Норма ненависти

Джен
PG-13
Завершён
34
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
11 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
34 Нравится 8 Отзывы 11 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Он настигает её в Марокко. Бонни застывает посреди пёстрого дышащего рынка, безумно громкого и до сих пор непонятного для слуха закоренелой американки, и ей кажется, что вместе с ней замирает время и пространство. Чужие люди вокруг замедляют свой шаг, звуки становятся тягучей и противней, а воздух начинает мелко вибрировать от выброса адреналина вперемешку с непроизвольной телепатической волной. Бонни моргает, отчаянно надеясь на галлюцинации, из-за которых она сейчас видит Кая Паркера в паре десятков метров от себя. Грубый толчок в плечо отвлекает её от созерцания кошмара прошлой жизни, восстанавливая привычное течение времени, а когда она отводит взгляд от недовольной жизнью женщины, что даже не извинилась, то высокая фигура ведьмака уже находится напротив неё, отрезая все пути к отступлению. Кай окидывает её фигуру незнакомым взором, а потом кивает на ближайшее кафе с непонятными целями. Впрочем, сие место с большим трудом можно назвать "кафе", и от этого почему-то становится проще физически. Бонни легко перенимает его тактику общения - просто предупреждающе сужает глаза, многозначительно оглядывая лавирующий поток галдящих людей, поправляет лямку потёртого рюкзака и осторожно скользит поперёк живого течения, затылком ощущая напряжённый взгляд. Беннет по привычке залезает в телефон и проверяет дату. С момента, когда она выпустила Паркера из тюрьмы, созданной собственноручно, прошло несколько лет (точное время предпочитает не вспоминать). Спустя шесть минут и двадцать восемь секунд кофе из непонятной субстанции лениво перекатывается на дне чашки, пока Бонни задумчиво тыкает в пузатый бок, примеряя, сколько нужно силы, чтобы уронить керамический сосуд, и с лёгким любопытством сканирует Кая, вольготно развалившегося на стуле. Он раздражающе барабанит пальцами по столу и молчит уже несколько минут, отчего раньше Беннет уже бы вспыхнула и выкинула что-нибудь глупое, скорее всего, несовместимое с жизнью. На самом деле, её самоконтроль всегда был в ужасном состоянии. Но нынешняя Бонни лишь устало вздыхает, чувствуя намёк на головную боль, и переводит взгляд на замызганное окно, где солнце медленно, но верно уплывает за горизонт, склоняясь перед ночью. Висок вновь обжигает вниманием, однако девушка не замечает почти болезненную жадность в глазах Паркера, погруженная в причины наступившего дня.

***

В начале нового этапа жизни её переполняли надежда и азарт. Напополам с болью, которая как старая-старая куртка - была вся в дырах, заплатах и тепло не держала, а выбросить не можешь - так привыкла её запаху и ощущению. Казалось, что Бонни родилась с этой болью, въевшейся в род Беннетов крепко-накрепко, и жить без неё не представлялось никаким образом. Тогда Бонни застыла в комнате с собранными к путешествию вещами и чувствовала, как едва уловимый Энзо за спиной вновь обнимал её, целуя в шею. Сент-Джон горячо шептал о том, что ей нужно двигаться дальше, без него, и стать счастливой несмотря на потери, вопреки всему произошедшему, а, значит, пора было разрушить их островок, оторванный от реальности. И ведьма, слишком привыкшая к тому, что она постоянно что-то должна, обязана, сделать, прислушаться к чужому мнению и не помнить себя, медленно кивнула, спешно глотая зародившийся крик. Их потрёпанная хижина, с отзвучавшей гитарой, свечными огарками и уютным весенним теплом, по молекулами растворялась в пустоте, откалывая куски счастливого, посреди царившей вокруг анархии, прошлого. Энзо смотрел ведьме в глаза, держал ладони на смуглых щеках, стирая её непроизвольные слезы большими пальцами, и улыбался с толикой горькой необходимости, но так мягко, из-за чего и Бонни не могла сдержать улыбку, хотя безумно хотелось уйти вместе с