык ценить награды выше банальностей лирики). Надя счастлива. Не с помощью Володи, а вопреки. И он не думает, что после этого падения сможет встать.