Papillion vs FireFlower

POV Уджин       Наблюдать за своими «коллегами» на самом деле то ещё удовольствие. Эти дети такие чудные, хотя некоторые из них конкретно переплюнули меня в некоторых способностях. Не в вокальных, конечно же. Но вот по танцам, да, я отстаю.       Однако я нашёл одну родственную душу среди этих детей. Это наш самый младшенький. Ян Чонин.       Этого малого я знаю не так давно. Больше года. Он имеет те же навыки, что и я, вот только ему ещё учиться и учиться. Чонину немного чаще, чем мне прилетало за танцевальные умения. Но мы всегда вместе остаёмся после занятий и повторяем все разученные движения. Я всегда помогаю ему с вокалом, стараюсь улучшить его навыки.       Этот мелкий всегда так относится ко мне… Как бы это сказать? Осторожничает, но в то же время он редко отходит от меня. Мы довольно часто проводим свободное время вместе, если только Чан не начинает по-отцовски приставать и заботиться об этом ребёнке. В такие моменты я забрасываю свои светлые чувства в дальний угол своей души и терпеливо слежу за их игрой, затыкая уши наушниками.       Благодаря Ян Чонину у нас обоих есть общие яркие воспоминания. Я храню их в тёмном ящике памяти. Всё потому, что после этого я чувствую себя белым мотыльком, кружащим вокруг огненного цветка. Я всегда боюсь обжечься, приближаясь слишком сильно к этим воспоминаниям. Я чувствую, как обугливаются мои крылья, когда я лишний раз задерживаю взгляд на своём расцветающем огненном цветке, коим является Чонин.       Он расцветает и сияет с каждым днём всё сильнее, его пламя жжёт меня, а я сгораю, ловлю свой пепел. На него сложнее становится смотреть, потому что воспоминания пытаются вырваться из-под замка, заставляя ночами стонать в подушку от понимания, что этот малой так быстро растёт и пламя становится сильнее. Это лучшее, что я когда-либо хотел. Он лучший из тех, кого я знаю. И я прекрасно знаю, о чём я говорю. Терпеть больше нет сил. Я понимаю, что нужно поговорить с Чонином. Может не только поговорить. Я хочу сгореть от него.       Найти мелкого не так уж и сложно. Если он не в лапах нашего лидера, значит он у себя в комнате. Мне повезло обнаружить нашу квартиру полупустой, а Ян сидел у себя на кровати в темноте, где единственным источником света был тусклая настольная лампа. Я почувствовал дикий жар, как только услышал его доброе «Привет» и увидел широкую улыбку, в которой виднелись отблески от его брекетов. — Чонин-а, — я опустился на краешек его кровати. — Поговорить надо. — О чём, хён? — он откладывает все книги на тумбочку. — У меня снова проблемы с вокалом? — Нет, конечно, твой голос как обычно прекрасен.       Он немного смущается, и я наблюдаю за тем, как в его глазах играют языки внутреннего пламени. — Хён… — мурчит он, а я тянусь к нему и провожу ладонью по его тёплой щеке. — Что ты хочешь? — Тебя, Чонин, — честно говорю я. — Я не могу больше терпеть тебя. Ты слишком невыносим.       Макнэ резко отстраняется от моей руки и встаёт с противоположной стороны кровати. — Нет, Уджин-хён. Ты с ума сошёл? — Скорее всего да. — Ты же не тронешь меня без моего согласия? — Чонин…       Я решил, что хватит медлить. Пора идти с козырей. — Моего согласия ты год назад не спрашивал.       Он прикрывает лицо руками и раздраженно трёт глаза. — Хватит, хён. Не надо об этом. — Нет, надо, Чонин. Ты ведь в самом деле не спрашивал меня. Ты чуть ли не просто сам взял меня. Или тебе обязательно нужно самому поупрашивать меня? Тогда начинай, я долго тянуть с ответом не буду. — Уджин, хён. Я не хочу тебя упрашивать. Не нужно ворошить прошлое. Зачем портить наши отношения? — А я не хочу портить их. Я хочу только сделать наши отношения лучше и крепче, — улыбнулся я, чем немного напугал малого. — Или, может, хочешь их наладить с Чаном? — Почему ты просто не можешь забыть этого? Это был просто переходный возраст. Период взросления. Ты сам должен понимать это, — залепетал Ян, пряча своё лицо в тени.       