ним. И это гениально простое решение - обменяться собственной жизнью с жизнью Елены - стало невыполнимым после рокировки Сент-Джона, взявшего с Беннет клятву не следовать раньше срока за ним и постараться сделать всё возможное, чтобы найти способ снять проклятие Кая. Энзо уходил спокойно, зная, что его девочка не будет действовать неразумно и исполнит их общее желание - увидеть весь мир и обследовать каждый уголок планеты. Энзо уходил и (не)осознанно выдирал огромную часть её души. Воспоминания о Паркере Бонни старательно заслоняла бетонной стеной в сознании, но избавиться не могла - связь с созданной тюрьмой ощущалась слишком очевидно. Кай яростно рычал в клетке, вырывался из цепей, орал до изнеможения, пытаясь собственным голосом перекрыть музыку, и перечислял весьма изощренные способы, которыми он её уничтожит - Бонни даже порой заслушивалась. На беспокойство Кэролайн она лишь улыбалась и тайком потирала виски, проклиная чёртового Када, не предупредившего о подобных побочных эффектах телепатии. Впрочем, зная Аркадия, он, вероятно, только наслаждался мучениями тех, кто попал в его сети. Сама Кэролайн после смерти Стефана целиком и полностью ушла в заботу о близняшках, выплескивая всю нежность и любовь, которую она не растратила. И Аларик поступал точно также, но у него, помимо семьи, была ещё и школа для сверхъестественных детей. Признаться честно, когда Зальцман начинал говорить о том, что он собирается внести в школу, как будет учить магии и осторожности юных дарований, у него настолько счастливо сияли глаза, что Бонни почти верила: его жизнь не была омрачена смертями любимых женщин. Зато, когда он говорил о любви к Форбс, его радость заметно убавлялась, на что Беннет только качала головой - казалось, он старательно убеждал сам себя в этом, и ведьма тут ничем не могла помочь. Даже магия и человеческая природа были бессильны против любви, даже если её никогда не существовало. Мэтт решил остаться в Мистик Фоллс, помогая в качестве шерифа вернуться жителям обратно в свои дома, убеждая их в том, что это безопасно. И этим своим решением он казался невероятно сильным и настолько же глупым, потому что сама Бонни не представляла, что будет с ней, если она останется. И дело даже не касалось обещания - просто Беннет, как телепат, только теперь чувствовала, какой жуткой, жадной энергетикой обладал родной город. Словно огромная пиявка, высасывающая жизненные силы и положительные эмоции. Конечно, было ясно, что таковым его сделали те люди и существа, что жили во тьме и умерли не своей смертью сотни, если не тысячи, лет назад, но Бонни с лихвой хватало собственной темноты и глубинного мрака Кая, чтобы каждый день терпеть голодную пасть, что впивалась бы ей в душу. Возможно, такие, как Мэтт - стойкие, живучие и сохранившие свою человечность - сумеют исправить сложившееся положение вещей, но ведьме хотелось об этом узнать уже гораздо позже. А Деймон, в свою очередь, решил присмотреть за Донованом, руководствуясь фразой "а то вдруг себе что-то важное отстрелит". Но все и так понимали, что последний Сальваторе не хотел пропустить момент пробуждения Елены, и от этого у Беннет слегка сосало под ложечкой. Безусловно, Деймон был и являлся её лучшим другом (хотя кто бы мог подумать об этом несколько лет назад, верно?), наверно, поэтому она так хотела, чтобы он пошёл вместе с ней. Весёлый, дружеский броманс - с выпивкой по вечерам, вечными подколами, блинчиками от шеф-повара Сальваторе, и не пришлось бы каждую ночь вспоминать, что близкие отдаляются всё сильнее от неё. Но Бонни сама бы ни за что не предложила ему путешествовать вместе, а у Деймона всегда в голове был только один образ, и уж точно не ведьминский. Поэтому Бонни оставляла за собой Мистик Фоллс, и преследовавшая её всю жизнь слабость отступала, будто возвращая ей потраченные силы и моральный дух, что использовались лишь в личных целях. И девушка действительно получала удовольствие, когда кочевала