Невинное (?) чувство

Третья парта у стены. Свет из заляпанного окна сюда почти не долетает, голос учителя слышен лишь в том случае, если тот стоит у двери. Колин за партой один, никто и никогда не хотел сидеть с угрюмым, болезненно бледным тощим мальчишкой с огромными ушами – пусть тот временами и пытается отрастить свои тёмные волосы, чтобы скрыть эти лопухи – устав школы не позволяет лохматые причёски. Учебный год начался месяц назад, а за это время Колина уже два раза запирали в подсобке с чистящими средствами, он получил уже четыре двойки, и его успела обматерить самая красивая девчонка в параллели, когда он нечаянно натолкнулся на неё в коридоре и наступил ей на ногу. Колин побарабанил пальцами по столешнице и перевёл взгляд на доску, где Сэм, самый толстый мальчик в классе, громко пыхтя от натуги, пытался решить задачку по физике. Колин сидел на самом краешке стула, с угла парты – хоть она уже пару лет была только его (девчонки говорили, что там чем-то воняет, хотя он мылся каждый день, крайне пугаясь этих замечаний), он всё равно чувствовал себя чужим. Учитель пару раз резко ударил указкой по доске, и отвлёкшиеся ученики подняли заскучавшие взоры. Сэм не смог решить задачу. Мистер Томсон недовольно нахмурил кустистые брови и заявил, что вызовет кого-то другого на замену. Колин аж вспотел, представив, что ему придётся идти к доске под презрительными взглядами одноклассников. Неожиданным спасением оказался громкий стук в дверь, которая в следующий же миг распахнулась, впуская в класс грузную директрису Адамсон, тащащую за ухо мальчишку с растрёпанными светлыми волосами. Впрочем, даже пребывая в таком неудобном положении, тот умудрился сверкнуть идеальной улыбкой и махнуть рукой девчонкам, которые тут же восторженно запищали. - Вот вам задачка, Томсон, - недовольно сказала она, пихая блондина к доске. – Не будь его мать председателем совета, а он сам – юным дарованием, я бы тут же выставила его, тут же! Он абсолютно ничего не понимает, программа не усвоена! Пусть в таком случае остаётся на второй год! Слышите, внесите его в списки, Томсон. - Хорошо, миссис Адамсон, - спокойно сказал учитель, сохраняя небывалое присутствие духа – директрису боялись все. Та дала мальчишке подзатыльник и тут же умчалась. - Ты… - Джеймс, - широко улыбнулся тот. - Да, я помню тебя, - Томсон закатил глаза. – Иди, сядь в угол. Джеймс повернулся и посмотрел в сторону Колина. Тот ощутил, что все взгляды, даже мистера Томсона, устремлены на него – и метнулся к стене, в самый угол, сметая со столешницы на пол свою тетрадь, сжав в руке только карандаш. - Продолжаем занятие, девочки, тихо! Вот ты и пойдёшь к доске, Келли! - указка заколотила по столу, Джеймс поморщился от громкого голоса Томсона, подходя к парте и нагибаясь, чтобы поднять тетрадь Колина. - Привет, - тихо сказал он и сел на стул. Темноволосый мальчишка ничего не ответил, вжавшись в стену и вцепившись длинными пальцами в учебник по физике. Джеймс толкнул к нему тетрадь и чуть улыбнулся, внимательно смотря на своего соседа синими глазами. Улыбка была настолько дружественно-интимной, что Колину показалось, будто они знакомы уже давно. На шее Колина болтались белые наушники, и Джеймс кивнул на них одобряюще, а затем повернулся к доске. Колин, покраснев, уставился в тетрадь, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Чужая улыбка обожгла и поселилась где-то в груди. «Мне никто не улыбался. Так давно». Когда наступила перемена, Джеймс повернулся к нему