Контроль

This is a story about control, My control – Control of what I say, Control of what I do. And this time I'm gonna do it my way. /Это о контроле, Моём контроле – Контроле над тем, что я говорю, Контроле над тем, что я делаю. И в этот раз я всё сделаю по-своему./

Из тёплого здания службы Антонова попала прямиком в пасть клонящегося к концу дня города. Розово-фиолетовые, перемежающиеся с красными и жёлтыми, оттенки разлились по небу. Ветер касался только самых макушек деревьев, высаженных стройными рядами, и листья нашёптывали ритм этого вечера. Местами асфальт был ещё влажным, а тонкие нити, точно паутинки, тянулись от луж по всей парковке. Валя набрала полные лёгкие. Воздух всё ещё пах бумажной пылью, крепким кофе без сахара и суетой, снующей в четырёх стенах. Он пах работой. Женщина была бы рада выстрелить эти эпизоды из головы и жизни, но почему-то без них себя не представляла. Без ноги можно, без дома – тоже, а без работы – никак. Она часто об этом думала, и каждый раз, когда пыталась объяснить себе, зачем ежедневно возвращается в ФЭС, что-то ей мешало. Будто не совсем обязательно было знать правду. Вот и сейчас её собственные мысли заглушал шум от дороги, и на секунду ей даже показалось, что внутренний голос онемел. А потом она сверкнула синим взглядом, заметила под светом от только-только зажёгшегося фонаря Мору, и всё вернулось на свои места. Айлс стояла, прислонившись к водительской двери своего «Мерседеса», и безостановочно крутила ключи на пальце. Антонова помедлила всего пару минут, которых ей хватило на глупое решение подойти к коллеге. Быстро застучали по асфальту каблуки Вали, этот звук эхом отражался, собираясь где-то в центре парковочной площадки. И именно на него отреагировала американка, в миг выпрямляя спину и поворачивая голову в сторону приближающейся блондинки. Она была прекрасна. Идеальный макияж: ровный тон кожи, аккуратные стрелки, правильный контур губ. Пара собранных на затылке прядей, завитых на концах. Чёрный строгий костюм с приталенным пиджаком и юбкой с разрезом, который позволял видеть чуть больше положенного. И совсем ничего, что бы выдавало её внутреннее состояние. Что бы выказывало истинные эмоции женщины. Айлс не сдержалась от подобных мыслей и нервно усмехнулась. Она даже успела пожалеть, что не уехала раньше и одна. Взаимоотношения патологоанатомов были сложными, как бы сказала сама Мора – запутанными. Поэтому они и сами не рисковали их комментировать, оставляя глубоко личные переживания за дежурными улыбками. Ещё с самого появления Айлс в ФЭС Антонова ощутила жгучее непонимание того факта, что вместо Бориса она будет делить помещение морга с иностранкой. Что придётся терпеть её извечное присутствие поблизости, объяснять иногда и самые элементарные вещи и изо всех сил делать вид, будто саму Валю это не напрягает. Такой приказ поступил от Рогозиной, и блондинка не имела права противиться. Полковник, конечно, знала, что подруге нелегко придётся, но очень надеялась на её миролюбивый характер. Который, надо сказать, Антоновой лишь помог: за целый месяц посвящения Айлс в тонкости работы патологоанатома в России женщина умудрилась американку не убить. Даже ни разу не накричать или выгнать из морга на все четыре стороны. Только похвалить. И ещё – влюбиться в неё. А Мора с первого же дня в службе чувствовала себя заменой. Заменой Селиванову в постоянном составе сотрудников. Когда среди ночи её могли бессовестно вызвать на работу. Когда заставляли корпеть круглые сутки над отчётами, которые после всего обычно выкидывались на помойку. Когда летучки были чаще, чем возможность вдохнуть, и нагоняи приходилось получать со всеми. И уже немного позже она стала считать себя заменой Васильеву, бывшему мужу, в жизни Вали. Айлс почувствовала влечение к коллеге случайно. Просто однажды утром проснулась и подумала, почему бы ей не проводить последние минуты перед будильником в объятиях блондинки всегда. Это спонтанное желание заставило её сделать первый шаг. Первый и очень неосторожный. У них закрутился служебный роман. Где Мора не любила ни «служебный», ни «роман», потому что по отдельности звучало пошло, а вместе – хоть вообще в Америку возвращайся. Валя вопросительно вскинула бровь, отмечая непривычное для неё состояние Айлс. У той дрожали руки. Вены, разбросанные по запястьям беспокойными реками, пульсировали, точно кровь в них была раскалённой лавой. Сердце колотилось где-то в самом горле. Дыхание срывалось с губ рвано, по Антоновой ударяло резко, хлёстко, будто бы пощёчина. А глаза красивого зелёного цвета хамелеоном подстраивались под окружающую обстановку. Валю даже напугало подобное поведение Моры. Ещё ни разу за период их знакомства она не видела её такой. Иногда казалось, что ни в одном уголке мира нет вещей, которые нарушат баланс внутри Айлс. Которые выбьют землю из-под её ног. Настолько спокойной и рассудительной она прослыла в офисе, что объекты её работы позавидовали бы. Но однажды изменилось всё. Однажды, сама того не подозревая, Мора нашла себе личного нарушителя гармонии – Валю. Поведя плечом, Антонова скинула вьющиеся локоны на лопатки и услужливо улыбнулась. Мора же и пошевелиться боялась. Как опиралась ладонью на капот, так и стояла, боясь, что может рухнуть без поддержки. Обстановка накалялась, хотя вечер уже наступал на пятки и город сдался, начиная остывать. - Подвезёшь? – Валя качнула головой в сторону автомобиля. И Мора