из города в город, от одного памятника к другому, попутно подпитываясь от мистических мест. Она смотрела вниз с горы Рорайма, осторожно прикасалась к каменным стенам Мачу-Пикчу, впитывала воздух города Петра в Иордании и спускалась по реке Ли в Китае, чтобы затем очутиться в Индии, Японии, Австралии, Малайзии. С каждым новым местом мир вновь и вновь ширился, и иногда Бонни боялась, что целой жизни не хватит, чтобы исследовать всю планету. Печально, что, узнавая всё больше и больше, Беннет понимала, насколько маленькой она была в целом мире и насколько невыносимо одинокой. Ей до истерики не хватало Энзо: его иронии, улыбки, присутствия; звонки Деймону и Кэролайн не спасали (не то и не так), и путешествие больше не казалось такой уж хорошей затеей. Ей хотелось вернуться в крохотный, узенький мирок в Вирджинии, запереться и забыться тяжёлым сном. Однако Бонни всегда была упрямой и отчаянной, потому двигалась лишь вперёд без оглядки, даже когда сердце разрывалось на куски. Но что действительно омрачало её путь, так это нестерпимая мигрень, рождаемая не только воплями Паркера, но и самим его существованием. Возможно, к этому нужно было привыкнуть, или научиться как-то блокировать, но Бонни не знала, каким образом, и все попытки заканчивались провалом. Либо у Кая была такая лужёная глотка, либо вампирская регенерация делала своё дело. Однажды он так её достал, что разозлённая готовившаяся ко сну Бонни непроизвольно переместилась в тюрьму. Её сразу оглушила громкая музыка и плавный голос вокалиста Spin Doctors, отчего пришлось пару мгновений приходить в себя, опираясь о барную стойку и прикрывая веки от ярких вспышек. - Смотрите, кто посетил мою скромную обитель! - по-змеиному прошипел Кай, гремя цепями и издевательски улыбаясь - Бонни не видела этого, но знала, чувствовала, как создатель клетки. И как личность, знавшая его достаточно хорошо. "Just go ahead now", - мелодично пропел вокалист группы, а Беннет, наконец, посмотрела на собственного пленника. Ей хватило лишь взгляда, мгновения, секунды, чтобы задохнуться нахлынувшей на неё ненавистью по отношению к Паркеру - существу (даже не человеку), способному только убивать и сеять хаос. Все утраты, всё горе, отчаяние и ярость обрушились на неё вновь, словно не было смерти ведьмака и отпустившей её душу червоточины. И не было места, куда Бонни постаралась спрятать всю свою тьму. Кай являлся чистейшим олицетворением всего, что Бонни презирала и отвергала. Он был хуже Первородных - у тех, пускай и в несколько искажённом виде, особенно у Клауса, всё-таки существовала любовь к семье. И, как бы они не грызлись между собой, когда возникала угроза извне, без раздумий объединялись и на время забывали междоусобные распри. Он был хуже Сайласа, поскольку у того, даже спустя столько веков, оставались чувства к Амаре. Вот кто действительно мог бы составить ему конкуренцию, так это Аркадий. Вероятно, из-за того, что в какой-то степени их истории были схожи. Их обоих предали те, кому они доверяли больше всего и рядом с ними не было никого, кто мог бы остановить развивающееся безумие в сознании... Стоп. Эти мысли заставили Бонни встрепенуться. Как и то, какой она отражалась в лихорадочно мерцающих кристально-голубых радужках. Она с неким недоумением и внутренней дрожью осознала, что стоит прямо напротив вампира и держит тот самый нож из девяносто четвёртого, застывший у горла смеющегося мужчины. Беннет нервно отошла от Паркера, всей сущностью чувствуя его режуще-колющий взгляд, а нож, по велению её воли, растворился в воздухе так же быстро, как и появился. Кай жадно и отчаянно съел глазами момент возникновения магии, а затем улыбнулся ей, пошло облизнув губы. - I'm the one that loves you, baby, can't you see? - томно протянул он, отчего Беннет мгновенно скривилась, с трудом подавив желание передёрнуть плечами. А затем на долю секунды ощутила тот самый страх, который возникал только рядом с ним. Внутри Паркера