Я просто попытаюсь

Утренний Лондон. Жилой район. Мы двигались по длинной светлой улочке вглубь квартала. Однотипные дома из светлого серого камня начинали кружиться цветным калейдоскопом в голове, окончательно запутывая. Не сейчас. Пусть волнение нарастает с каждым шагом, мне нельзя давать слабину. Нужно взять себя в руки. Мистер Т. Спирс шёл позади, ни на секунду не теряя меня из поля зрения. Его сосредоточенность можно понять — ответственность за подчиненных очень высока. Богатый каменный фасад величественно возвышался над этой частью города, словно грозный великан. Каких-то несколько сотен метров отделяли меня от цели. Я точно знала: где-то там, среди холодных просторных залов и комнат, на широкой дорогой постели из шелковых простыней беззащитно лежит несчастный, больной человек, каждую минуту страдающий от чахотки — молодой граф по имени Грегори Лейцгер. — Волнуешься, Иванеску? — неожиданно спросил холодно Уильям. Голос его при этом не дрогнул. — Немного… Смотреть на чужие смерти всегда тяжело, даже если мы и есть те, кто провожает души людей в последний путь. К этому мне еще придется привыкнуть, — честно ответила я. Уильям коротко на меня посмотрел, а затем отвернулся. — Работа собирателей душ требует от нас высшей степени сосредоточенности и хладнокровия. Нельзя позволять переживаниям и чувствам брать над собой верх, если ты хочешь остаться в наших рядах, Хиро, — ответил бесцветным голосом Уильям, однако в его глазах я видела серьезность и огромную решительность. Мистер Т. Спирс впервые назвал меня по имени, чему я была удивлена. На его реплику я не нашлась, что ответить. Через пару минут мы были на месте. Тяжелые дубовые двери с резным орнаментом встретили нас недружелюбно, точно маленьких воришек. Хотя… Если подумать… А ведь нас, жнецов, и правда в каком-то смысле можно назвать воришками. Перед самой смертью мы забираем вместе с воспоминаниями самое ценное, что есть у людей — их души.

***

Длинные мрачным коридоры петляли, скрываясь в недрах поместья. По обеим сторонам стен располагались старинные портреты в массивных резных рамах. Прошлые главы дворянского рода Лейцгер провожали незваных гостей осуждающими взглядами. Здесь нам не рады. Никто не рад смерти, даже если и ожидал ее скорого прихода. Это было именно то место, в котором не хотелось оставаться. Тяжелые мысли не покидали. Атмосфера траура давила на меня, пока еще зеленого жнеца, сбивала мою сосредоточенность. Я боялась оплошать, и даже холодная уверенность Уильяма не могла подбодрить. На протяжении всего пути мы не встретили ни единого человека. Наконец, мы дошли до дверей спальни молодого наследника рода Лейцгер. Руки нервно подрагивали от осознания скорой смерти моего первого клиента. Я не решалась войти, хотя и понимала, что веду себя глупо — нет времени сожалеть о выбранном пути! Я коротко посмотрела на Уильяма. В его глазах читались раздражение и вопрос. — И чего ты ждешь, Иванеску? — мистер Т. Спирс начинал терять терпение. А в гневе он страшен, уж поверьте мне… Я повернула изящную ручку из темного дерева (движение вышло неестественно резким из-за дрожи в руках), дверь поддалась с первого раза. Испытывать терпение Уильяма я не хотела. В конце концов, он изначально не обязан со мною возиться. Из-за нехватки кадров, выпускные экзамены должны были проводить не наши наставники, а действующие жнецы, выбранные начальством. Под «горячую руку» попал и Уильям. Дверь отворилась со слабым скрипом, пропуская нас в просторную комнату с высоким потолком. Из-за тишины, царившей во всем здании, скрип казался невыносимо громким. Я крепче сжала серп в руках. Каких-то несколько метров разделяли меня и кровать, на которой лежал Грегори. Бледный, точно мертвец, укутанный по пояс в одеяло, молодой человек спал. Я посмотрела на настенные часы. У меня еще было пару минут до его смерти, ведь я, проявляя всю свою пунктуальность, пришла заранее. Хотя, дело было не столько в пунктуальности, сколько в волнении. Лишняя перестраховка — никогда не лишняя. От нетерпения я бродила по комнате, то и дело глядя на часы. Время тянулось мучительно медленно. — Успокойся, Иванеску. Твой клиент уже никуда не убежит, — раздраженно проговорил Уильям, сводя брови к переносице и поправляя очки. Я встала возле кровати Грегори. Его лицо выражало муку и непокорность судьбе. У меня создавалось ощущение, будто бы в своём неспокойном сне он отчаянно борется с чахоткой. Удивительно, будучи так близко к своей смерти, практически находясь с ней в одной комнате, человек не сдается. Даже если и знает, что болезнь сильнее. Продолжает воевать с ней за место под солнцем. Но этим нельзя не восхищаться. Хотя и глупо, наивно с его стороны. Смерть всегда приходит вовремя, независимо от обстоятельств. Я присела на корточки. Четыре минуты. Слишком долго, но и слишком мало одновременно. Я посмотрела на Уильяма — он стоял чуть поодаль и глядел на меня, сидящую у изголовья постели Грегори. Взгляд жнеца оставался обыденно спокойным и холодным. За долгие годы службы для него потеряла значение чужая смерть. Закаленный шинигами с большим опытом работы, один из самых лучших сотрудников нашего департамента, он внушал огромное доверие и уважение. А ещё страх. Да, я боялась Уильяма. Его стальной голос заставлял все тело дрожать. Тишина давила на виски, и, не в силах больше терпеть, я спросила тихо, робко. Этот вопрос я хотела задать еще с первого дня обучения в академии: — Скажите, мистер Т. Спирс, куда деваются души погибших жнецов, — и, заметив его изогнутую бровь, поспешила добавить, — погибших, например, от рук демонов? Уильям смотрел на меня хмуро. С недоумением. Он явно не ожидал такого вопроса. — Души, говоришь… Почему ты считаешь, что у жнецов есть души? Ответ Т. Спирса меня удивил и озадачил. А почему бы им не быть? — Но ведь… мы живем. Мы все еще дышим. Даже нуждаемся во сне. Как и люди, мы умеем чувствовать боль, переживать и сочувствовать ближним. Разве это не свойства людских душ? Уильям призадумался. — Даже если и так, это еще не значит, что наши души такие же, как и у людей, и что мы умираем так же, как они. Да, в чём-то мы схожи с людьми, а в чём-то отличаемся. И основное наше отличие, Хиро, в том, что мы, жнецы, уже давно мертвы. Я внимательно слушала своего начальника. Ни один мускул не дрогнул на его правильном лице. Голос оставался тверд, хотя в глазах, холодных, как два безжизненных сапфира, промелькнуло что-то. Что-то, похожее на боль. Что-то, что услужливо и против воли подсказала память. Что-то неприятное, что живет вместе с ним, отравляет, заставляет вспоминать снова и снова, превращая живые эмоции на лице в холодную маску суровости и серьезности. Что-то… Но что? И, внезапно для самой себя, в голове промелькнула идея. — Вы когда-нибудь видели, как умирают жнецы? Этого вопроса Уильям тоже не ожидал. Растерявшийся на секунду взгляд зеленых глаз не ушёл от моего внимания. — Расскажите мне об этом, — тихо попросила я после недолгой паузы. Не знаю почему, но мне было важно знать, что происходит с нашими душами после смерти. Уильям устало вздохнул и поправил очки. — В тот день все были слишком заняты, чтобы собрать хороший поисковый отряд. Пропал наш сотрудник. Я, диспетчер Сатклифф и еще несколько других жнецов постарше отправились на поиски, — говорил он, будто бы нехотя. — Мы не рассчитали силы: демоны, что убили того шинигами, оказались сильнее. Они, эти безжалостные паразиты, убили отряд зачистки их же собственными косами смерти. Мы потеряли троих из семи. По мере рассказа глаза Уильяма все больше тускнели. Ему было больно вспоминать, я видела это, но хотела получить ответ на вопрос. — А что с пленкой? — Какой пленкой? — спросил мужчина, возвращаясь из омута своих воспоминаний в реальность. — Ну, с той, которая должна показывать наши воспоминания при жизни. Она ведь была, так ведь? — Никакой пленки там не было. Ответ Уильяма заставил меня вздрогнуть. Он произнес это таким голосом, будто бы рассказывал о прогнозе погоды. Информация не