Часть 1
25 февраля 2018 г. в 14:43
Безумие порождает безумие. Казалось бы тут все просто: безумие — это зло, оно всегда приводит своего хозяина к темной стороне силы. Но что если безумие это, оно, такое же как мое?
Я смотрела в глаза безумца, зная, что это сумасшествие сотворила я. Именно я сделала его тем, кто предстал передо мной сегодня — Дартом Малаком, и осознание этого мучительно резануло по сердцу. Я убила его ещё задолго до встречи на Звёздной Кузнице, я убила его тогда, когда посчитала, что Кодекс джедаев глуп абсолютно во всем и что Алек достаточно силен, чтобы последовать за мной и сохранить «холодную голову».
Я привела своих людей на бойню, я выиграла ее… и все же проиграла. Тот, ради которого я хотела построить безупречный мир, готов был прямо сейчас перерезать мне глотку. Это не удивительно — получить удар в спину от ситха, но предательство от некогда лучшего друга, от ученика, от…. чего уж там греха таить, возлюбленного, это было хуже чем сотни ударов в спину от ситхов, да и самые изощрённые пытки не смогли бы с этим сравниться — я уж на своём веку повидала достаточно, чтобы сравнить.
А все потому, что любые пытки преодолеваются надеждой, и если ее нет — твой путь бесполезен и тёмен. Без надежды, без спасительной мысли, маяка, джедай почти обречён соблазниться темной стороной силы, вечно жаждущей новых адептов.
Я обрекла его на это.
Я.
Я проклинала Совет не за то, что эти поганцы переписали меня и использовали как старого дроида ради модуля памяти, а за то, что заставили пережить эту боль, эту вину снова, нанесли мне свежую рану поверх той, что ещё даже не успела затянуться.
Быть Владыкой ситхов значило не думать о том, к какой боли для других привели твои действия. Натворив дел, очень редко кто находил в себе силы вернуться и признать вину за все, что совершил под влиянием ощущений всемогущества и вседозволенности.
Я смотрела в глаза Алека и думала о том сколько же боли и ненависти между нами. То, что когда-то началось всего лишь как детская симпатия привело нас сюда — на "Левиафан", где мальчик, на которого я некогда смотрела с обожанием, стоял напротив меня, направляя в мою сторону два алых световых меча. В то время как мне пришлось выудить свои: красный и фиолетовый.
Драка началась. Когда жар алого клинка пролетал в опасной близости от кожи, я не чувствовала страха, лишь желание уйти вместе. На смерть. Либо спасти, либо убить — но я должна была быть с ним, чем бы это не обернулось.
В тот момент, когда я вновь увидела Малака, а ко частично вернулась память, все чувства к Карту Онаси испарились: мы с Алеком достаточно заплатили за Телос. Я — своей репутацией, ведь это нападение также преписывали мне, Алек своим лицом — некоторые твердили, что я снесла ему половину челюсти, а то и всю, но даже будучи безумной я знала, что Алек — моя слабость и никогда не стала бы наказывать его таким образом, однако долгий неприятный шрам на подбородке, что Владыка ситхов прятал за своей маской, а также покачнувшиеся отношения — вот в какую цену обошёлся ему Телос. Да, это не соразмерно учиненным Алеком смертям, но соразмерно чувству вины — моему личному наказанию.
Удар. Поворот.
Страсть, первоначальная страсть окутывала наши тела, заставляя вспоминать почему мы так долго были вместе.
— Я уничтожу тебя, Учитель, — заливаясь в безумном смехе, говорил он, пока алые клинки пели неведомую кровавую песню.
— А я спасу тебя, Ученик, — отвечала я, тихо, но так, чтобы он слышал, только он.
Малак не был удивлен. Он знал и наше начало и наш конец — такие истории заканчиваются обычно плохо и очень плохо, истории страсти и безумия, истории поющих алых клинков.
«Я спасу его, во чтобы то ни стало», — так я думала и на Звёздной Кузнице, при очередной битве.
Я протянула ему руку, дала ему выбор, молила вернуться, говорила то, что он хотел услышать, но Алек всегда был смертельно упрям. Всегда. За это я его и любила когда-то.
— Уходите! — приказала я ожившей после влияния темной стороны Бастилле и прихрамывающему Карту.
— Нет! — ошалело отозвался Онаси. — Я… тебя не брошу.
— Прости, Карт, но это — не твоя история, — я резко отвернулась от своих спутников и посмотрела на Алека: — Герои и убийцы уходят вместе.
— Я вижу, что Совет не смог до конца уничтожить тебя, Реван, — маска с лица Алека была снята им самим и с грохотом упала на пол. Проклятый шрам был все там же, где я его оставила. — Герои и убийцы умирают вместе.
Я ощутила как губы его впиваются в мои сладостно-горьким поцелуем. Эти губы. Только сейчас я вспомнила как сильно скучала по ним, по их нежности, вкусу, безумию.
— Учитель, — затуманено прошептал Дарт Малак.
— Алек, — назвала я его имя, прежде чем жар охватил нас двоих.
Дарт Малак не мог спастись и жить без опьяняющего его безумия, привык также как и Дарт Реван.
А обычная Реван могла прослыть слабачкой, погибшей от руки врага, ее эго с переходом на светлую сторону поубавилось.
Жар сжигал до тла людей, замерших в поцелуе, прошедших через столько боли, что не понятно как живые существа могли вмещать ее в себе.
«Левиафан» был уничтожен.
Лучшие друзья, герои войны, любовники, ситхи, Учитель и Ученик, покорители галактики ушли вдвоем именно так как они заслужили: вместе, от начала и до конца.