по-прежнему зияла пустота, и всякий раз та засасывала ведьму в свою бездонную глубину. Ублюдок умудрялся даже в абсолютно безвыходном положении манипулировать с паучьей кропотливостью. Это было слишком. Тогда Бонни ушла, сбежала, ломая голову над тем, что же затеял Паркер. Однако Беннет было некогда постоянно ждать удара под дых. Она продолжала странствовать по свету в поисках избавления от проклятия и запечатления всего и вся. Её заносило к шаманам, народным целителям, экстрасенсам, ясновидящим и, конечно, ведьмам. Стоит признать, ковены зачастую весьма приветливо встречали потомка Кетсии, и, хотя не допускали к книгам рода, тем не менее, старались помочь. Вот только все, совершая пассы над Бонни и произнося слова, слишком знакомые ей самой, только разводили руками. "Слишком мощное... Незнакомое... Заклинатель мёртв...", - из раза в раз слышала она набившие ей оскомину фразы, и злость нарастала, как снежный ком. Сама не зная почему, позже Бонни вновь появилась в тюрьме Паркера. На этот раз ему даже не пришлось ничего говорить - настолько застилала ведьме взгляд иссиня-красная пелена бессилия. Её рука почти вцепилась ему в горло, как Беннет осенило - он этого и ждёт. Вот что она видела в его глазах тогда: ожидание. Он ждал, планировал, что в конечном итоге ведьма взбесится и коснётся, благодаря чему он бы получил сверхдозу магии, раз из пространства вытянуть её не получалось. Умно, Паркер. Хитрый сукин сын. И в этот же миг Бонни, наконец, поняла, что же в первый раз остановило её от удара. Интуиция. Нанеси она хоть ему малейшую рану тогда, пути назад больше не было. Если раньше она калечила Кая, так как не было иного выхода, то в тот момент он был беззащитен и полностью в её власти. Шагни Беннет чуть дальше, за черту, то просто не смогла бы жить с осознанием того, что поддалась его манипуляциям, растаптывая не только собственную гордость, но и принципы, заботливо взращенные Шейлой. И Бонни не была уверена, что, познай вкус крови Паркера, сумела бы остановиться. Как бы она сумела смотреть на себя в зеркало, видя его в отражении? Нет, Бонни никогда и ни за что не будет играть по его правилам. С неё хватит. В этот раз она даже не стала ничего говорить. Лишь окатила Кая полным жалости взглядом и ушла. А, исчезая, улыбалась: ненависть Паркера, иглами втыкающаяся в спину, переплеталась с её собственной и слишком приятно обжигала нутро. С тех пор Беннет несколько лет много раз возвращалась в клетку и использовала выработанную стратегию - молчание. Потому что ничто так не бесило Кая, как молчание и игнорирование его величественной персоны. Даже извечная "Two Princes", которая вскоре стала выносить мозги уже самой Бонни, не выдерживала никакого сравнения, когда ведьма просто усаживалась на стул и сверлила Паркера взглядом, ни на что не реагируя. До этого Беннет додумалась не сразу. Сначала её постоянно заносило; получилось из рук вон плохо сдерживать гнев при виде человека, спокойно, даже с наслаждением, зарезавшего собственного близнеца и родных. Да и еретик тоже подливал масло в огонь: то начнет в красках обсуждать, чёрное ли сердце у Деймона, то смаковал моменты убийства младших братьев и сестёр, то очень точно и едко целился словами в слабости Бонни. Но не только её сила была нужна Паркеру. Ему стало необходимо, как воздух, внимание, безоговорочное и всеобъемлющее. Скорее всего, его недостаток развился еще в детстве, когда Каю чётко обозначили, что он - отброс в собственном доме. И дни рождения его и Джо (в девяносто четвёртом Беннет удалось заметить пару фотографий) праздновали скорее для одной близняшки, а маленький пожиратель магии оставался не у дел. И даже попытка вырезания семейства - Бонни всякий раз морщилась, но признавала - тоже стало своеобразным "Посмотрите на меня! Ваш ублюдочный сын здесь, и он никуда не делся!". И понимание такой стороны Паркера стало прорывом. Ведь Беннет больше ничего не нужно было делать - только купаться в