Лэнс МакКлейн против всех

Не замечать это становится невозможно: каждый в замке кого-то любит, любит по-своему, так, как не умеют этого делать другие. Пидж любит Ханка как друга, но у него, очевидно, никогда не было шансов против заковыристых инопланетных технологий — по крайней мере, ему повезло, что их с Кэти сближают общие интересы. Кит любит Широ странной любовью: он всегда жертвует последним ради спасения его жизни, но с тех пор, как он ушёл из команды, они никогда не встречались тет-а-тет, говорили не больше, чем во время межгалактических собраний и, наверное, так до сих пор и не посмотрели друг другу в глаза. Лотор любит Аллуру, и это просто, как дважды два. Принц и принцесса, избранные, они наверняка предназначены друг другу. Лэнс любит Аллуру — и это аксиома. Аксиома о параллельных прямых, которые никогда не пересекутся. Лэнс недолюбливал математику ещё со средней школы и теперь нашёл для этого ещё одну весомую причину. — Ты тоже заметила, как они смотрят друг на друга? — говорит Ханк. — А как прикасаются, — поддерживает Пидж, но тут же возвращается к компьютеру, делая вид, что её это совершенно не заботит. — Их союз, если честно, был бы не самым плохим решением, — поддерживает Мэтт. — Что за бред, — бубнит Лэнс. — Он же придурок, вы только посмотрите на него, весь такой из себя, видите ли... Может он просто пользуется ею в своих личных целях. Подождите, он насидится на троне, и нам снова придётся уносить от него свои лапы. Все смотрят на него с укоризной, кроме Мэтта, которому на самом деле мало интересны чьи-то личные отношения. — Ты завидуешь? — спрашивает Пидж. — Не думала, что ты опустишься до такого. — До чего я опущусь, — пыжится Лэнс. — И ничему я не завидую. А от тебя, Ханк, я вообще такого не ожидал. Я думал, что мы друзья. — Прости, чувак, — пожимает плечами Ханк. — Я же не всерьёз. Слово даю. Лэнс опускает глаза. Кровь приливает в голову, и он думает, что никогда ещё не чувствовал такой злости и если сейчас поднимет глаза, увидит Аллуру, которая улыбается Лотору так, как никогда не улыбалась ему, он сойдёт с ума. Он выдыхает, делает лицо проще: это не трагедия, в конце концов. Наверное. Только если Лотор не сделает Аллуре больно — тогда, хочет поклясться Лэнс, от него не останется живого места. — Что бы вы ни думали, но Ланса мне хочется поддержать, — присоединяется к диспуту Коран. — Лотор не какая-нибудь пешка и продумывает все свои ходы заранее. В любой другой раз Лэнс бы улыбнулся ему в ответ, кивнул, поблагодарил за доверие, но сейчас он крайне опустошён от какой-то неясной обиды. Ему кажется, что вся вселенная против него, вся до последнего, даже Широ, которому, может быть, было бы даже лучше, если бы Лэнс навсегда исчез из команды. Лэнс вспоминает о своей семье — и сердце снова согревается надеждой. * Лэнс сидит в ангаре и рассматривает свой палаш. Клонит в сон, но он не уходит, раздумывая о благородстве, про которое говорила Аллура. Незаметно для себя он вспоминает её мягкий голос и руки, держащие его плечи, и смех, и обеспокоенность в выражении её лица. До дрожи внутри становится приятно оттого, как они стали друг другу близки и как вдруг стала ошибочна их незыблемая аксиома. Лэнс засыпает, слыша кроткое мурчание Красного за спиной. Ему снится Альфор с палашом в руке и Аллура, с детским восхищением разглядывающая отцовский баярд. Хотел бы он когда-нибудь ощутить этот взгляд на себе. * Нужно немного времени, чтобы признать: Лэнс ещё никогда не влюблялся и не ревновал так сильно. Аллура давно перестала быть недостижимой звездой, но ему понадобится целая жизнь, чтобы развить скорость выше скорости света и добраться до неё. С точки зрения физики это почти невозможно. Особенно теперь. Лэнс честно пытается сотрудничать с Лотором, но его язвительность вырывается наружу быстрее, чем он успевает подумать. Никто этому уже давно не удивляется. Разве это не нормально — сомневаться в том, кто ещё вчера был твоим врагом? — На правду не обижаются, так у нас говорят, — стыдливо отшучивается Лэнс. Что в нём такого, в этом Лоторе? Голубая кровь? Он нихрена не особенный, не избранный, он просто... Настоящий принц, который нужен принцессе, а не какой-нибудь кубинский мальчик-придурок с проблемами с самооценкой. Это ещё одна аксиома, заставляющая Лэнса почти ненавидеть математику. * Он стоит в ванной после долгого изнурительно дня. Горячая вода ударяет в лицо, обволакивает плечи, щекотно стекает по ногам. На лопатке — мелкий свежий шрам, больно покалывающий от соприкосновения с водой. Лэнс уже ничего не чувствует от усталости: хочется поскорее добраться до кровати и забыться долгим беспробудным сном. Когда он смотрит на себя в зеркало, он пытается улыбнуться: всё-таки, ещё одна победа. Получается как-то вымученно и кисло. Он вздыхает. — Ты всё ещё думаешь о ней? Лэнс оборачивается, никого не находит и поднимает голову к потолку. — Кто это сказал? Пидж, это ты? Не смешно. — Ты должен признаться ей, пока не поздно. — Зеркало? — встряхивается Лэнс, протирает глаза и делает шаг назад. Ему точно нужно поспать. — Это твой последний шанс, — уверяет незнакомый голос, как будто застрявший в запотевшем стекле. Он становится громче и яснее, точно невидимо зарождается в голове. Он повторяет сказанное раз за разом, раз за