и спросил: - Как тебя зовут? Колин моргнул и испуганно уставился на него. - Ты немой? – левая бровь Джеймса взлетела вверх, чуть ли не потерявшись в песочного цвета волосах. - Он не немой, он просто тупой, Колин-вонючка, - Келли, взмахнув длинными волосами, собранными в конский хвост, подскочила к парте. - Я не тебя спрашивал, Барби, - огрызнулся Джеймс. Та рассмеялась и добавила: - А ты не чувствуешь вонь? Садись лучше с Сэмом, он хоть и жиртрест, но не воняет! Джеймс глянул на неё, вежливо улыбаясь. Колин отчаянно краснел и мечтал, чтобы тот встал из-за парты, тогда он сможет выбежать в коридор, дойти до туалета и закрыться в кабинке на всю большую перемену – он часто так делал. Там и переодевался на физкультуру, потому что одноклассники вечно смеялись над его тощими куриными ногами. - Вонючка-Колин, значит? – задумчиво протянул Джеймс и глянул на вжавшегося в стену мальчишку. А затем сделал нечто странное – настолько странное, что Келли и её подруги пораскрывали рты от изумления – он наклонился к Колину, схватил крепкими пальцами за затылок и притянул к себе, тщательно втягивая носом воздух. Колин не мог шевельнуться от окатившего его горячей волной смущения – не мог оттолкнуть Джеймса, а в горле пересохло настолько, что вымолвить хоть слово не представлялось возможным. - Вы идиотки, он пахнет очень мило, - вынес вердикт Джеймс, не убирая с волос Колина своей руки. – Отвалите. Колин вздрогнул, когда рука Джеймса переместилась на плечо. - Так как тебя зовут? – спросил он, вглядываясь Колину в глаза. - Колин, - хрипло ответил тот, ощущая, как чужие пальцы вернулись наверх и взлохматили волосы. - Я – Джеймс, Колин. *** Джеймсу нравилось трогать Колина. Ему нравилось защищать его от многочисленных нападок, нравилось смеяться, нравилось болтать обо всём, что приходило в голову, нравилось, как Колин краснел. - Как думаешь, что это такое? – спросил Джеймс, кидая Колину на колени альбом. - Альбом? - Ну а внутри? Они были дома у Джеймса. Колин упирался где-то неделю, до того как энергичному блондину удалось притащить его к себе домой. - Рисунки, - уверенно сказал Колин. - А какие рисунки? – нараспев поинтересовался Джеймс, распахивая окно. - Что ты делаешь, там же холодно… - запротестовал было Колин, а ворвавшийся с улицы свежий, пахнущий прелой листвой воздух взметнул со стола Джеймса какие-то бумажки. - Смотри. Джеймс повернулся и упрямо уставился на своего нескладного друга. Тот счёл за лучшее повиноваться и раскрыл альбом. Ему всегда нравилось то, что рисовал Джеймс. Правда, ему казалось, что он так никогда и не поймёт, что тот рисует – Джеймс был импрессионистом, несколько его картин уже были выставлены в галерее для юных талантов во Франции. Но новые рисунки оказались почти понятными. На него смотрели голубые глаза – и он безотчётно узнал этот разрез – разумеется, ведь каждый раз видел его в зеркале, пока чистил зубы. И со следующего рисунка – но это был профиль – полные губы, очерченные лиловым, закрытые синим глаза, тёмно-кобальтовые волосы… - У меня не такие длинные волосы, - тихо проговорил Колин, листая альбом. Рисунков было много. – Когда ты успел всё это… - Когда я впервые тебя увидел, я решил, что ты мог бы стать идеальной моделью, - Джеймс словно не слышал его. - Но во мне нет ничего… Колин поднял взгляд. Джеймс стоял, опёршись руками на стол и улыбался. Снова. - Для меня ты – идеальная модель. Я словно всегда рисовал тебя до того, как ты появился. - А сейчас ему пора уходить, - сухой