* * *
— Извини за дверь, я оплачу. Парень, что делает шаг ему навстречу, протягивает хорошо изученную за эти дни руку с длинными пальцами, крепким запястьем и родинкой у локтя, улыбается широко и открыто. Длинная светлая челка свисает до середины скулы, он морщит нос, убирая ее за ухо, и вряд ли ему больше двадцати пяти: — Рейнольд, Рэй. Имя идет ему невероятно — в обоих вариантах. Он ниже Стива на добрую голову, тоньше раза в два — светлокожий, в мягких клетчатых брюках, с закатанными рукавами рубашки, ленивый и медленный в движениях, словно только что встал с постели после долгого сна. Но в том, как спокойно он направляется к двери, как тонкие лопатки ходят под тканью, пока он набрасывает цепочку и задвигает щеколду, Стиву видится необъяснимая уверенность и сила. Он мог бы переломить этого Рэя одной левой, и все же именно сейчас его пробирает нервная дрожь от макушки до самых пяток, будто он не сам сюда пришел. — Это хорошо, что ты трезв, — говорит Рэй и обходит его по кругу, как чертову статую в музее; тон его, хоть и добродушен, но это — мягкость расплавленного железа, прежде чем его выльют в форму. — Многие пренебрегают указаниями, особенно впервые, ты — нет. Могу предложить сок или чай. — У меня сложные отношения с алкоголем, — зачем-то оправдывается Стив и натыкается на холодный стальной блеск глаз. Мерцающий, не одобрительный, но внимательно изучающий его реакции. — Минералку, пожалуй. — Признайся, ты думал, что я наброшусь прямо с порога или встречу тебя голым? — улыбается Рэй, пока наполняет его стакан. — Пей! Стив послушно отхлебывает, долго перекатывает небольшой глоток во рту, потому что это самый лучший способ не дать ответ. А Рэй продолжает деловым тоном, как будто Стив стоит в полевом госпитале и должен доложить симптомы: — Есть что-то, что для тебя категорически неприемлемо? — Эм-м... — Стив опять в замешательстве, а тот ждет и смотрит снизу вверх, присев в широкое кресло, и словно видит мельчайшее сокращение мышц под одеждой и каждую мысль, мелькнувшую в голове. — Денег я у тебя в долг не прошу и жениться на твоей сестре не собираюсь, — Рэй смягчает тон, но не отводит взгляд, — так почему бы нам не быть откровенными? Ты знаешь, на что можешь рассчитывать, так что повторяю вопрос: что совершенно недопустимо? Стив внутренне напрягается, сжимает губами край стакана и задумывается: — Поцелуи? — он не утверждает, просто не знает, что еще сказать. — Боже, ты видел на видео, как я целуюсь с клиентами? Уверяю тебя — это фейк, — притворно ужасается Рэй. — Так что на минет тоже не рассчитывай. Если других ограничений нет... Раздевайся! Стив непроизвольно распрямляет плечи от командного тона. В паху подергивает, потому что, кажется, это первый раз кто-то вот так просто, без лишних слов или долгого флирта, предлагает ему снять одежду. Нет, вовсе не предлагает — требует. И, судя по льду во взгляде, — немедленно. Рэй обходит его по широкой дуге и распахивает дверь в соседнюю комнату. Там — обычная спортивная скамья с высокой спинкой, Стив видел подобные множество раз и не меньше дюжины за последние пару дней — именно эту. Толчок в спину помогает ему переступить порог. У Стива есть время оглядеться, не торопясь, глубоко втягивая ноздрями запах свежего бриза и цитруса, и после его ошарашивают новым приказом: — Ты должен выбрать сигнал, специальное слово, знак, что ты на грани и не можешь больше терпеть. Простого «стоп» или «сейчас» будет достаточно. — Ладно, пусть будет «стоп», — соглашается Стив, с интересом рассматривая вовсе не спортивное снаряжение скамьи. Кожа наручников толстая, но даже обычный мужчина способен их порвать. — Раздеться все-таки придется, — слышит он твердый голос за спиной. — Думаю, следует что-то предпринять. Мышцы Стива напрягаются против его воли, нервы сжимаются в комок, а между пупком и пахом холодеет и колет невидимыми иглами, но ничего не происходит. Позади слышны шаги, Рэй чем-то шуршит, подходит на расстояние ладони и мигом охватывает его голову широкой непрозрачной лентой, стягивает ее на затылке и отстраняется. Стив медленно привыкает к полной темноте, повязка вокруг глаз непроницаема, и, даже если распахнуть веки, из-под нее не пробивается ни луча