***
Начало марта - середина мая Впервые они увидели друг друга в читальном зале библиотеки Мискатоникского Университета, встретившись глазами всего на несколько секунд. Странное дело, что в этот момент Рей словно за оголенные провода ухватилась, ее словно электрическим разрядом прошило. Она поспешно вернулась к чтению, уткнувшись взглядом в книгу, лежащую перед ней на столе, чувствуя, как горячий румянец заливает щеки и грудь. Где это видано, чтоб от одного только взгляда незнакомого человека бросало в жар? Но зрачки отказывались фокусироваться на буквах, рассеянно скользя между строк, мысли разбегались, а в затылке ныло от желания поднять голову и снова посмотреть в сторону сидящего в кресле возле окна мужчину. Несколько минут спустя, так и не сумев сконцентрироваться на чтении, она с тяжелым вздохом захлопнула книгу и, поднявшись из-за стола, с каким-то дурацким разочарованием увидела лишь пустое кресло, будто и не было там никого, будто все ей привиделось. Но, как только она нырнула в проход между стеллажами, он появился словно бы из ниоткуда, подошел к ней, вставшей на цыпочки рядом с высоким шкафом, мягко выдернул книгу из пальцев и без труда поставил на нужное место на верхней полке. — Преимущества высокого роста, — он заговорщически улыбнулся ей, и от этой улыбки в полумраке тихой пыльной библиотеки стало чуть светлее. — Иногда очень удобно, если речь не идет о десятках разбитых моим многострадальным лбом дверных притолок, — он перевел взгляд на корешок книги, которую читала Рей, и чуть нахмурился. — Поселения и коммуны новой Англии? Изучаете культуру и быт колоний? — Нет, я… — он был старше нее, высокий и сильный, и наверняка преподавал на одной из многочисленных кафедр, а она только-только защитила дипломную работу. Стоял он слишком близко, и пахло от него так, как должен был пахнуть родной дом, которого у нее никогда не было. И ему, совершенно незнакомому человеку, сказать самое главное, то, о чем никому не говорила и не делилась, вдруг показалось жизненно важным. — Я пытаюсь найти свои корни. Свою семью. С таким вниманием и пониманием его темные глаза изучали ее покрасневшее от волнения и внезапного смущения лицо, что Рей почему-то подумалось, что он видит ее насквозь. — Тогда вам внезапно крупно повезло встретить меня, — он кивнул на книгу, снова лукаво улыбнувшись. — В свое время я писал дипломную на эту тему и могу рассказать намного больше этой книги. Он действительно знал больше, чем любая из книг могла рассказать. Два дня подряд они встречались в кафе при библиотеке, на третий день он достал им пропуска в архив, а на четвертый они нашли ниточки, ведущие к людям, которые могли быть родственниками Рей со стороны матери. Люди эти, что правда, давным-давно перебрались жить обратно в Европу, и Бен послал запрос в Англию с подробным описанием всего, что они смогли найти, включая имена и старые адреса. Все чаще встречаясь и рассказывая друг другу о своих жизнях, они сближались все сильнее. Рей бы сильно слукавила, если бы сказала, что хотела видеть Бена исключительно в статусе друга. Нет, он нравился ей. Так нравился, что она не могла от него отвести взгляда, вслушивалась в каждое слово. Ему, как и ей, было знакомо остро-болезненное чувство сиротства, хоть и вырос он при дяде, которому его отдали родители в совсем юном возрасте вскоре после развода. Но и от дяди он переехал после какого-то тяжелого разговора, как только достиг совершеннолетия. Бен считал, что его дядя — на протяжении жизни бывший человеком высокого ума и интеллекта, уважаемым ученым — с возрастом тронулся рассудком и поехал головой. Шли дни, и связь крепла, и взаимное влечение все сильнее давало о себе знать, перерастая в нечто невообразимо большее. Разница в возрасте в десять лет перестала быть заметной, будто стерлась вовсе, и уже не имела никакого значения; хотя, честно признаться, иногда Рей все еще чувствовала себя маленькой глупой девочкой рядом с ним. Она ответила ему взаимностью, когда он впервые прошептал