обоюдной ненависти и молчать, делая вид, словно Кай - пустое место. Он кричал больше и сильнее, будто за двоих, жалил всё интенсивнее, с каждым разом повышая концентрацию яда, и чуть ли не брызгал слюной во все стороны, пока ведьма старательно выставляла блоки против его разрушающих речей. Кай думал, что своими появлениями и надменной немотой она издевалась над ним. Отчасти он был прав, но лишь отчасти. Ведьма, на самом-то деле, сама не понимала, зачем возвращалась, ведь каждое появление в обители Паркера словно выжигало нечто внутри неё. Но она уже не могла не приходить, чувствуя себя наркоманом в ломке, что видит рядом с собой шприц, а рука сама тянется. Вот только для Бонни это был шприц со слабым лекарством от одиночества и собственных ошибок. Лишь вдыхая их взаимную ненависть, смакуя её на языке и проглатывая, ведьма чувствовала себя живой. Не призраком, затерявшимся среди прошлого, не оборотнем, воюющим с масками внутри себя, и не вампиром, захлебнувшимся кровью врагов. Всего лишь человеком. Родная бабушка во снах просила одуматься, оглянуться и увидеть, чем её внучка становится. Бонни на это лишь пожимала плечами и смеялась до икоты: она совершенно не помнила, какой была "до", чтобы пытаться исправить, какой стала "после". Её ломали слишком часто, фундаментально и больно; ведьма даже весьма смутно помнила, что было до того, как Стефан Сальваторе появился в городе. Или до того, как в её жизнь вошёл Энзо. Однажды, когда в душе Беннет царил сумбур, тоска и уныние от очередной пустышки в виде знаменитого экстрасенса (по существу, шарлатана, которому, впрочем, она объяснила, как нехорошо разводить наивных людей на деньги), она вновь возникла посреди бара и лишь чудом не словила в печень отломленную ножку стула. Паркер с широкой безумной улыбкой замахивался вновь, и Бонни, ничтоже сумняшеся, сломала ему позвоночник, выворачивая суставы. Затем усаживала Кая за тот самый, вновь созданный, стул, натягивала те же самые цепи, слышала хруст срастающихся костей и испытывала чересчур масштабную жалость к нему. Ведь ему не дано было чувствовать ничего, кроме иссушающей жажды разрушать всё к чему прикоснётся. Саму Беннет же он чуть не разорвал на куски, но Бонни была готова признать: тогда, в тысяча девятьсот девяносто четвёртом, именно она начала игру, отправив кирку аккурат ему в грудь. Наверно, потому она склонилась над ним так близко, что чувствовала, как плавится кожа на лице под его взглядом, и проникновенно шепнула: - Как же мне тебя жаль. Кай на это лишь клацнул зубами и оскалился. Иногда они молчали оба. Просто отключались от песни и внимательно изучали друг друга глазами. Странно, но ни он, ни она, не чувствовали особый дискомфорт от взглядов, рыскающих по телу в поисках слабых мест противника. Разве что адреналин, плавающий в крови вместе с ядовитыми ножами и колотым льдом. Они молчали, и Бонни казалось, что только молча они оба могут мыслить рядом друг с другом рационально. Словно слова были преградой, пустой шелухой, не позволяющей им домысливать нужное и отвергать лишнее. В этой тишине мыслей, наполненной только инстинктами и эмоциями на грани сумасшествия, Бонни вдруг осознала, что знает Паркера лучше кого бы то ни было. Их тишина порой становилась почти уютной, и это пугало ровно настолько, насколько и утомляло. Потому, спустя столько лет едких гляделок и редких проблесков умиротворяющего молчания, Бонни зачем-то порывалась ему сказать, что из-за его тюрьмы она больше не стареет. Что у неё иссякает надежда на избавление Елены от оков вечного сна; что сейчас, смотря на него и пережив несколько его неудачных попыток убийства, она не ощущает той же ненависти, какую должна ощущать. Что где-то внутри неё растёт чёрный пыльный мешок из осевшей щёлочью ярости к нему, дикой тоски по Энзо и склизкого отвращения к тому, во что она превращалась. И что процесс уже не обратим. Может быть, Бонни всего лишь превысила допустимую дозу ненависти, отмеренную