разом, пока не превращается в ужасающую мантру, отражающуюся от четырёх стён. — Со мной разговаривает зеркало или я тронулся умом, — усмехается Лэнс и чувствует, как внутри всё сжимается от испуга. Он находит Пидж и Ханка на мостике. Эти задроты любят сидеть здесь допоздна. Лэнс пытается отдышаться; сердце бешено скачет в груди, пальцы замерзают, как будто его только что опрокинули в чан со льдом. — Что с тобой? — отвлекается от расчётов Пидж. — У тебя расширены зрачки, ты что... — Зеркало! Со мной только что говорило зеркало! — уверяет он. — Тебе нужно поспать, — раздражённо бросает она в ответ. — Не отвлекай нас, мы тут между прочим... — Да со мной, блять, говорило зеркало! — кричит Лэнс и дышит все быстрее и громче. Его глаза бегают от пола к потолку и обратно, руки непроизвольно дёргаются, а воздуха в груди становится всё меньше и меньше. Он чувствует, как бледнеет. Ханк оторопело поднимает на него глаза, встаёт и подходит, разглядывая со всех сторон. Ради бога, если он сейчас выкинет шутку... — Пидж, мне кажется, это отравление газом, — говорит он со страхом. — Вот, приятель, садись, подыши, вот, вдох-выдох. Главное успокойся. — Газом? — недоверчиво переспрашивает Пидж. — Та планета, на которой мы сегодня были. Ты говорила, что на ней множество токсинов, ядовитых паров и газов, и что если их вдох... — Ты снимал шлем? — подскакивает Пидж и ударяет рукой по столу. Выглядит не очень угрожающе с её миниатюрными ручонками. Лэнс кривит губы, пытаясь вспомнить. Нет, конечно нет. Он же не дурак. За кого они его принимают? — Один раз перед вылетом. Я случайно. — И ты ничего не сказал? — Я думал, это пройдёт. Пидж шепотом матерится. Видел бы её отец! Лэнс заливисто смеётся, но никто его не понимает, думают, наверное, что он сумасшедший, совсем уже съехал с катушек от этой интоксикации. — Давай мы отведём тебя в медкапсулу. Пара часов, и ты будешь в порядке, — Ханк берёт его под руку, Лэнс силится вырвать её и сказать, что он сам, что он и так в порядке, но разум пересиливает сердце, и до поздней ночи он сражается с противным голосом в голове, который исчезает, только когда он выходит из капсулы. Пидж и Ханк спят за столом, и Лэнс уверен, что если он подойдёт с другой стороны, то увидит, как они держатся за руки. Не остаётся никакой усталости и сонливости, хочется поскорее вернуться в комнату и заняться делом — поиграть в ту самую новую видеоигру, например. Он уходит в сторону спален, одолеваемый множеством новых ясных мыслей. Он думает о том, как важно для него сейчас сохранять стойкость и упорство характера, ведь на его плечах, прежде всего, судьба вселенной. Он думает о том, что это мечта его жизни — летать, что он не должен отступаться от неё. Он думает о Широ, которого слышал там, в своей голове, о Зарконе, с которым они уже расправились, о том, что они нашли отца Мэтта и Пидж, о том, что, наверное, уже скоро они вернутся на Землю... Он думает об Аллуре, о том, что если она будет счастлива рядом с Лотором, он обязательно будет счастлив тоже. Всё вдруг становится так хорошо и правильно, так просто и понятно: даже дышится легче. Неважно, что это: действие медкапсулы или его самовнушение — он всё равно должен думать так и никак иначе. Лэнс доходит до своей спальни, останавливается и закрывает глаза. Он нарочно воссоздаёт в памяти чужой голос: "Это твой последний шанс". Лэнсу хочется ударить стену, но ещё больше — пойти сейчас к Аллуре, разбудить её и сказать, что он чертовски сильно любит её, и что она самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал, и что она... Он быстрым шагом идёт по коридору: главное — не забыть всё, что он придумал. Руки потеют, сердце снова бьётся вприпрыжку. Это никогда не было так волнительно. Но он должен думать о хорошем и никак иначе. Его переполняет решительность. Какая-то наивность в нём всё ещё верит в лучший исход этого разговора. Он поворачивает за угол и так же скоро возвращается обратно, прислонившись к стене. Он выглядывает и видит в конце коридора Лотора, прижимающего Аллуру к стене, целующего её с какой-то ошалелой страстью. У Аллуры светятся метки на розоватых щёках. "Это всё ещё яд у меня в башке", — убеждает себя Лэнс и моргает. — "Очень смешно, да, давай уже, испаряйся" Но ничего не происходит ни через секунду, ни через две: Аллура все ещё держит Лотора за руку, робко и неумело отвечает на напористый поцелуй; тусклый свет озаряет их, но Лэнсу кажется, что он сейчас ослепнет. Он вспоминает, как этой ладонью она прикасалась к нему на той самой тренировке и как он думал, что это многое для него значит. Внутри всё выдувается, как гарь, которую выветривают после долгой жарки. Когда Аллура и Лотор возобновляют шаг по коридору, шутят о чём-то, перешёптываются, Лэнс бегом возвращается в спальню, садится, схватившись за футболку дрожащими пальцами. Он же знал, что так будет, верно? И он должен быть счастлив, и он по-прежнему может быть рядом с Аллурой, когда ему хочется, и нет ничего страшного в том, что принцесса выбрала принца — это же было просто, как дважды два. Только Лэнс, как бы он ни пытался себя переубедить, всё равно радуется выстраданно, не взаправду, понарошку. Как бы он ни хотел, себя самого он не обманет и что очевиднее всего: он никогда не обманет математических расчётов.