ей о своих чувствах на сеансе в кинотеатре, и от счастья сердце билось быстро-быстро, когда Бен вел ее к себе домой по темным аллеям, нежно, но твердо сжимая ее ладонь своими длинными сильными пальцами. Дальше все произошло так быстро, что она не успела даже понять, как уже ответила «да» на его предложение руки и сердца. Он был каким-то… невозможно, неописуемо, невыразимо притягательным. Бесконечно нежным днем и безудержно страстным ночью, серьезным и веселым одновременно, и то, что ее к нему тянуло так, что все внутри дрожало и вибрировало, было абсолютно невозможно отрицать. Под идеально выглаженной рубашкой, под молочно-белой кожей, под тугими сильными мышцами скрывалась какая-то необъяснимая первобытность, которая заставляла жаться к нему по вечерам, словно прячась в его объятиях от всего мира. Они поженились спустя два месяца после знакомства, легко и непринужденно подписали бумаги и обменялись кольцами, без гостей и друзей, которых у них особо и не было. Бен продолжал работу в исследовательском центре Мискатоникского Университета, а Рей уже собиралась устроиться лаборантом на кафедру историко-археологического факультета, но все планы разрушил однажды вечером срочный звонок из Провиденса. — Мой отец при смерти, — Бен был бледен, как никогда раньше, сосредоточенно нахмурен. — Мы уже давно не общаемся с ним, но… Он просит приехать, говорит, что должен рассказать мне что-то крайне важное. Поедешь со мной, Рей? — Конечно, — она взяла его за руку и прижала бледные прохладные пальцы к губам. — Конечно, я поеду. Она поехала бы за ним хоть на край света. Куда угодно, когда угодно. Все еще ждала ответа из Европы, но с появлением в ее жизни Бена, острая нужда в родном человеке была утолена достаточно, чтобы перестать напоминать о себе ежедневно. Прибыв в Провиденс вечером и заселившись в отель, Бен оставил ее распаковывать чемоданы и, извинившись, отбыл в госпиталь к Хану. Рей не стала навязываться, прекрасно понимая, что если они не общались так много лет, им не было бы лишним для начала пообщаться наедине, а уж потом можно будет и ей нанести визит. Весь вечер она провела на диване с книгой, то и дело кидая тревожные взгляды на настенные часы. Бена не было уже несколько часов и, будто взявшееся из ниоткуда, дурное предчувствие тяжелой пульсацией отдавалось в висках. Шум речных волн за окном убаюкивал, но о сне не было и речи. Она все-таки не выдержала и набрала номер Бена, но с той стороны шли гудки и трубку не брали. Еще через час начался страшный ливень, заливающий оконное стекло потоками воды и барабанящий по подоконнику так громко, что от разыгравшейся мигрени Рей пришлось выпить таблетку обезболивающего. Прилегши на диван и прикрыв глаза, она чувствовала легкое головокружение, а в ушах словно ревел океан, страшный и гневный, мощный, обещающий перевернуть ее корабль вверх дном и утащить ко дну. Она проснулась внезапно, испуганно дернувшись, когда увидела стоящего над ней Бена. Промокший до нитки, с абсолютно пустыми, будто остекленевшими глазами, он возвышался над ней, с лицом белым, словно лист бумаги. — Что?.. — Она вскочила с дивана и кинулась к нему, обхватывая ладонями холодные бледные щеки. — Что случилось? Вода капала с кончиков его темных волос, скользила каплями по высоким скулам. Глаза из темно-карих стали почти черными, пустыми, под ними залегли серые тени и мелкие морщинки. Он словно состарился на несколько лет… — Он умер, — слова сорвались с полных ярких губ хриплым шепотом, от которого волосы на затылке Рей встали дыбом. Он опустил глаза и уставился на свои чуть дрожащие ладони. — Умер, задохнулся во сне. — Вы поговорили? — Ей было невыразимо больно видеть его таким разбитым, раненным, поломанным. Увидеть смерть отца — что может быть хуже? — Он собирался сказать тебе что-то важное. Он успел? — Да, — Бен механическими движениями скинул ботинки, стянул с себя насквозь мокрый пиджак и бросил его на ковер. — Да, успел. Рей понимала, что сейчас не лучшее время задавать вопросы, но, возможно, ей стоило попытаться вывести его из этого ужасного состояния оцепенения? Возможно, стоило разговорить его, вытянуть боль, дать выговориться? — Что он сказал? Уже дойдя до двери в ванную комнату, он остановился и ответил, не поворачиваясь, тихо и надломленно: — Ничего. Бред какой-то. В ту ночь он так и не пришел в постель.***