каждому человеку за жизнь, и поэтому ей становилось так беспросветно отчаянно, что крики почти каждую ночь безмолвно оседали на очередных стенах очередного мотеля. Новый день становился пыткой: она не понимала, что чувствовала и что должна чувствовать. Пыталась удержать эту ненависть и этот гнев, вновь взрастить их, но внутри ничего не отдавалось прежней лавой эмоций. Бонни сбилась со счета, сколько раз набирала номер Деймона, Мэтта, Кэролайн и Аларика, а затем стирала цифры и закрывала глаза, потому что не могла перекладывать на плечи друзей её и только её проблемы. К тому же, она знала, что все будут только рады тому, что их подруга отпускает ярость и старается жить дальше, не понимая, что ненависть - почти то единственное, что до сих пор держало её живой. Да и ведьминский темперамент нашептывал гордое "ты справишься". Но не получалось, не справлялась; в бетонной крошке и змеиной коже оставались только Бонни и Кай, на которого она всякий раз смотрела, абстрагируясь от края мира, в котором исчезает её место. Все потери, с самого начала пути и по настоящий момент, в конечном итоге, выпили её эмоции и чувства, оставляя после себя выжженный лес и пепел. "Какой силы должна быть боль, чтобы отключить болевой порог", - как-то раз задумалась юная Беннет за два дня до встречи с Дэймоном, и лишь в сознательном возрасте нащупала эту самую грань, точку соприкосновения двух плоскостей, разрывающих напополам. А ещё, вслед за пустотой, возникала невероятная выматывающая душу усталость. Ни секунды не проходило, чтобы Бонни не ощущала, как все клетки её организма воют и стонут в тоске и желании перестать существовать. Краски вокруг теряли цвета, звуки - громкость; тошнота постоянно подступала к горлу, отчего все силы уходили на то, чтобы сдержать спазмы. Мир, как в дурацких рекламных роликах про головную боль, сжимался и сжимал её вместе с собой. Но Бонни всегда держала слово перед собой (и особенно Энзо), чтобы не совершить суицид, как пятнадцатилетняя влюблённая идиотка. Слишком легко, слишком просто; не для того она пережила Паркера, Сайлоса и Первородных. Беннет не привыкла сдаваться и опускать руки, даже когда кашляла кровью, и жизнь вдавливала её лицом в пол. К тому же, мир был не познан до конца, а, значит, у неё еще оставалось незаконченное дело. Как там говорили? Ненавидеть - значит, быть побеждённым? Бонни была готова ко всему, только не к статусу проигравшего. Ей слишком многим пришлось пожертвовать, чтобы победить, чтобы выжить, чтобы защитить родных, так или иначе. И если ради того, чтобы помочь Елене и Деймону обрести счастье, нужно выпустить монстра наружу, значит, она так и сделает. Всё-таки, однажды ей уже приходилось так поступать, но в этом случае Беннет знала последствия и была готова их принять. Пускай сделки с совестью и дьяволами у неё получались из рук вон плохо, но они были всегда. Играть зачастую приходилось очень грязно. Когда Бонни, в один из их очередных вечеров "кто кого пережуёт глазами и выплюнет", вдруг открыла рот и предложила выход из тюрьмы - со своими условиями, конечно - Кай хохотал до изнеможения, потому что не думал, что железная ведьмочка сдастся так просто. К тому же... - Я могу подождать, пока ты насколько слетишь с катушек, что выпустишь меня. Ну, или пока не сдохнешь, - тогда ласково улыбнулся монстр, запертый в теле мальчишки. На что Бонни лишь вздохнула (она ожидала подобную реакцию) и безразлично бросила ему перед уходом: - Ты недооцениваешь мою роль жертвы. Даю тебе день, Кай. Когда ведьма спустилась в клетку в следующий раз, Паркер мгновенно согласился, насторожив этим уже Беннет. Он был совершенно спокоен и даже чуть равнодушен, но Бонни-то видела, как жадно мерцает бездна в его глазах. Он считал, что сумеет разрушить запрет на убийство, но не понимал, что эта магия иного толка, и будет наложена непосредственно на само сознание, наподобие ограничителя. Для того, чтобы его снять, Каю пришлось