Разрыв

Джона все ещё трясло. Последнее, что он помнил — это чёрный туман, застилающий взгляд, шум в голове, голоса как в том храме Монаха. Да уж, если Ад всё же существует, черти побоялись вылезти из него, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Сейчас Джон начал снова чувствовать как человек. Холод, темнота, над ним кто-то стоит. — Эйден, скажи, я никого из наших не убил? Меня только это волнует. Гюнтер, успевший едва ли не задремать на ходу, вздрогнул и вскинул голову. Огляделся. В целом, это место посреди американских Пустошей было ничем не хуже другого для короткого привала. Как-то с трудом он представлял себе, как в подобном состоянии притащит Джона к нему домой. Так что, опустив американского Лидера на землю, немец присел рядом с ним и вытер с лица несуществующий пот. — Нет тут Эйдена. Но я могу ответить: не убил. Каким-то невероятным грёбаным чудом не убил. — Гюнтер, — Джон приподнял голову и застонал, — почему ты не дома? Я же велел тебе валить оттуда. — Можно подумать, ты бы тогда тихонечко свернулся и сам сюда дополз, — буркнул Гюнтер. — Решил проводить тебя. Чтобы по пути ещё к кому со своим сраным уставом жизни не прицепился. — Спасибо, — Джон вздохнул. — Дальше я, пожалуй, сам дотащусь. Не беспокойся обо мне. — А я не о тебе беспокоюсь. Нет... о тебе в меньшей степени. Я беспокоюсь о тех, кто тебе встретится. Поэтому я тебя доведу до дверей и сдам Дугласу с рук на руки. Я не могу тебе доверить тебя же в таком состоянии. — Хорошо, спасибо за заботу, — ответил Джон. Сил злиться не было. В принципе, Гюнтер прав. Он идиот. Но если бы не эти его припадки, кто знает… Кто бы быстрее грохнул Гюнтера? Демоны Монаха, ловушки Корбина или проклятый Железяка, который на выходе попытался поиметь их всех? — Спасибо. Блять. За заботу? — Гюнтер поднял на Коннора тяжёлый взгляд и сплюнул между словами русское ругательство. — Это всё, что ты имеешь мне сказать, да? Это всё, мать твою?! — Хорошо, Гюнтер. Что я должен тебе сказать? Перечисли, я никуда не спешу, — процедил Джон сквозь сжатые зубы. — Хотя бы то, осознаёшь ли ты, какой ты в этот раз был законченный идиот?! — немец не выдержал и поднялся на ноги. — Тебе, сука, ясным языком сказано было: дома сиди! Не суйся! Разберёмся без твоей царственной рожи! А знаешь почему, знаешь?! Потому что, нахер, уже все, кроме тебя, походу, поняли: стоит тебе куда-то сунуться — и следом радостно бежит Папочка Скайнет, чтобы его деточка не заскучала! — Знаешь, Гюнтер, папочка сука Скайнет рванет в любую точку мира, чтобы мне подгадить! И если ваши смерти сделают мне больно, ослабят меня, он вас пришьёт не задумываясь! Поэтому лучше я буду рядом и отведу от вас удар, понятно?! Чем мне сообщат, как хренову тучу раз до этого, что кто-то умер, а я не успел!!! Джон орал вдохновенно, он приблизился к Гюнтеру, нос к носу. Потом отступил. В нём будто что-то надломилось. — А если, блять, мы умрём от того, что ты появился рядом?! — рыкнул Гюнтер, недобро прищурившись. — Я разбирался. Я пришёл к брату, я с ним практически мирно договорился! Но тут притопал ты — и всё завертелось в твоей любимой сраной карусели! Причём да, мне как раз ещё и прилетело рикошетом! И мне, и Гансу, и всему Парижу! Что такое, а?! Что скажешь? Или я пёс, и мне вообще нельзя довериться, обязательно было за поводок ухватить, даже если этот поводок придушит?! — Я никому не доверяю, — ухмыльнулся Джон, — у меня это с детства. Хорошо, Гюнтер, ты прав. Я идиот. Хочешь меня наказать? Давай. — А зачем? — Гюнтер вскинул руки. — Зачем мне пачкаться? Топай к Скайнету, спусти брючки и попроси тебя отшлёпать. Или выебать в дырочку. Ты же его личная пизда и подстилка теперь! В самом деле, мы-то тут причём и зачем? Зачем