вино и чудаки.

      «Жарко. Жарко. Жарко».       Кружки с кипятком, пробивающееся через раскаленное окно солнце, воспаленная шея и щеки, на которых можно с легкостью поджарить блинчиков к кофе.       Вот что ждет каждого работника кофейни в знойном августе, так еще и в дневную смену. Каждый нарастающий градус Макс чувствовала новой капелькой пота, скатывающейся по шее. Если бы только она хоть раз успела взглянуть на свое распаленное отражение в черном глянце разливаемого по кружкам напитка, то давно бы бросила кофеварку и созывала народ отведать «сочных и хрустящих раков!».       Но вместо этого она обслуживала умеренно продвигающуюся очередь. Людей сегодня было ожидаемо немного: кому захочется чувствовать пекло еще и в горле? Макс приветствовала постоянных покупателей, в душе радуясь вызубренным до рефлексов заказам. К прилавку подходила милая бабуля после своей ежедневной прогулки, девочка-подросток, добавляющая непозволительно много сахара в свой капучино, молодожёны, снимавшие квартирку в соседнем доме и…        — Американо с собой.       Глаза Макс превратились в маленькие щелочки из-за прямо-таки испепеляющего света. Бариста быстро кивнула и отвернулась, чтобы не смущать клиента своим пытливым взглядом. Перед ней стоял долговязый парень, с острым подбородком и гладко зачесанными волосами. Под лучами солнца его кожа казалась почти прозрачной. Настолько, что если бы не достаточно длинные рукава рубашки, миру бы обязательно открылся вид на сеть изумрудно-синих вен на запястьях.       — Вам определенно не помешал бы кондиционер, — донесся недовольный возглас со стороны входа. Макс сегодня слышала эту фразу от каждого второго клиента, входящего в столь неподходящее для такой погоды заведение. Незнакомец не обернулся. Его взгляд словно застыл в наблюдении за движением рук кофевара. Задняя часть шеи девушки покрылась мурашками, будто серые глаза незнакомца были и впрямь сделаны из холодного металла.       Откуда-то сбоку вдруг раздался возбужденный голос:       — Эй, на форум наконец залили последнюю книгу твоего любимого Джефферсона, — знакомая макушка показалась из дверного проема подсобки, вытянув татуированную руку с серебристым мобильником. На экране красовалась обложка, на которой была изображена болезненно худая, но завораживающая девушка. Хлоя часто (если не постоянно) подкалывала подругу «одержимостью» популярным искусствоведом, и Колфилд с радостью бы пропустила это мимо ушей. Но ожидающий покупатель неожиданно ухмыльнулся, с интересом наблюдая за сценой.       — Кондиционер я с торрента точно не скачаю, — чуть выдохнула она. Режущие скулы расслабились, вместе с залегшей морщинкой между бровями. Он будто смеялся, при этом не издавая ни звука. Макс приложила усилие, чтобы не пролить кофе, когда наконец закончила:       — Ваш американо, — их пальцы соприкоснулись лишь на секунду, но обоим вдруг показалось, что солнце все-таки взорвалось. По ладони пробежала дрожь, как бывает при резком ударе по металлическим струнам гитары.       Они были одновременно здесь — и далеко отсюда. Их ноги стояли на деревянном паркете, в то же время растянувшись на траве. Вокруг, вместо давящих стен, перед ними открывался вид на кусочек Аркадии-Бэй с черт знает каких холмов. Все казалось до безумия правильным и последовательным: и коробка пиццы между ними, и проскальзывающая по рукам бутылка вина.       — Итак, Максин Колфилд. Что же занесло тебя в это забытое Богом место?       — Тяга к чудакам с припрятанным вином? — он тихо фыркнул, не отрывая взгляд от пейзажа. Макс почему-то знала, как сильно его раздражает этот маленький город, пройденный вдоль и поперек. Его редкая, едва заметная улыбка, которую этот самый город видел не чаще чем приплывающих к берегам китов, сейчас принадлежала одной пустяковой Макс. От этих мыслей внутри заискрились сотни маленьких фейерверков.       Закат теплым дыханием щекотал ресницы, согревая и без того разгоряченные тела. Они касались лишь кончиками кроссовок, но темная джинсовая куртка, на которой пара сидела, придавала моменту чуть больше интимности.       Тут же, вместо жгучего света вокруг зарокотал гром. Дождь как по нотам барабанил растрёпанные головы, пока Макс цеплялась за спину Нейтана. Его мотоцикл ревел чуть тише грозы, но точно не соизмеримо их хохоту. Щекой девушка прижалась к той же куртке, пропитанной никотиновым дымом. В уголке сознания заскрежетала тень ностальгии. В памяти всплыла картина ровной стопочки пепельниц в кабинете отца — люди не особо отличаются оригинальностью, когда речь заходит о подарках. Она любила стоять с папой на веранде, пока серые облачка от слов медленно расплывались в воздухе. Никто, даже семья, не делала трагедию из небольшой слабости.       До тех пор, пока у Макс не обнаружили аллергию на табак.       Но по какой-то причине, она знала, что скоро почувствует знакомый привкус сигарет и горечь мяты, вместе с распространяющимся на языке счастьем.       Все в той же вуали табачного дыма, они лежали на мягком ковре мальчишеской комнаты. Помимо элегантных мрачных снимков, стены теперь украшали и другие. Некоторые были нагло (и «незаметно») украдены из собственного жилища девушки, а остальные, совсем новые, они сделали вместе. На одном Макс подбрасывала целый букет полевых цветов, забавно задрав нос к небу, всего в паре миль от знаменитой лесопилки; на другой она лежала на кладбище, на порванном клетчатом пледе. Под светом уличной лампы, фото получилось более чем атмосферным — словно переливающиеся надгробья вот-вот треснут, являя миру крики усопших. Нейтан целый час бился над камерой, пока Макс не перестала показывать язык и неугомонно дурачиться. В другом случае он бы давно разозлился, разбил что-нибудь и ругался до срыва горла. Но не с ней.       Совсем редко парень сам попадал в объектив, а на стену так и вовсе только в совместных, самых удачных фото. Как, например, их селфи на пляже, где Макс примеряла солнечные очки. В тот день ему пришлось везти «этого хипстера-недотепу» в больницу, из-за пореза клешней краба.       Эта самая недотепа сейчас держала его белое запястье, с характерными покраснениями у костяшек. И первый раз за долгое время, ему не хотелось вырываться из прикосновений.       — Макс? Ты в порядке? — синевласая коллега обеспокоенно глядела на застывшую пару. Покупатели недовольно шептались, но Макс это почудилось лишь тихим шелестом ветра в ушах. Только стоявшая рядом дама в возрасте многозначительно улыбалась, предаваясь собственным воспоминаниям. Время для них снова пошло, и обжигающий руки кофе служил тому подтверждением. Наконец, губы Нейтана зашевелились:       — Во сколько ты заканчиваешь?

В этом году он бросил курить.