бы сойти с ума ещё больше, чем есть, и в состоянии абсолютного безумия найти в себе силы на уничтожение того, что будет прятать сам разум. Но, разумеется, рассказывать об этом Бонни не собиралась. За годы странствий Беннет нашла несколько видавших виды книг, до которых даже дотрагиваться нельзя - перелистывала магией. И одна из них была дневником такого же, как она, телепата, решившего записать свою историю и увековечить память о себе. Но Бонни, раз прочитав, больше к ней не притрагивалась, ведь в жизни этой ведьмы, как и в её собственной, были лишь проблески радости. Затем смерть, агония и безумие, а, зная уже двух представителей такой силы, сошедших с ума, трудно не задуматься, что же Беннет ждёт в таком случае. Однако и Кад, и безымянный телепат, предпочли уничтожать всех и вся, в то время как Бонни отрицала саму возможность такого решения. Убивать ради того, чтобы стало легче, всегда казалось ей полной нелепостью: порождая боль, в самом себе боли меньше не станет ни на йоту. Кай этого совершенно не понимал, но ему предстояло узнать. Ломать тюрьму было страшно - вид откалывающихся осколков бара отозвался жгучим, ранящим дежавю. Но она это сделала, лишь почувствовав, как груз на её плечах рассыпался пылью и облегчением. И позволила совсем чуть-чуть представить себя мёртвой и увидеть улыбку Энзо, что с рвущим душу укором и гордостью обнимает возлюбленную. Паркеру же хватило доли секунд, чтобы схватить Беннет за горло и поднять над землёй, позволяя сетке вен проявиться на красивом личике вместе с ликованием и жаждой мести. Ведь он способен убить сейчас ненавистную ведьму и никто об этом не узнает. - Ты не включила в сделку себя, - словно маленькому ребенку, радостно пояснил Паркер, но с неудовольствием замечая, что Бон-Бон не сопротивляется и смотрит в ответ совершенно пустым взглядом. - Потому что, как исполнитель магии, я не могу наложить запрет на себя, - хрипло проговорила Беннет, с трудом вдыхая воздух и теряя связь с реальностью. Кай на это лишь удрученно цокнул и с явным наслаждением продолжил сжимать тонкую шейку, хотя ему было достаточно слегка увеличить хватку - и пальцы почувствовали бы изнутри её трахею и позвонки, и рот наполнился кровью и мясом давно преследуемой жертвы. Но ощущения были не такие, как он себе представлял; он не чувствовал привычного азарта от пойманной ведьмочки, не видел в кислотных глазах жизнь и борьбу - внутри ничего не было и не резонировало с его яростью. Спустя мгновение, Паркер понял, что видел: ожидание. Ожидание конца всему, ожидание смерти. Умно, Беннет. Маленькая стервозная тварь. Он отпустил её, напоследок всё-таки сделав пару глотков сладкой крови. Их договор был в силе и действовал даже на мысли - от образов разбросанных конечностей Елены у него начинала болеть голова и охватывала слабость. Кай, чёрт возьми, Паркер не мог убивать и от этого ему хотелось убивать ещё больше, но что только не сделаешь ради того, чтобы вновь ощутить вкус свободы на языке. К тому же, будучи в аду в близком знакомстве с Кэтрин, он знал кое-что об телепатах и с нетерпением ждал момента, когда руки вновь смогут познать всю сочность алого цвета. - Врушка из тебя неважная, Бонстер, - пробормотал Кай, наматывая на палец прядь тёмных отросших волос и с любопытством наблюдая за мелькнувшей искрой в глазах Беннет. - Скован здесь не только я, не так ли? Бонни на это лишь пожала плечами и натянула безразличную улыбку, на что Паркер неопределенно хмыкнул, поднимаясь на ноги и удаляясь прочь. Ведьма же поднялась только, когда стих голос мужчины, напевающий свою самую ненавистную песню. Ей хватило несколько дней, чтобы добраться до Мистик Фоллс. Она под покровом невидимости, беспросветным дождем и мессивом под ногами вновь присутствовала на своих похоронах. Это было даже смешно - сколько раз она, в том или ином смысле, умирала, но позже неизменно возвращалась. Их было меньше, чем в прошлый раз, но гóря, тяжелой волной опускающегося