света. Разом становится очень сложно сориентироваться в пространстве и нащупать собственный ремень. — Я тебе помогу, — тон теперь не терпит возражений, и Стив безропотно позволяет чужим рукам вытянуть футболку из-под ремня. Движения Рэя отточены до автоматизма — пряжка, змейка, шнурки. Стив сам переступает ногами, выпутываясь из джинсов, и чувствует, как скользят по бедрам трусы — ни единого прикосновения рук к обнаженной коже. Рэй молчит, мерно, ровно дышит и находит его ладонь своей. — У тебя красивое тело, — говорит он, и впервые в жизни для Стива это звучит не как восхищение или зависть, а просто констатация факта. В три шага они достигают скамьи, и легкий нажим руки заставляет Стива повиноваться — опуститься на прохладную кожу, подставив запястья и щиколотки наручникам. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Рэй. — Как бабочка на иголке. Его руки скреплены цепью под сиденьем, от чего плечи приятно тянет, а ноги и вовсе не скованы вместе, он чувствует натянутую веревку, уходящую от нижних креплений куда-то за скамью. — Много лишних слов. Не следует ли вставить тебе кляп? Стив обескуражен беззащитностью позы, обивка скамьи липнет к обнаженной коже, он слышит дыхание за плечом и усмехается про себя — это не та ловушка, из которой он не сможет выбраться. — И что я должен делать дальше? — спрашивает он, но ответа не получает. По шее стекает струйка пота, и он осторожно поводит плечами в нетерпении. Затем начинает считать: десять, тридцать, шестьдесят... — Рэй! — наконец зовет он, и тогда его губы накрывает прохладная скользкая лента. — Так и знал, что ты не сможешь удержаться, — с упреком говорит тот. — Стоп-слово я услышу, но позволительно произнести только его, когда будешь чувствовать что вот-вот кончишь. Лента прижимает неплотно, скользит по губам, словно в легком поцелуе, и, по сути, это просто знак — следует молчать. И Стив молчит, хоть прошло уже трижды по шестьдесят и еще сколько-то — он сбился со счета — пока он сидит здесь и ждет неизвестно кого и чего. Как раз тот момент, когда он решает, стоит ли прямо сейчас разорвать наручники, паха касается скользкая ладонь. Укладывается на лобок, поглаживает член, осторожно скользит по яйцам и тут же отстраняется. Стив подается бедрами вперед и слышит спокойное: — Займусь тобой, когда настанет время. Струйка пота щекочет позвоночник и сползает в ложбинку меж ягодиц, на шее стоит дыбом каждый волосок, а Стив чутко вслушивается в полную тишину комнаты — ни шороха, ни постороннего запаха, ни малейшего движения воздуха. Если Рэй здесь, то не выдает себя даже дыханием. Но след его прикосновения жжет все нарастающим огнем. В буквальном смысле — член словно окунули в теплую воду, которую постепенно нагревают. Кровь приливает к нему, заставляя мысли концентрироваться на нарастающей пульсации, и вскоре Стиву начинает казаться, что в мире не осталось ничего важного, кроме толчков в паху и колотящегося где-то в горле сердца. Он попеременно пристукивает пятками и напрягает мышцы, чтобы… черт, никогда еще он так не желал трахнуть воздух. Ягодицы отлипают от сиденья, бедра подаются вверх, и в этот момент его соска касается влажный прохладный кончик пальца. Ровно на мгновенье, но для Стива это все равно что разрывная пуля, влетевшая под дых. Если бы не лента на губах, он не удержался бы от легкого стона, а так всего лишь протяжно выдыхает через нос и просительно тянется за прерванной лаской — плечи ломит, скованные запястья выворачивает, а пальцы Рэя уже обводят другой сосок, слегка пощипывая. И вслед за этим прохладная, приятная и скользкая рука находит его член и крепко сжимает. За сомкнутыми губами рождается просящий всхлип, и Стив сам подается вперед, желая вбиться в чужой кулак, и тут же тяжелая ладонь вдавливает бедро в кожу скамьи. У него в жизни не стояло так крепко и мощно, будто сердце, вопреки всем законам, гонит кровь только к одной точке. Рэй перекатывает в ладони его яйца, слегка задевая промежность, приподнимает их, и... — Не дергайся! — доносится до слуха команда. — Всего лишь кольцо. Ты же не хочешь кончить слишком быстро? Кивни, если в порядке. Стив покорно склоняет голову, чувствуя, как от безысходности и уверенных движений