едва заметно скривилась, потому что сама собиралась предложить. Её всегда раздражала скоропалительность в действиях людей. Почему нельзя постепенно? После, опомнившись, Айлс приглашающим жестом указала на пассажирское сидение, и они отъехали от здания ФЭС. В салоне пахло пионами. Мора безумно любила их аромат. Антонова же терпела. Ведь ещё в детстве мама строго-настрого запретила грубить и осуждать чужие вкусы. А вкусы американки её тянуло осудить со всей грубостью, что кипятилась внутри неё. Ей не нравилось в Море абсолютно всё и, вместе с тем, всё нравилось. Валя знала, что это глупо, но ничего не делала. Потому что у неё и в мыслях не было заводить с коллегой что-то больше банальной интрижки. Айлс не обещала надолго задержаться в России, а Антонова, в свою очередь, не обещала любить до гроба. Блондинка очерчивала границами их отношения, разделяя личное и рабочее, и свято верила, что их обеих устраивал такой расклад событий. Как бы не так. Мора была ни разу не Валя. Она тянулась к женщине, как к солнцу. Она отдавалась ей душой, головой, эмоциями. Ей просто очень хотелось быть с ней. Но Антонова, наученная горьким опытом, контролировала себя. Валя с самого детства всё знала о контроле. Сначала родители контролировали каждый её шаг, потом она, став матерью, сама взялась контролировать каждый шаг своих детей. Она применяла на практике контроль над безусловными рефлексами. Например, можно было с лёгкостью не читать все подряд объявления на столбах. Условные рефлексы попадали под ту же раздачу: дыхание задержать — не проблема. А вот с контролем над чувствами она не была знакома даже в теории. Именно на них она повелась, когда выходила замуж. Именно на них повелась, разводясь. Вся её жизнь со Степаном была сплошным испытанием её чувств, которые, на самом деле, были жестоко обмануты. Она вечно всем и себе самой доказывала, что ну не может изменять он ей ни при каких условиях. Потому что любит. Потому что взаимности в их отношениях им было не занимать. Она, точно ребёнок, не мешала ему вешать лапшу на уши, пока он действительно гулял налево. Не раз и не два. А потом – по сценарию дешёвой мелодрамы, где в коридоре стоят чужие женские туфли и приторно-сладкий запах духов впитывается в стены. Только тогда Валя стала ругать себя за то, что не включила голову раньше. Холодный разум и отсутствие каких бы то ни было чувств спасли бы её от падения вниз. Теперь же она просто не доверяла людям, нуждающимся в ответных чувствах. Стоит дать слабину — и тебя растопчут, скинут с обрыва. Она едва восстановилась после болезненного развода, поэтому ничего неподконтрольного не желала. Только Мора всё так же не собиралась её понимать. И принимать бесполезность своих попыток завоевать доверие Антоновой. - Ты так и будешь молчать? – Валя коснулась руки Айлс, выдёргивая ту из раздумий. Американка хлопнула ресницами, чтобы прошёл морок, и с нахмуренными бровями чуть обратилась на блондинку. Антонова отметила поджатые губы и выступившую на лбу испарину, словно бы Мора попалась на месте преступления. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Мысленно Айлс выругалась по-английски. На русском она не выучила ни одного выражения, какое бы очень точно описало её текущее состояние. Что-то между зачитыванием приговора к казни через повешение и плавиковой кислотой, выжигающей лёгкие, которую откупорила самостоятельно. Ей снова показалось, что кожа горит, а кровь в венах бушует, пытаясь бежать в обратную сторону. Мора трудно сглотнула: - Ты просила больше не поднимать эту тему в наших разговорах. Я уважаю твоё мнение. - Да брось, милая, – Антонова усмехнулась, откидывая голову на подголовник и прикрывая глаза. Её забавляла сложившаяся по крупицам ситуация. – Ты мне нравишься, Мора, – она исподлобья бросила взгляд на американку – Айлс на этих словах ещё сильнее сжала пальцы вокруг руля. – Ты мне правда очень нравишься. Но я боюсь начинать новые серьёзные отношения, потому что, мне кажется, у меня и чувств никаких толком не осталось. Знаешь, только тупое влечение. А это совсем не то, что тебе нужно, – блондинка прикусила язык, боясь сболтнуть лишнего. Ей и всего остального-то говорить не следовало, но просто бегать от Моры, делая вид, что ей всё равно, она уже не могла. Чисто физически было сложно: они вечно работали в морге в четыре руки. - Единственное, что мне нужно, — это ты, – Айлс представила, как расширились бы глаза женщины от удивления, если бы не маска. У той на лице была написана критическая невозмутимость. - Ты смешная, – Антонова зарыла пальцы в волосы и провела рукой вниз, разделяя локоны на чуть более мелкие пряди. Послышался треск, и Мора решила, что обязательно нужно подарить Вале расчёску с металлическими зубчиками, потому что от деревянной Антонова магнитит к себе всё и вся. А та продолжала, накручивая кончик прядки на палец: – Не за день и не за неделю я выработала такой образ жизни. После развода я долго никого и на расстояние вытянутой руки не подпускала. Потом интрижки, свидания – мой максимум. А ты – первая с тех пор, кого я не только к телу, но и к душе подпустила. Во всяком случае, попыталась, – она поморщилась. – И даже сейчас я изо всех сил контролирую себя, чтобы не сорваться и не поцеловать. - Время терять контроль, – аккуратными, порхающими движениями Айлс пробежалась пальцами по кромке юбки коллеги. А Антонова со свистом выдохнула, не открывая глаз. Почему ей было так хорошо?