на кладбище, хватало с лихвой. Кэролайн и Елена плакали, не скрывая слёз, Мэтт стискивал зубы и сжимал кулаки, словно собираясь поколотить Беннет за смерть. Аларик, держа близняшек за руки, рассказывал, какой прекрасной была тётушка Бонни, и девочки живо вытягивали шеи вперёд, будто в надежде разглядеть эту пресловутую "прекрасность". Дориан неловко переступал на месте, явно ощущая себя неловко на похоронах девушки, которую он почти не знал, а Деймон, удерживая ослабленную отчаянием Гилберт, раскачивал в свободной руке бутылку бурбона, не решаясь выпить, хотя ведьма-то видела, насколько сейчас был нужен алкоголь вампиру. Она понимала, что должна сейчас выпрыгнуть из табакерки и выпалить "Сюрприз!", чтобы затем утонуть в дружеской облаке тепла. И тогда почти всё вернулось бы на свои места. Вот только эмоций не было: их выело, растворило. Беннет знала, ощущала умом, что должна что-то чувствовать, глядя на свою поредевшую семью, но внутри ничего не отзывалось. Пожалуй, единственное, что тревожило Бонни - это солёная вина за то, что со всеми произошло. Соверши она в тысяча девятьсот третьем иной выбор, в этот самый миг всё было бы иначе. Вероятно, он бы и не наступил, и многие были бы живы, как и она сама. Но в тот миг был единственный шанс окончательно вырвать изнутри связь с прошлым, не оглядываясь и не сокрушаясь, если она хотела действительно попытаться жить. Разорванные эфемерные узы пронзительно развевались на ветру, когда Бонни навсегда уходила из Мистик Фоллс и вырезала себе память.

***

Странно, но Беннет совершенно точно знает, что за все эти годы Кай никого не убил, но также точно чувствует запах металла, исходящий от его одежды. С другой стороны, она не запрещала никого пытать или разрушать морально, так что, как она подозревала, Паркер оттягивался по-полной, так и не сумев разорвать сделку с дьяволом. Они оба опять молчат. Оглядывают себя, друг друга, людей, и в молчании им абсолютно нормально. В глазах Кая отражается её лицо, и Бонни вдруг думает, что он, наверно, страдает той же проблемой, что и она - бесцелием и нецельностью. Он не мог убить никого и никак, и не мог убить её саму, потому что ей этого хотелось. Смысл его жизни оказался запечатан, и страдавший дефицитом внимания и смертей мужчина явно не знал, что всё-таки делать со своей недожизнью. Действительно, скованы оказались они оба. Бонни настолько погружается в раздумья, что замечает протянутую ей ладонь, лишь когда Кай показательно кашляет и начинает раздраженно скалиться. Она же отстранено смотрит на руку Паркера, почему-то хочет ляпнуть "у тебя красивая ладонь", но настойчиво давит в себе совершенно неуместное желание и смех. Ирреальность происходящего просто зашкаливает, и будь это намного раньше... Что ж, подобного не случилось бы в принципе. Кай Паркер и Бонни Беннет были совершенными антиподами и не испытывали друг к другу ничего, кроме ненависти. Но сейчас она была уставшей и полностью нейтральной к человеку, уничтожившему свой ковен. Бонни всё равно помнила это, помнила боль свою и Аларика, Тайлера и Деймона, но теперь, когда она одна, оторвана от целого мира и почти без души, а также без элементарного знания "что делать", события прошлых лет казались невероятно далёкими и приглушёнными. Человек напротив неё до дрожи знаком внешне, но кто внутри - она уже не знает. Перемены чувствовались на ментальном уровне: может, отсутствие убийств положительно сказалось на психике маньяка? Смешно, конечно, и маловероятно. А ведь Кай ей когда-то нравился. До того момента, как она нашла газету про жуткую резню в Портленде. Интересно. Любопытно? Немного. Бонни отставляет остывший кофе в сторону, чуть улыбается и пожимает крепкую ладонь, ловя в ответ широкую улыбку и отблеск тусклых ламп в голубых глазах. Даже если Паркер хочет отомстить ей за годы заточения, даже если хочет сломать запрет... Бонни совершенно плевать.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.