I will love you till the end of time

Blue Jeans — Lana Del Rey

Антидепрессанты Рей дают сбой. Она сама — сломанная машина. Рей дышит сквозь боль в груди. Она не помнит, что значит жить. Рей помнит запах мокрого асфальта. Он ударяет ей в нос, стоит только приподнять форточку окна. Свежесть утра не бодрит, а заставляет съежиться от ранней прохлады. Остатки бессонной ночи залегли под её глазами тёмными кругами. Фонарные звёзды гаснут, забирая вместе с собой золотые оттенки ночи. Небо становится светлее, и улицы заполняет светло-голубой цвет. Он окрашивает собой дома и проезжающие машины, теряется в листах растений на газоне кукольных двухэтажных зданий — Рей всегда удивляли эти пряничные домишки — и появляется в окнах, отражающих свет от фар встречных автомобилей. Сам воздух словно насквозь пронизан этим холодным сиянием, затапливающем улицы. Рей бросает короткий взгляд на дорогу, по которой начинает дробно накрапывать мелкий дождь. Она хочет ощутить спасительную влагу на коже. Холодные капли становятся пределом мечтаний. Девушка открывает окно чуточку шире, впуская в комнату лёгкий ветерок, холодящий кожу. Она думает, что ей этого мало — Рей словно задыхается в своей комнате. Она больше не может терпеть. Пальцы с чувством цепляются за белую раму и дёргают её вверх, открывая окно настежь. Рей, делая несколько шагов назад, садится на несобранную кровать, отпихивая ногой подушку, упавшую на застеленный ковром пол — та с тихим уханьем падает вниз, пряча затейливый рисунок с китайскими иероглифами. Продавец, который сбыл ей эту подушку, косноязычно — кажется, он был приезжим иностранцем и требовал называть его не иначе как Джа-Джа — объяснил, что эти вышитые золотыми нитками узоры притягивают удачу. Рей помнит, что просто не могла отказать и, смеясь, купила подушку фактически за бесценок. Она вздыхает и поднимает её, притягивая к своей груди. Она не верит в эту чушь, но сейчас ей бы очень хотелось, чтобы слова того торговца оказались больше, чем сказкой для покупателей. Хотя бы раз ей должно повезти. Телефон на тумбочке гудит от непрочитанных сообщений, но Рей не смотрит — ей уже всё равно. Она кладёт голову на подушку и прикрывает глаза, заставляя себя успокоиться. Рей неотрывно смотрит на пузырёк с успокоительным — белые таблетки небольшой стопкой лежали друг на друге, словно каждая из них стремилась попасть наверх — к крышке. Рей всегда удивляли эти плоские белые спасительные капсулы – хватает всего одной, чтобы отпустила тревога; двух — чтобы липкие и гадкие воспоминания оставили её голову; от третьей она ничего не чувствует, ощущая себя парящей в невесомости между бурлящими в ней эмоциям и абсолютным спокойствием, напоминающим тонкую корку льда — того и гляди, надломится под собственным весом. Рука Рей безжизненно тянется к тумбочке, скользя по её гладкой поверхности. Пальцы касаются прохладной поверхности сенсорного экрана, но следуют дальше. Она почти сжимает в руках своё успокоительное, когда извне до неё доносится глухой шум. Звонок телефона, вибрирующего прямо под её тонким запястьем. Рей поднимает его и смотрит на дисплей, откидываясь на кровать. Солёные слёзы щекочут её виски. Она закрывает глаза, судорожно вздыхая от беззвучного плача. Свет телефона болезненно ранит. Рей накрывает лицо руками, откидывая телефон подальше. На нём ярко горят три буквы имени, которое она так старательно пытается забыть. Заставить их исчезнуть. Сгореть. Раствориться. Рей сжимается на кровати, желая исчезнуть. Она сворачивается в клубок, утирая слёзы руками. Боль в груди становится нестерпимой. Рей сжимает руками свитер, кашляя