Конец сентября Повернув старую, позеленевшую от окисления дверную ручку, она толкнула дверь плечом и прикрыла глаза, готовая к ярким лучам солнца, бившим в огромные обзорные окна, когда она была тут в прошлый раз. Но… в смотровой было на удивление темно. Зайдя внутрь, она обнаружила, что Бен увешал все окна темными полотнами, прицепленными к верхним балкам оконных рам гвоздями. В щели между этими импровизированными шторами просачивались серые лучи осеннего солнца, взрезая старый потемневший деревянный пол косыми линиями, в свете которых можно было разглядеть кружащиеся пылинки. Деревянные доски под ногами поскрипывали, когда она подошла к восточной стороне и приоткрыла занавесь, рассматривая беспокойное темно-зеленое полотно океана с причудливо выгнувшимися дугами белой пены. Повернув голову, можно было рассмотреть набережную города, возле которой покачивались на волнах рыбацкие лодки. Пляж был пуст в это время. Но ей нельзя было зря терять время — Рей решительно направилась к рабочему столу и стала выдвигать ящики один за другим, осторожно роясь в бумагах и документах, стараясь нечаянно не перемешать их между собой. Видимо, Бен даже мысли не допускал, что она решится нарушить его запрет и проберется сюда, потому что уже в третьем ящике она нашла то, что искала — переплетенный в коричневую кожу дневник Хана Соло, который тот отдал сыну перед смертью. Тот самый, который муж так тщательно прятал от ее глаз. Усевшись на пол и уперевшись лопатками о боковую панель стола, Рей открыла тетрадь и стала продираться сквозь торопливый почерк почившего свёкра. «Мне осталось недолго, Бен, и никакого письма не хватит, чтобы рассказать тебе все, о чем я так долго молчал, не находя в себе ни сил, ни смелости открыться тебе. Теперь же, когда время мое на исходе, я считаю своим долгом поведать тебе правду, о которой, как я думаю, ты уже давно догадывался где-то в глубине души. Несомненно, сейчас ты посчитаешь бредом мои слова, но если проверишь и сопоставишь факты, то однажды сможешь понять, почему я бежал из города, от твоей матери и ее семьи, и от тебя тоже, хотя ты, разумеется, никогда не был ни в чем виноват. К делу. Мне было тридцать два, когда меня послали смотровым на маяк в Инсмут, про который много что рассказывали в соседних городах. Говорили, что город практически вымирал несколько раз в течение истории своего существования, что его выкашивали загадочные эпидемии и даже массовые аресты и задержания властями за контрабанду запрещенного алкоголя во времена сухого закона. Так или иначе, он всегда возрождался вновь, этот город. Местных жителей в соседних городах не любили и не привечали не то что десятилетиями — веками! Когда я дожидался автобуса в Ньюберипорте, мужчина на автобусной остановке отговаривал меня принимать должность около двадцати минут, что ужасно меня взбесило. Город и вправду оказался не то чтоб пределом мечтаний, но вполне себе годился, потому что ближайшие три года моего контракта я собирался оставаться на маяке и не особо мешаться и брататься с местными жителями. Обычное захолустье, в котором хоть какую-то ценность представляла недавно отреставрированная и возобновившая работу ювелирная фабрика, которой уже никто и не упомнил бы сколько лет. Я встретил твою мать на безлюдном пляже, недалеко от маяка. Лето было неимоверно жарким, и я не мог судить ее за то, что она зашла в прохладную воду прямо в своем воздушном белом платье. И, увидав меня, вышла из воды смело и беззастенчиво, не прикрывая руками ни кусочка тела, видневшегося сквозь платье, облепившее стройную фигуру. Она была прекрасна, словно богиня океана, укрытая в морскую пену. «Ты