голос от двери заставил обоих подскочить от неожиданности. Мать Джеймса – высокая женщина с резкими чертами лица, которое избороздили преждевременные морщины, недовольно взирала на Колина. Тот поспешно вскочил с дивана и замер, смотря на неё с извиняющимся выражением лица. - Колин, тебя, наверное, дома уже ждут. - Но он только пришёл. - Голос Джеймса прозвучал холодно и резко. - Ему пора. Или ты хочешь, чтобы я сама выкинула его отсюда? - Ладно, Колин, пошли, - выплюнул Джеймс, в два шага оказался рядом с другом и взял его за локоть, порываясь увести из комнаты. - Ты останешься. - Нет. Колин ощутил на своём локте жёсткие пальцы матери Джеймса и чуть вскрикнул от боли – она сжала слишком сильно. - ТЫ. НЕ ТРОНЕШЬ. МОЕГО. КОЛИНА! – Джеймс сорвал руку матери и закрыл Колина собой. – Ты не тронешь его! Он – мой муз! Та замерла, испуганно глядя на сына. Колин хотел было попросить, чтобы Джеймс не кричал на мать, но ему хватило сил только на то, чтобы сорваться с места и выбежать из комнаты, дрожа всем телом. - Колин!! *** На следующий день Джеймс явился в школу с пластырем на щеке и перебинтованными костяшками пальцев. Из болтовни девчонок Колин узнал, что у того был нервный срыв. Но когда их глаза встретились, в тот миг, как Джеймс вошёл в класс – на лице блондина расцвела улыбка облегчения. - Ты злишься на меня? – тихо спросил Джеймс, садясь рядом. - Нет, - прошептал Колин, смотря на израненные руки друга. – Твои руки… - Ничего, я не бил мать, - чуть испуганно ответил тот. – Я… это об стену. Колин склонился над руками Джеймса, покоящимися на столе, тепло дыша на забинтованные костяшки пальцев, сжав чужие ладони в своих. И на краткий миг, отгороженный своими руками и головой от остального мира – коснулся губами шершавой кожи тыльных сторон ладоней Джеймса. А на следующей перемене его вызвали к директрисе. - Джеймс уедет на следующей неделе на выставку во Францию, - начала миссис Адамсон, как только Колин появился на пороге. Тот шмыгнул носом, но ничего не ответил. - Его мать просила поговорить с тобой. Конечно, лучше бы это сделала медсестра, но меня просили не распространяться об этой проблеме. Колин не ответил. У него словно отнялся язык. Проблема? Какая проблема? - Ей не нравится, что вы с Джеймсом стали так близки. Учителя говорят, что видели, как вы обнимаетесь. Понимаешь, тебе сейчас совсем мало лет, но Джеймсу почти четырнадцать, и его мать боится, что его половое созревание не будет протекать так, как положено. Боже, мне самой не верится, что я тебе это говорю… в общем, чтобы никто не расстраивался, никто не волновался – а волнуются все учителя, волнуются родители Джеймса, слышишь, все волнуются, ты должен держаться от него подальше. Понимаешь? Колин моргнул. А затем кивнул. - Вот и умница. Джеймс такой талантливый мальчик – а у тебя должны быть друзья такие, как ты, верно? Ты ведь очень понятливый. А Джеймс – хулиган. Иди, милый, не расстраивайся. Теперь всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Эти слова Колин повторял сам себе, пока лежал в кровати, и чувствовал, как из глаз катятся горячие слёзы. *** Джеймса не было целую неделю. Колин, так привыкший к его постоянному присутствию, греющей улыбке, болтовне, объятиям, чувствовал себя потерянным. Он сидел на середине парты, пытаясь занять всё освободившееся место – пустота пугала его. Его пугала саднящая пустота в душе. А потом Джеймс вернулся. Вернулся и не мог понять, почему Колин больше на него не смотрит. *** - Ты пришёл. Колин