слезами. Ей больно. Невыносимо больно. Она стонет от того, что обезболивающее отказывается действовать, а Рей не перестаёт задыхаться от сдавливающего горло чувства. Перед глазами Рей, дразнясь, мелькают, словно кадры из глупого романтического фильма, воспоминания. Она вспоминает тот вечер, когда его руки касались её лица. Музыка заглушала их собственные голоса, ударяя по барабанным перепонкам с невероятной силой. Они танцевали всю ночь напролёт, сбежав из душного ночного клуба с неоновыми потрескивающими вывесками. Яркость праздника сменилась более приглушенным перешёптыванием между собой. Мокрая от пота одежда липла к телу, волосы путались, их а голоса не смолкали. Они смеялись и пели так, словно делают это в последний раз, бегая по пустынным улицам, опутанным легким туманам. Софиты уличных фонарей светили ярче театральных прожекторов, и они прыгали от одного к другому, не разнимая рук. Безумие захлестнуло разум, не оставляя места для здравого рассудка. Этой ночью они сумасшедшие — всё дозволено: всё, чего коснутся их дрожащие от волнения руки, станет волшебным. Небо было таким же, как и сейчас: нежный лазуревый бархат с едва заметными жемчужинами вшитыми в него. — Я буду любить тебя до скончания века, — шёпот Бена опаляет ухо Рей. Отчего-то ей хочется смеяться, но почему – Рей не в силах понять. Девушка настойчиво дёргает парня за его кожаную куртку, требуя обратить на себя внимание. Он поворачивает голову и есть в его взгляде на Рей что-то невероятное. Он наклоняется к девушке, касаясь её лба своим. — Обещай, что будешь помнить о том, что ты мой, — она искренне улыбается, касаясь его скул. Рей смотрит в его глаза беззащитно, без стеснения и страха. Она обнимает его, стараясь вобрать в себя всё, что вмещает в себя мятежная душа этого хулигана. — Если ты будешь ждать меня, — тихо говорит Бен, касаясь пальцами её подбородка. — Да хоть миллион лет, — быстро отвечает Рей. В его глазах она видит самые яркие звёзды. Рей не сдерживается и смеётся во всё горло, раскинув руки в стороны. Она счастлива так, что хочется кричать. Бен, не сдержав улыбки, целует её. Хлопья декабрьского снега теряются в их волосах. Белая корона тает быстрее дыхания в воздухе. Плач Рей становится громче. Она прижимает подушку к себе, будто пытается заполнить ту пустоту, что возникла с его уходом. Без объяснения, словно никакого Бена не существовал, словно нечто под именем "Бен" просто видение, которое Рей придумала для себя. Она всхлипывает, касаясь своего лица ледяными пальцами. Неужели все эти прикосновения, всё это просто иллюзия? Боль затмевает рассудок. Уже два года прошло. Он не вернётся. Телефон продолжает звонить, но Рей не хочет поднимать трубку. Это не может быть его телефон. Она помнит, как тысячи и тысячи раз пыталась дозвониться, но неизменно равнодушный голос любезно оповещал её о том, что такого номера просто не существует. Рей смеётся. Игра затянулась, а участник из неё неважный. Стержень надломлен сильнее, чем колонна Фриды Кало. Девушка тянется за таблетками, вскрывая пузырёк. Белые снежинки рассыпаются по её кровати вместе со спасительными капсулами, рассеянными по ладони. Рей смотрит на них, чувствуя, что уже больше не может терпеть. Рей закрывает глаза, опрокидывая всё содержимое себе в рот. Она улыбается. Комната озаряется синим цветом или ей просто кажется? Это не имеет ровным счётом никакого значения. Рей делает глубокий вдох, чувствуя, как по телу волнами расходится штормовое спокойствие. — Я буду любить тебя до скончания века, — шепчет Рей, и глаза её невольно закрываются, а грудь замирает. Рей просто устала верить.