укладывалась в моей голове. Разом смешались все догадки и предположения, как оказалось, неверные. Как такое может быть? — Эй… Только не говори, что думаешь, будто бы у нас тоже имеется пленка воспоминаний, — неожиданно продолжил Уильям, — Мы уже мертвы. При убийстве тех жнецов, их раны так и не затянулись. Они просто умерли от потери крови. Весьма глупо с твоей стороны предполагать, что мы и люди обладаем схожими душами. Этого не проверить. Забудь об этом, Хиро. Я задумалась, а потом ответила: — Как вы думаете, мистер Т. Спирс, способны ли мы, шинигами, лишенные прошлого, вспомнить свою человеческую жизнь? Ведь когда-то очень давно мы все были просто людьми. Уильям устало посмотрел прямо мне в глаза. От его прямого взгляда я вздрогнула. — Я не знаю, Иванеску. Твои предположения безумны, хоть и не лишены смысла. Давай закроем эту тему, — со вздохом закончил брюнет. Но я не желала останавливаться! У меня были вопросы, и мне необходимо было получить на них ответы. — Знаете, Уильям, демоны говорят, что жизнь без души невозможна, — продолжала я. — Умирая, связь с этим миром рвется, и тогда душа направляется на суд Божий. Я не знаю наверняка, но думаю, что души есть у всех. Даже у нас. Даже у демонов. Во всяком случае, почему тогда мы ходим по этой священной земле?.. Уильям молчал. Он явно не хотел продолжать разговор. Я перевела взгляд на Грегори и сжала серп покрепче, вставая в полный рост. Стрелка наручных часов показывала шесть часов утра. Пора. — Время, Иванеску, — строго напомнил Уильям. Я занесла косу смерти над слабым телом молодого графа. Сейчас его жизнь оборвется, я заберу его воспоминания и душу. Я провожу его в последний путь. — Смерть будет с тобой милосердной, Грегори. Сейчас все закончится. Все закончится. Серп пронзил податливое человеческое тело, выпуская хрупкие плёнки воспоминаний. Я не стала медлить: быстрыми взмахами косы смерти обрубала последние ленты жизни Грегори. Ни один мускул не дрогнул на моем лице, никакого предательского сомнения больше не оставалось. Я старалась изо всех сил. Не только ради себя, но и ради страдающего от чахотки юноши. Серп с деревянной рукоятью легко принял воспоминания на пленке в свою холодную сталь. Экзамен сдан. — Неплохо, хотя можно было бы обойтись и без грустных речей, — донеслось со стороны балкона насмешливое мурлыканье мистера Грелля Сатклиффа. Вместе с ним на перилах стоял и Алан Хамфрис. — Вы, как я понимаю, уже закончили? — строго обратился к красноволосому мой временный начальник. — Ах, Уилли, ну не будь ты таким холодным. Хотя это тебя и красит, но с леди нужно обращаться нежно. А-ай! — Сатклифф не успел договорить, как секатор Уильяма больно ударил его в районе плеча. Я обратилась к Хамфрису. — Ты ведь тоже справился с задачей, Алан? — Давно. Я думал, что все уже закончили со своим экзаменом, но мы оказались первыми. Со скуки решили посмотреть, как справляются остальные, — ответил мне спокойным голосом Алан. Мы вышли на улицу. Я была только рада покинуть зловещий особняк. Моё первое задание. Первая смерть, которую принесла моя коса. Теперь мне придется заменить этот серп на что-то более удобное и действенное. — Поздравляю, Хиро. Теперь мы жнецы. — Спасибо, Алан. А что у тебя был за клиент? — спросила я с любопытством. — Ничего особенного. Всего лишь обычный человек, — сказал юноша, смотря себе под ноги. Только сейчас, при свете дня, я заметила, что он спокойнее, чем обычно, бледнее, чем обычно. Алан Хамфрис выглядел подавленным. Наверное, первая смерть произвела на него сильное впечатление. Я решила больше ничего у него не спрашивать. — Ах, Алан так красиво забрал душу того наркомана! Бедняга корчился в конвульсиях, но Алан прекратил его страдания. А еще говорят, что смерть не может быть милосердной! Как наивно и глупо со стороны людишек недооценивать нас, шинигами. Фи, люди! — громким и самоуверенным голосом заявил Грелль Сатклифф. У меня в ушах зазвенело. — А вы, как всегда, самолюбивы, сэр, — язвительно заметила я. — Весьма