кивнул, стоя на пороге дома Джеймса и зябко кутаясь в ветровку. Он получил СМС, полную угроз, жалоб, впрочем, она была лишь одной из многих. Но она отличалась тем, что Джеймс пообещал, что больше никогда не заговорит с Колином, никогда не напишет ему, если тот придёт. Один-единственный раз. - Заходи, - Джеймс посторонился. Увидев, что брюнет колеблется, он добавил: - Матери не будет дома до ночи. Колин молча прошёл мимо Джеймса, а затем они оба поднялись на второй этаж, в его комнату. - Тебя ведь она попросила? Моя мать? - Директриса, - тихо сказал Колин. - И ты послушал её? - Она сказала… Колин сел на диван, стараясь не смотреть на Джеймса, стоящего прямо перед ним. Вместо этого он уставился на свои руки, судорожно сжавшиеся в кулаки. В глазах потемнело, хоть Колин и пытался всеми силами сдержать подступающие слёзы. - …она сказала, что если я не исчезну, то все будут несчастны. - А ты? – резко спросил Джеймс. В глазах у Колина плыло. Сейчас ему хотелось лечь и уснуть – так крепко, чтобы никогда не проснуться. – А ты разве не несчастен? - Это хорошо, - хрипло ответил Колин. – Хорошо, когда плохо не всем, а только одному. Это ради… общего блага. Его руки дрожали. - Какого чёрта, - выдохнул Джеймс, и Колин поднял глаза. Лицо Джеймса было красным – наверное, таким же красным, как и лицо Колина – в синих глазах застыли злые слёзы. - Ты всё для меня, - сказал Джеймс срывающимся голосом. – Я могу думать только о тебе. Как ты не понимаешь?! Какое мне дело до того, кто счастлив, а кто нет, пока несчастен ты?! Пока несчастны мы оба?! Слёзы хлынули из глаз Колина, и тот сполз с дивана на пол, встав на колени, спрятав лицо в ладонях. Его плечи дрожали от рыданий. Он ощутил на своих плечах горячие руки Джеймса и слепо потянулся к знакомому, такому тёплому телу. В этот миг он как никогда кристально ясно осознал, чего ему так не хватало. Наверное, всю жизнь. Джеймс был тем, без кого он не мог стать целым, тем, без кого он был пустой скорлупой. Колин стиснул руки на его спине, пытаясь как можно сильнее вжаться в него, ощутить чужое сердцебиение как своё собственное. - Я никогда… никогда не отпущу тебя, - тихо прошептал Джеймс, горячо дыша Колину в шею. – Потому что ты… потому что ты – это я. Колин поверил ему в тот момент. Потому что это было правдой. Он провёл пальцами по горящей щеке Джеймса и затем там же коснулся губами. Джеймс чуть оттолкнул Колина от себя, неверяще смотря ему в лицо. - Мы… - начал он, а затем забыл, что хотел сказать, склоняясь к Колину и проводя языком по его солоноватым от слёз пухлым губам. Мы. Джеймс углубил поцелуй, чувствуя робкий язык Колина, желая стать ближе. Ещё ближе. Насколько только это возможно. Колин опёрся спиной о сидение дивана, пока Джеймс целовал его, пока стискивал руками его бедра и прижимался тесней и тесней – словно они действительно могли стать одним целым. Они могли. Десять лет спустя - И что теперь? – поинтересовался Колин, недовольно щурясь под яркими лучами солнца. - В каком смысле? – расхохотался Джеймс, увидев, как тот сморщил нос, и нацепил на Колина свои солнечные очки. - Просто ты позвал меня на свою выставку, которую готовил месяц, мучил меня ожиданием, неизвестностью… - А, конечно. Просто знаешь… меня тут уже который год пилят, чтобы я привёз своего гения, благодаря которому я рисую всю свою великолепную мурню… так что главным экспонатом будет мой гений. - Гений? - Ты не знал? Я вот не знал, когда мне было четырнадцать, что гений – это муза мужского пола.