мы ему, если у него есть послушная соска Коннор?! Джон врезал Гюнтеру от души. Можно было бы конечно напомнить, сколько народа лично он порешил под контролем Скайнета, но захотелось просто по-мужски ему вьебать. — Не нравится? Тогда соси сам! Сам думай, как остановить эту суку железную, если я такой дебил! Может, ты ебёшься лучше, Гюнтер?! Или, думаешь, не знаю, как ты налаживал отношения с Корбином?! Я-то Железяку нахуй послал! Гюнтер отшатнулся, но тут же прыгнул вперёд, утробно рыча. Где-то на горизонте волной прокатился гром, словно стократно усиленное эхо волчьего рыка. Его ответные удары сопроводили первые вспышки молний. — А ты не подглядывай за другими, шлюха! У тебя-то уже и методов других не осталось, кроме как со Скайнетом трахаться! Выжившая из ума шлюха! Джон даже опешил от такого эмоционального удара, потом сам рванулся к Гюнтеру, их губы столкнулись в злом поцелуе. — Что, блядь немецкая, ты пристал ко мне? Тогда неправильно закончили наш маленький спарринг? — Вот да! — Гюнтер оскалился, за волосы оттаскивая Коннора от себя. — Надо было тебя на месте кастрировать, чтоб даже наниты не поняли, что там что-то было! — Не пойму, Гюнтер. Что тебя так бесит? Что я ебу Скайнет, или что ты не ебешь меня, а? — И то и другое! — прошипел немец, хватая американца за грудки и со всей дури швыряя его на камни. — А ещё то, что ты при этом упорно делаешь вид, будто так и надо, будто продолжаешь войну! Бесит эта твоя мнимая святость, Коннор. Радует одно: кое-что из всего списка я могу исправить прямо здесь и сейчас! — Ну давай, Гюнтер! Покажи, как ты крут! Главное, запомни: когда Скайнет придёт в твой дом, я посмотрю, что ты будешь делать! Положишь всех людей или положишь гадину под себя?! Гюнтер бросился вперёд и в диком прыжке вжал Джона в камни. Снова прогремел гром, первые капли дождя упали на землю и сцепившихся Т-3000. Капли были едкими, даже немец в первый момент передёрнул плечами. Впрочем, это его не отвлекло. Встряхнув головой, он вцепился огромными когтями в тело американца и с рыком вбился в него, процедив какое-то труднопереводимое ругательство на родном языке. — А это тебя уже не касается, Arschficker! Потому что тебя я точно зашибу, если ещё раз у нас появишься в ближайшую сотню лет! Странно, Джону было наплевать на удар когтей. Потому что Гюнтер его отверг. Стало как-то на все наплевать. И пусто внутри. Пусть делает, что хочет, пусть выпустит свою ненависть. И уходит. Джон вытянул руки вдоль тела и закрыл глаза. Радиодождь бил едкими струями по телу. На него тоже наплевать. Всё прошло быстро, и в то же время в каком-то помутнении. Гюнтер почти ничего не запомнил, нечеловечески рыча, шипя и плюясь ругательствами, яростно, по-животному работая бёдрами. Наконец он отвалился, сполз с Джона и перекатился на спину, подставил лицо под ядовитые струи. Отчасти даже жалея, что не может прямо здесь и сейчас в них раствориться без остатка. — Ненавижу тебя, — прохрипел Гюнтер. Да. Он ненавидел. Его. И себя. И пуще всего Скайнета, который сотворил всё это с их жизнями. Они могут лгать, притворяться, верить в собственную ложь. Но они всегда будут по-настоящему близки лишь друг с другом. И дело тут не в бессмертии или матрице. Джон, честно говоря, даже ничего не понял. Просто стало горячо внутри от контакта с чужими нанитами, и всё прекратилось. Он протянул руку и осторожно погладил Гюнтера по лицу. — Хорошо, это был твой выбор. После этого Джон закрыл глаза и провалился в темноту. А Гюнтер ещё какое-то время лежал и смотрел вверх, в кипящее грозой и радиацией тёмное небо. И был только рад тому, что едкие капли, смывая с него верхний слой нанитов, вполне успешно прячут его чёрные слёзы. Или заменяют их. Он сам не знал.