— Нахер всех, блядь!
Эггси смёл со стола всё, что на нём находилось — на кафельный пол полетел телефон, часы, очки, несколько бокалов и канцелярские мелочи, валявшиеся под руками. Осколки стекла и пластика звонко запрыгали по полу, разлетаясь от места падения, подобно разбегающимся муравьям. Сам парень сел рядом с образовавшимся мини-апокалипсисом, перебирая в руках осколки.
«Почему у тебя никогда не бывает ничего „нормально“, а, Гэри? ГЭРИ, ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! Почему ты вечно меня разочаровываешь? Почему ты не можешь найти нормальную работу, нормальную пару и жить, как ВСЕ! НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ! ПОЧЕМУ?!»
— Потому что, мама. Потому что.
Один из осколков больно кольнул руку. Эггси поднёс его к глазам, рассматривая. Боль физическая, на удивление, всё-таки смогла заглушить на секунду душевные муки. «Странно, а я-то думал, что селфхарм — это увлечение подростков с тонкой душевной организацией», — разочарованно подумал Анвин, отбрасывая осколок в сторону и подбирая другой, который, скорее всего, раньше был линзой очков.
С мамой он не разговаривал уже почти неделю. Подумать только — до этого были сотни разговоров, крупных ссор и разладов, но примирение наступало вполне скоро. И вот теперь они поссорились из-за того, что он, Эггси, не вынес мусор, будучи занятым подготовкой к переселению в собственное, отдельное жильё ближе к агентству. Мишель и так была не подарок, так ещё и, видимо, это маленькое, несуразное, чертовски неважное событие переполнило её чашу терпения, и всё — ВСЁ лютое дерьмо, что копилось в ней месяцами, вылилось на голову Эггси.
В итоге, когда он перевозил последние вещи, она даже не вышла к нему из кухни, и теперь он ощущал себя ничтожным и неблагодарным.
И то, это даже не задело бы его, если бы днём ранее, из-за прокола на важной (мегаважной!) миссии, итогом которой чуть не стало рассекречивание материалов агентства, Мерлин не отстранил Анвина от полевой работы. «Так и знал, что от городской шушары не стоит ждать манер даже уровня служанки», — произнёс он на общем собрании агентов, забирая у Эггси доступ к материалам и помещениям Кингсмен и переводя его в ранг административного работника.
Это ударило по самолюбию Гэри настолько сильно, что он ходил, подавленный и растоптанный, стремясь не показываться никому на глаза, всю последнюю неделю.
Осколок линзы очков был гладким и большим, и практически не царапал кожу. Эггси отшвырнул его в сторону и набрал в пригоршню россыпь мелких осколков.
«Гарри…»
Каждый раз, когда Эггси видел своего наставника, в нём что-то переворачивалось. Желудок выдавал немыслимые кульбиты, то подкатывая плотным комом к кадыку, то ухая и трепеща где-то в паху. Парень, не будучи идиотом, сразу распознал все эмоции, которые навели кипиш в его голове, и поэтому достаточно быстро с ними смирился. С чем он не мог смириться, так это с тем, что каждый грёбаный раз, когда Гарри Харт рядом, к нему хочется прикоснуться. Прильнуть всем телом. Каждой клеточкой. До боли в скулах хочется обнять, прижаться, услышать тонкий кофейный аромат новых бразильских сигар или оставшиеся древесные нотки его любимого виски (Springbank пятнадцатилетней выдержки, «чистый и ароматный, как слеза дриады», если верить отзыву джентльмена-ценителя). Порой это желание столь нестерпимо, что приходится закусывать щёку или впиваться ногтями в крепко сжатую ладонь, царапая её с тыльной стороны.
И это его убивает.
Да, он отнёсся к нему с пониманием, да, он не раз ему помог и продолжает помогать, но точно так же он помогает и Рокси, и ненавистному Бедиверу, и старому другу Мерлину, чтоб его чума хватила… Гарри шикарен и холоден, близок и бесконечно далёк одновременно.
И Гарри, как взрослый и сформировавшийся человек, никогда не обратит внимания на такое ничтожество, как Эггси.
«ничтожество!»
«ничтожество!»
«ничтожество!»
«ничтожество!»
Эггси забился в угол квартиры, прислонившись спиной к стене, и начал пересыпать осколки из одной ладони в другую. Разнокалиберные и разноцветные, они ярко мерцали в свете зажжённых ламп.
Сейчас он остался совершенно один - друзья, родители и коллеги отвернулись от него, а единственному человеку, который мог бы его выслушать, Эггси не позвонит даже под угрозой смертельных средневековых пыток.
Сердце заныло, то ли от того, что Гэри сидел, скособочившись и скрючившись, у холодной стены, то ли от неразделённых чувств, то ли от того, что он третьи сутки почти ничего не ел.
В дверь постучали, но Эггси этого не услышал. Дверь скрипнула, открываясь, послышались осторожные шаги. Анвин даже не поднял взгляда – в глубине души он догадывался, кто мог войти к нему вот так, без спроса. Ладонь инстинктивно сжалась, и оставшиеся в ней осколки врезались в кожу, прорывая капилляры и выпуская тонкие алые капли наружу.
- Эггси? Что происходит?
Гарри подошёл к тому углу, в котором сидел парень, и стал рядом с ним. Нервы сдали, и Эггси с всхлипом развернулся и обнял ноги мужчины, вжимаясь в его колени слезящимися глазами.
Гарри остолбенел, не в силах двинуться с места. В комнате повисла тишина.