возбуждается еще сильней. Рэй дрочит медленно и плавно, почти не касаясь головки, водит кулаком по стволу, придерживает яйца. Стив млеет, растекается в лужицу по кожаной обивке — касания обволакивают тело, ласкают нервы, словно ослабляют натянутый канат. Он едва слышно постанывает, затянутый в бархатный водоворот. И вдруг к телу словно подносят пылающий факел — пальцы Рэя ловят в захват головку и продолжают скользить в том же ритме, что и рука на соске. Влажные, сложенные щепотью, они вновь крутят невидимые колки, натягивая струны — Стив чувствует каждой мышцей сладкую ломоту и дрожь в напряженных до боли руках и шире разводит колени, заслуживая одобрительное похлопывание по внутренней стороне бедра. Сейчас рука Рэя на его члене движется неравномерно, специально сбиваясь с резких, почти грубых, движений на нежные поглаживающие касания, пальцы легко обводят край головки, прижимаются к уздечке, постукивают по яйцам, и Стив постепенно теряет остатки самообладания. Он умеет дрочить — в самом деле, какой мужчина не может правильно передернуть, чтобы расслабиться и сбросить напряжение? — но теперь все, что он делал раньше, кажется ему жалкими попытками новичка освоить езду на велосипеде. — Хорошо, Стив, все правильно, — одобряет голос Рэя, когда шелковая лента не удерживает глубокий чувственный стон. Руки отстраняются, чтобы вновь вернуться покрытыми вязкой теплой смазкой, вторая ладонь ложится на живот, чуть выше линии волос, и Стив чувствует, как напрягаются под ней мышцы — сами, непроизвольно, будто каждый выступающий рельефный кубик желает быть обласкан отдельно, с нажимом обведен широкими кругами. Теперь Рэй ласкает основание его члена, приглаживая коротко стриженные завитки волос, осторожно похлопывая по яйцам, и Стива трясет каждый раз, когда пальцы скользят под мошонку. В голове стоит густой туман, в ушах — протяжный гул, а по венам разливается такой жар, который бывал только в далекой юности после пары глотков дешевого бренди. И звук — хлюпающий, влажный, будто бьют ладонью по водной глади. Он даже не замечает, как небольшой твердый предмет легко и плавно раздвигает мышцы и скользит в анус, а ощущает только натяжение кожи и медленную вибрацию, которая вызывает внутреннюю дрожь. — Молодец, — вновь хвалит Рэй, — хорошо расслабился. Давай-ка посмотрим, на что ты способен. Он шевелит небольшим вибратором туда-сюда, двигает чуть глубже — совсем немного, и Стива выгибает дугой, он скользит ногами по полу, едва не рвет цепь наручников, пытаясь продлить волну нахлынувших ощущений. Рэй быстро и плотно двигает кулаком по члену, подкручивая и нажимая, в такт постукивая по краю игрушки. Горячий пузырь надувается и лопается в груди Стива, разнося в клочки остатки здравого смысла. — Сто-о-оп! — он стонет так, будто слово поднимается из самой глубинной, животной, страстной, вечно скрытой части его души. Рэй моментально пережимает основание члена — и это на грани боли, переводит вибратор на минимальную скорость. Но Стив не успевает расслабиться — кулак вновь скользит, быстро, резко, а бедро припечатано к скамье, не давая шевельнуться. По спине проходит мощная обжигающая волна, Стив рвется вперед — всем телом, выворачивая плечи, словно хочет пробить бетонную стену. — Стоп! Стоп! — и все повторяется вновь — едва горячий клубок разматывается в яйцах, чтобы рвануть наружу, движение останавливается, чтобы чуть погодя возобновиться. Как будто они знакомы давно-давно, и этот Рэй знает о нем все — как погладить, потереть, где прикоснуться к животу и как легко пощекотать ребра, уложить руку на лобок, поцарапать ногтем или ущипнуть. — Стоп! — умоляет Стив, которого разрывает от желания кончить и продлить сладкую пытку как можно дольше. — Стоп! — Сейчас, — говорит Рэй и как-то по-особенному сжимает головку члена и выкручивает левый сосок. Стив разлетается на миллиард частей, сперма брызжет на живот, на грудь, течет по стволу, но Рэй не останавливается — выжимает последние капли и продолжает дрочить по сперме и новой порции смазки. До предела чувствительный орган откликается болью — сначала слабой, затем тянущей, неприятной, но не опадает, продолжая сохранять твердость, и Стив чувствует, что яйца все так же