будешь моим мужем» — сказала она тогда, царственно и безапелляционно. Помню, я еле нашел в себе силы отвести от нее взгляд, чтобы уйти, раздраженно фыркнув, сунув руки в карманы. Но твоя мать всегда получала то, что хотела. Мы поженились через две луны, и каким странным был тот венчальный обряд! Голову ее украшала тиара, мудренее которой я в жизни не видал, будто не из нашего мира вовсе, из сплава мне незнакомого. До жути уродливый священник с выпученными глазами был одет в шелка и гобеленовые ткани с вычурными рисунками на морскую тематику, с прекрасной тиарой, похожей на ту, что венчала косы Леи, на какой-то неестественно вытянутой голове. Вместо отца ее к алтарю вел брат, за руку держал крепко, словно она была не моя невеста, а его. Бен, я любил твою мать, клянусь. Но если бы я только знал тогда, что она такое…» Рей перевернула страницу сильно дрожащими пальцами.***
Середина июня Когда Бен впервые упомянул о маяке, Рей сначала подумала, что он это не серьезно. Его главным аргументом было то, что у них так и не было достойного медового месяца, и она до последнего упиралась, отвечая, что им и без того достаточно сладко, пока он не признался, что хочет пожить неделю-другую в месте, где когда-то жил его отец и где познакомились его родители. На этом Рей сдалась и начала паковать чемоданы. На кафедре обещали придержать должность для нее, так что проблем по возвращению не должно было быть никаких. Что касательно работы Бена — он уже давно собирался отойти от преподавания, чтобы начать писать собственную книгу, которая — Рей искренне верила в это — однажды обещала стать путеводителем для подрастающего поколения будущих студентов Мискатоникского университета. Недолгий отпуск у самого океана обещал стать безумно романтическим приключением, да и в деньгах у них недостатка не было, поэтому, купив машину и загрузив в нее сумки, они попрощались со старым добрым Аркхемом и отправились в древний портовый Инсмут. Они приехали по объездной дороге, и издалека город больше казался сонной деревней, чем городом как таковым. Старая колокольня на высокой башне церкви виднелась над остальными крышами, которые, судя по всему, недавно реставрировали. Внезапно ей захотелось погулять по этим старым улочкам, хранящим в себе секреты времени и людей, некогда живших здесь. В конце концов город был достаточно старым, чтобы быть пропитанным духом истории. Только вот воздух… уж слишком солёным он был, и на кончике языка чуть покалывало. Одинокий смотритель отдал им ключи и провел инструктаж для Бена, сводив на самый верх маяка и ознакомив с расписанием. Рей все никак не могла понять, как можно вот так просто поручить такое ответственное дело приезжим туристам, но когда Бен украдкой сунул смотрителю несколько крупных купюр, быстро спрятанных в карман, все встало на свои места. — Ты мошенник, — она ткнула Бена пальцем в бок, как только машина смотрителя скрылась за углом. — Преступный элемент, стыдобища! И завизжала громко-громко, когда он подхватил ее и понес в дом, взвалив на плечо и похлопывая своей огромной ладонью по заднице. Она продолжала шутливо причитать и называть его преступником, бандитом и разбойником, уголовником и взяточником, даже когда он посадил ее на широкий деревянный подоконник на пронизанной яркими солнечными лучами кухне и запустил пальцы под подол платья, стаскивая трусики. — Вызовешь полицию? — Он легонько укусил ее губы, с совершенно порочной улыбкой расстегивая ремень на джинсах и придвигаясь вплотную. — Помогите, мой муж — монстр, все такое? — Да, — Рей подвинулась к самому краю подоконника, обнимая его талию ногами и притягивая ближе, выдыхая с первым толчком: — Да… Стекла в оконных рамах за ее спиной подрагивали от порывов теплого летнего бриза, принесенного ярко-бирюзовым океаном. Его цвет отражался в темных глазах Бена, которого она любила. Так любила. До заката было еще далеко, когда они отправились в город закупить продукты и портативный фильтр для воды, потому что из-под крана вода текла