оригинально с вашей стороны говорить о смерти как о чем-то красивом. Губы Грелля растянулись в акульей улыбке. — Ну, деточка, в моем понимании смерть — нечто прекрасное, данное нам Всевышним. Люди никогда в полной мере не могли оценить тот безмятежный покой, который она дает. В их понимании смерть — разлучница с жизнью, которая просто беспощадна. А ведь она прекрасна! И эти глупцы, люди, еще пытаются бороться с ней, не хотят мириться с простой истиной. Ужасно! Грелль Сатклифф любил свою работу. Любил и выполнял ее хорошо. Хотя иногда и выбивался из серой массы наших черных классических костюмов. «Алая дама» — прозвище, которое давным давно дали Греллю в департаменте. Хотя, я бы предложила «Алая смерть». Уверена, ему бы польстило. — Мы не должны беспокоиться о подобной ерунде, как мнение людей о смерти. Это никогда не помешает нам выполнять нашу работу так, как надо. Лишние переживания жнецу ни к чему. Нужно научиться быть беспристрастным, чтобы ни при каких обстоятельствах не терять головы. Вам, молодым жнецам, необходимо об этом помнить, — сказал Уильям смотря на небо нечитаемым взглядом. Тяжелые тучи затянули небосвод. Их грозный вид делал этот день еще более хмурым и грустным. Я вспоминала бледное, худое лицо Грегори. Его плёнки не были наполнены чем-то особенным. Не было в них ничего такого, что могло бы задеть за живое. И, если уж говорить на чистоту, я не видела смысла в жизни этого человека. Таких, как он, по земле ходят тысячи. Но его воспоминания, эти серые картинки на прозрачной пленке жизни… Они заставили меня усомниться в моем предназначении. Хватит ли мне мужества снова и снова выполнять эту черную работу изо дня в день? Годами, столетиями. Хватит ли мне силы остаться собой? Если я не смогу взять контроль над своими эмоциями, то в нашем департаменте появится еще одна неординарная личность, сродни Греллю Сатклиффу. Я уже ни в чем не уверена. Разум жнецов хрупок, как снег. Я часто видела его. Безумие, что плещется в светло-зеленых глазах шинигами. Видела. И мне было страшно. Я хмуро посмотрела в спину своего начальника. Почему-то каждый раз мне хотелось спросить у него кое-что. Вопрос, мучивший меня с первого дня в академии шинигами. И этот вопрос был ни о смерти, и ни о людских душах. Пожелтевшая от времени трава хрустела под моими ногами. Осенняя прохлада земли проходила сквозь мою непрочную душу. Грелль Сатклифф и Алан Хамфрис шли далеко позади нас и о чем-то разговаривали. — Скажите, мистер Т. Спирс… Почему Бог так несправедлив? Почему он создал существ настолько человечных для сбора душ? Зачем давать нам вторую жизнь, мы ведь так недолговечны. Каждый раз, глядя на Грелля Сатклиффа, я задаюсь этим вопросом. Он сломался, я вижу это. Не только он, многие. Они сошли с ума, мистер Т. Спирс, и никто не говорит об этом напрямую. Алан подавлен… Человечный разум жнецов так хрупок… Я замолчала. Легкий ветерок щекотал мою шею ласковым прикосновением. Солнце все еще светило из-за туч ослепительным желтым диском. Последние лучи света постепенно угасали во мрачных мыслях уходящего сентября. Уильям внезапно остановился и посмотрел прямо перед собой. — Я не знаю, Хиро, — тихо сказал он, — но думаю, что Бог как раз-таки справедлив к нам. Может, это плата за наш грех. Уходить из жизни самостоятельно — непростительно для человека. И ты это знаешь. Это наше наказание. Наши воспоминания нам недоступны, а значит, ошибки исправить невозможно. Ничего уже нельзя изменить, но… Можно попытаться жить дальше. Просто попытайся, Хиро. Уильям замолчал. Даже без слов, я понимала его лучше, чем кто-либо другой. Его молчание было наполнено большим смыслом, чем люди вкладывают в свои пустые слова. Весь следующий путь мы преодолели молча. Не знаю, правильно ли это — продолжить жить, не имея прошлого. И зачем Богу было создавать кого-то настолько человечного во всех отношениях, если он рано или поздно все равно сломается? Мы не долговечны, так же как и люди. Но я хотя бы попытаюсь. Попытаюсь жить дальше.