Я хмыкнул. — Чонин, сейчас у тебя в штанах тоже переходный возраст?       Он попытался было прикрыть своё возбуждение краем домашней футболки, но это было бесполезно. Я уже убедился в том, что он готов обжечь меня, хотя я и так уже пылаю. — Всё ещё уверен, что не хочешь меня? Долго ломаться будешь?       Я разлёгся поперёк кровати, рукой схватился за край его футболки и потянул на себя. Чонин едва не упал, запутавшись в собственных ногах, но я удержал его. Задрав его одежду, я поцеловал его подтянутый живот, рукой поддерживая его за талию.       Я почему-то даже не удивился, что Ян не пытается хоть как-то брыкаться, пока я поглаживал пальцами его спину и оставлял поцелуи по всему его торсу. Я в принципе не сомневался в его чувствах к себе, иначе бы он не меня умолял год назад взять его.       В этот момент воспоминания вырвались из-под замка, и я вновь ощутил тот приятный шок, когда проснулся и обнаружил Чонина сидящим на моём паху. Он что-то шептал мне на ухо, сжигая мой слух, впервые испепеляя меня изнутри. Тогда я и стал его верным белым мотыльком. Тогда и началась дружба пламени с мотыльком.       Под давлением жгучих воспоминаний я отвлекаюсь от обсасывания его сосков и оставляю засос на груди. Я немного дёргаюсь, когда слышу стон над собой. — Чонин?       Он стоит с закрытыми глазами, запустив свои пальцы мне в волосы, чего я не заметил, пока ласкал его живот и грудь. — Ты всё ещё будешь отрицать своё желание? — Нет, хён… — он медленно открывает глаза и тянет мои волосы вниз, заставляя поднять к нему лицо. — Только обещай, что потом останешься навсегда со мной! Я не хочу быть твоей маленькой игрушкой. — Что за разговор, Чонин? — удивляюсь я, глядя на боль на его внезапно опечалившимся лице. — Я не просто на раз пришёл. Я хочу всегда быть с тобой. Я буду только твоим… — Мотыльком? — Что? — Ты во сне шепчешь всегда что-то про мотыльков и огненный цветок. Этот «огненный цветок» — я? — в его голосе не было даже ни намёка на смех. — Я? — Да, Чонин, всё так. — Хорошо…       Он медленно приблизился к моим губам и легонько коснулся их. Я не спешил углублять поцелуй, чтобы не спугнуть его. Когда он запустил свой язык в мой рот, я понял, что обжёгся. Мои крылья начали опаляться. — Любишь меня? — спрашивает Чонин, скользя языком по моей нижней губе. — Люблю.       Он целует меня в щёку и опускается рядом на кровать, заставляет лечь меня на спину, а сам садится мне на пах. Я стону, чувствуя прикосновения к своей плоти. Чонин стаскивает с себя футболку, выставляя на показ своё прекрасное юношеское тело, и тянет с меня майку. Он руками нежно водит по моей коже, а я чувствую огненные следы от его пальцев. Я рвано выдыхаю его имя, когда он целует меня в шею и спускает штаны вместе с бельём. Когда Чонин садится на моё возбуждение, то мы синхронно стонем, а мой внутренний мир взрывается, разбрасывая пепел на моё сердце, перекрывая способность хоть как-то мыслить. Перед глазами развивается пожар от этого цветка, который медленно двигается на мне, заставляя меня чуть ли не кричать от удовольствия и осознания того, что это Чонин. От осознания того, что мотылёк сейчас в открытом огне.       Он так прекрасен сейчас. Как и всегда впрочем, но сейчас он сияет, горит, испепеляет меня и выжигает мой внутренний мир. Он также прекрасен, когда опускается рядом, вороша свою мокрую чёлку. Он стонет в последний раз после такой долгой любви. Но теперь эта любовь продлится навечно. Я укутываю Чонина в его же одеяло и прижимаю к себе, целую его лицо, а он откликается на это, произнося моё имя. — Ты такой горячий. — Не сгори, хён. — Не сожги меня.