слегка солоноватая. Выехав на Мейн-стрит, они тут же были приятно удивлены аккуратно выстроившимися в ряд магазинчиками, выглядевшими сравнительно нормально для такого захолустного города. Обычно в подобных забытых богом городишках все разваливалось на части, а местным было сугубо на это наплевать, мол, и так сойдет. Но Мейн-стрит выглядела ухоженно и чисто, как и Фиш-стрит, с которой они только что свернули. Немногочисленные горожане, идущие куда-то по своим делам и провожающие взглядом их машину, выглядели вполне себе обычно, хоть и попадались среди них откровенно некрасивые женщины и мужчины. Но в таких отрезанных от остального мира приморских городах такое часто случалось — новой крови мало, за долгие десятилетия семьи перемешались, обычное себе медленное вырождение, ничего необычного. Припарковавшись рядом с «Продуктовым магазином А. Джилмана», Бен вылез из пикапа и вздохнул полной грудью. — Изумительно чистый воздух здесь, — он откинул волосы назад, подставляя лицо солнечным лучам и морскому бризу и зажмурился от удовольствия. — Идеально! Рей захлопнула дверцу пассажирского сиденья и подумала, что на ее вкус слегка слишком солоно в воздухе, но если Бену нравится — значит, ей тоже нравится. Мужчина, сидевший за прилавком и читавший какую-то затертую газету, поднялся, когда они подошли к прилавку, и уставился на них круглыми немигающими глазами. Глядя на него, Рей пришло в голову слово «кальмар», настолько похожей формы была его лысая голова. — Добрый день! — Бен приветливо улыбнулся. — Вы, должно быть, мистер Джилман? — Акбар Джилман — это я, — мужчина хмуро переводил взгляд с Бена на Рей и обратно. — А вы кто будете? Не наши же, не знаю вас. — Мы временно поселились на маяке, — Бен протянул ему руку, и Акбар уставился на его пальцы чуть брезгливо. — Моя фамилия Соло. Бен Соло. Это моя жена — Рей. — Здрасте, — ввернула Рей, чувствуя себя крайне некомфортно. — Как пожива… — Соло? — Глаза мистера Джилмана раскрылись еще сильнее, чуть не вываливаясь из орбит. Он замялся на секунду, а потом перегнулся через прилавок и прошептал, не отрывая круглых глаз от лица Бена: — Скайуокер? — Да, по матери, — Бен нахмурился, собираясь убрать руку, но Акбар внезапно схватил ее и резво затряс, улыбаясь так, что его уголки его широкого рта чуть ушей не коснулись. — Это что-то меняет? — Это меняет все, мистер Скайуокер! Добро пожаловать домой, мой мальчик, как хорошо, что вы вернулись домой! Только скажите мне, что вам необходимо, я все достану, любой заказ. Как насчет свежих устриц? Час назад завезли! Мистер Акбар торопливо схватил список продуктов из протянутой руки Бена и поплелся в подсобку за товаром. Бен встретился глазами с напряженно-непонимающим взглядом Рей и поднял вверх ладони в защитном жесте. — Не спрашивай меня, я вообще не знаю, откуда такая реакция! — Он приобнял ее за талию и потерся носом о макушку. — Так что, миссис Соло, устрицы? — Давай, — она снова перевела удивленный взгляд на дверь в подсобку, из-за которой слышался шум и пыхтение мистера Джилмана. — Вдруг найдем жемчужину. — Ты — моя жемчужина. По ее щекам расползался румянец удовольствия, когда вернулся хозяин магазина, выкладывая товары на прилавок. — Город выглядит просто чудесно, — Бен вытащил из кошелька купюры и положил рядом с кассой. — Я был совсем маленьким, когда переехал в Аркхем, и Инсмут помнился мне более… неухоженным, наверное. — О, мистер Скайуокер, сэр, мы учимся на своих ошибках. И сделаем все возможное, чтобы не поставить репутацию нашего города под очередной удар, сэр. Ни к чему нам снова толпы ревизоров и подозрительных зевак, — он, видимо, пытался подмигнуть Бену, но не смог закрыть веко до конца, и Рей стало немного не по себе от этого, казалось бы, доброжелательного старика. — Не нужно денег, сэр, не в этот раз. Акбар Джилман делает вам подарок к возвращению. Начнете платить со следующего раза. Домой они возвращались с ведерком устриц и вполне себе положительными эмоциями от первого посещения Инсмута.