поджаты и кровь вновь распирает член. Теперь ему и правда неприятно, словно с тела сняли кожу — всю, целиком — и жесткой мочалкой проходятся по обнаженным нервам, а в эпицентре стихии — вздутый, распухший член, который терзает хлюпающая от прохладной смазки рука. Стив дергается от каждого прикосновения: сжимает ягодицы, и вибратор врезается в простату, раскидывает колени шире, дышит глубоко — животом, не грудью, тянется вперед и вверх, и скамья стучит по полу, а горло уже саднит от непрекращающихся стонов. И все же он способен выдавать жалкое нечто, напоминающее «ага» и «еще», монотонное и просящее, когда вибрация внутри ускоряется, а рука выкручивает, наглаживает ствол — жестоко, безжалостно, заставляя принимать тянущую боль за ласку и расслаблять все мышцы в секундной передышке. Он терпит так долго, что не успевает простонать «стоп», и второй оргазм накрывает глухой пеленой, от которой Стив сгибается пополам и тянет колени к груди. Он не может дышать, не может больше чувствовать, не помнит своего имени, не знает, какой сейчас век. Просто летит в полной темноте, и тело плавится, стекает в пустоту каплями раскаленного воска. — Ты не остановил меня, это очень плохо, — Рэй почти кричит, чтобы он услышал, и Стиву сложно даже кивнуть, но руки вновь возвращаются к члену, вибратору и соскам. На этот раз уже не так жестоко — нежно, осторожно, позволяя дольше передохнуть и отрываясь от кожи каждый раз, когда Стив стонет «стоп!» Два рывка — стоп. Вверх-вниз, задеть сосок — стоп. Ткнуть вибратором в набухшую, чувствительную простату, погладить яйца — стоп-стоп-стоп! И когда наконец касания становятся длиной в секунду, Рэй командует: — Теперь кончай! — прихватывает головку пальцами, быстро обводит и отстраняется. Последние капли спермы рвутся наружу, Стива трясет и размазывает по сиденью, словно из него рывком вынули все кости, и он точно не может пошевелить даже мизинцем на ноге. — Что должен сказать вежливый человек? — твердо вопрошает Рэй, стягивая истерзанную зубами ленту, всю влажную от слюны. — Ты же вежлив? — Спасибо, — Стив едва ворочает языком, из прокушенной губы течет кровь, и он словно побывал в жестокой драке, после которой на теле нет живого места. Ресницы мокрые, а свет кажется размытым и переливается радугой, когда с глаз исчезает повязка. Стив долго приходит в себя на диване под махровой простыней, пока Рэй разминает его затекшие бицепсы и шею, а в голове звеняще-пусто, до эйфорической отключки, и этому нет названия. Он не болен и не устал, не счастлив, но и не страдает, не думает ни о прошлом, ни о будущем — просто совершенно свободен. И только пальцы не слушаются, пока он копается в бумажнике, отсчитывая остаток условленной суммы, и приходится до боли напрягать горло, чтобы вызвать такси. — Ты хорошо себя вел. Если решишь продолжать — я не откажу, — говорит Рэй, провожая его до двери. — За десятый визит получишь специальный подарок, с двадцатого — скидка. Колени Стива подгибаются, пока он делает десять шагов до машины. И, скорее всего, где-то в Сиэтле опять дождь.* * *
— Ты не имела права действовать на свое усмотрение, это не одиночная миссия. И если мы команда, то суть в том, чтобы координировать действия и придерживаться общего плана. Наташа, ты все еще мне не доверяешь? Сотрясение, четыре застрявших пули и три навылет, полные легкие крови, селезенка… Ты умелый боец, но разве это не слишком высокая цена за такой пустяк, как несколько слов в микрофон? Каждый из нас готов был прикрыть тебя, но ты… — Увеличить дозу анальгетика? — любезно поинтересовался Сэм. — Самое время тебе потерять сознание. — Твою мать, Уилсон, если ты завтра же не найдешь Кэпу подружку, тебе самому придется ему отсосать, — Наташа откинулась на подушки и завела глаза, изображая обморок. — Почему вдруг я? — Справедливо. Бросим монетку или потянем спички. — Я все еще здесь, — напомнил Стив. — И если ты думаешь, что когда я кончаю трижды за вечер, это что-то меняет, то поверь моему опыту — нет. — Галлюцинации от этих лекарств, мне показалось, он сказал «кончаю». — Мне почудилось, он сказал «опыт», — откликнулся Сэм. — Мы попали. Он безнадежен, — вздохнула Наташа и до отказа вжала кнопку подачи обезболивающего.