***
Сандра на мгновение замерла возле окна, прислушиваясь к бою настенных часов где-то в другом конце коридора. Звонило полночь, и погруженная в сон Академия Истинного Креста казалась Сандре обиталищем демонов, оплотом мрака, источающего ядовитую издёвку. Последнее было особенно неприятно — больше всего на свете Сандра не выносила насмешек в свою сторону — однако здесь, возле окна, стоя в круге лунного света, она ощущала, как гаденькая эмоция понемногу рассеивалась. Единственный спутник Земли располагался от неё на расстоянии в триста восемьдесят четыре тысячи четыреста километров. Это ужасающе много, а ведь далеко не предел. Сколько ещё во Вселенной разного рода небесных тел: планет, звезд, галактик. Если держать в уме осознание всего этого чудовищного многообразия, собственное дело, которое надо выполнить, начинает казаться маленьким и несущественным. Хорошо. Так проще продолжать путь. Поставив на подоконник стопку бумаг, которые она несла, Сандра приоткрыла створку и подставила горящее от нервного возбуждения лицо прохладному ночному воздуху. Где-то внизу стрекотали сверчки, ветер тревожно гудел в трубах, заставляя кишки сворачиваться узлом, но, как ни странно, всё это действовало успокаивающе. Вперив взгляд в далёкие мерцающие точки на чёрной тверди, Сандра попыталась представить себя одной из них — холодной и яркой. Сверкающей, невозмутимой и прекрасной. Беспроблемной. Ведь это же невозможно, — чтобы звёзды кому-нибудь помешали. Переведя взгляд на щелестящие кроны деревьев в свете луны и простояв так ещё несколько секунд, Сандра затворила окно и, не забыв захватить свою ношу, снова пустилась в свое недалёкое, но опасное путешествие.***
— Войди, — прозвучало из кабинета, и рука экзорцистки, собирающаяся постучать в дверь, замерла в нескольких сантиметрах от цели. Он ждал её, а она не соизволила поторопиться. Замешкалась, задержалась, да ещё и без уважительной причины, а он ведь так не любит ждать. Душа Сандры сжалась, словно её вот сейчас выбьют из хлипкого тела, отправят в самый центр Геенны жариться за такую непростительную ошибку, но экзорцистка взяла себя в руки, открыла дверь и шагнула навстречу неизвестности. Самаэль сидел за столом, склонившись над какими-то чертежами, занимающими собой всё рабочее пространство. Немного взъерошенный, чуть уставший, но абсолютно сосредоточенный и погруженный в размышления. — Долго, — откомментировал он появление своей адъютантши, не поднимая головы и с едва заметным раздражением в голосе, — Положи на стол, и можешь быть свободна. — Корреспонденция из Ватикана, — зачем-то уточнила Сандра, взгромождая свою ношу на угол стола. Удерживая на лице самое непринуждённое выражение, внутренне экзорцистка ругала себя за мнительность и, может быть, манию величия, заставившую её настолько поверить в собственную важность, что предположение, будто лорд Самаэль рассердится на неё за медлительность, казалось действительно реальным. Какая глупость. Сандра оглядела кабинет, ища какой-нибудь предлог, чтобы остаться. По стеллажам с книгами, расположенными вдоль стен, прыгали белые блики от настольной лампы Самаэля — единственного источника света в комнате. Сандра замерла с приоткрытым ртом, наблюдая за их гипнотизирующими играми. Прошло несколько минут, в течение которых Самаэль не отрывался от чертежей, а она так и стояла, не выходя из задумчивости и начиная замечать, что, кажется, предлог ей вовсе и не нужен. Наконец, Самаэль, очевидно придя в раздражение, отшвырнул карандаш, которым орудовал в сторону, и тот, жалобно звякнув, шлёпнулся к ногам Сандры. Только теперь демон заметил, что его адъютантша так и не ушла, но по его виду нельзя было сказать, что это имело для него хоть какое-то значение. Резко крутанувшись в кресле, Самаэль повернулся лицом к окну и спиной к столу, хотя Сандра не могла отделаться от мысли, что этот жест предназначался ей, как молчаливый протест против её присутствия. Хотя, скорее всего, опять она придавала себе слишком большое значение в глазах своего господина. — Всё бессмысленно, — изрёк Самаэль, сверля пустым взглядом голубое зарево сатанинского пожара, охватившего границы студгородка, — я не знаю, как это остановить. Подчиняясь первому порыву, Сандра сделала шаг к столу и приподняла руки, стремясь то ли обнять что-то, то ли выразить этим движением свою беспомощность, солидарную с беспомощностью её господина; однако, остановилась, боясь вызвать его гнев. Бессилие — совсем не то, что привык чувствовать всемогущий Самаэль, повелитель времени и пространства, правитель Ассии; но теперь мир трещал по швам, распадался на части, а он совсем ничего не мог поделать. Точно так же, как она не могла ему помочь, и от этого хотелось выть. Самаэль знал, что в этот момент они чувствуют одно и то же, но совсем не потому что Ассия дорогá Сандре также, как ему.***
Протянув руку куда-то за спину, Самаэль наугад шлёпнул ею по столу, попал на стопку писем. Взяв одно из них, демон поднялся из кресла и несколько минут всматривался в текст, а Сандра не могла поручиться, что он действительно читает, а если читает, то понимает прочитанное. Впрочем, через мгновение сомнения рассеялись. «Если уж не все из них, то, по крайней мере, те, которые касаются ознакомления с письмом», — с горькой усмешкой подумала Сандра. — Папа Франциск просит убежища, — произнёс Самаэль так, словно ещё сам не решил, смеяться над этим или нет, — он верит, что у меня есть некий тайный выход из сложившейся ситуации, и просит взять его с собой в то место, где я планирую отсиживаться. Будто бы, наконец, определившись с реакцией, демон коротко и крайне ядовито рассмеялся, а затем отшвырнул смятый лист бумаги вслед за ручкой. — Ни черта у меня нет, — прошипел он, лязгнув зубами и вонзив ногти в ладони чуть ли не до крови, несмотря на ткань перчаток, — Мы подыхаем, Сандра! Ты понимаешь это, подыхаем! Голос Самаэля прозвучал совсем не громко, но в нём явно почувствовалось исступление. Все средства были исчерпаны: Рин не вернулся из прошлого, сгинул где-то, пропал в коридорах времени; Юкио перешёл на сторону Люцифера. Самаэль просчитался. Проиграл. И теперь они встречают небезызвестных всадников. Астарот и его гнилые войска пробежали по Ассии в первую очередь. С помпой, с криками, с торжествующим рёвом. Каждый стук их копыт отдавался в телах миллионов людей миазмами, нарывающими, а затем взрывающимися бубонами. Скооперировавшись с Вельзевулом, король разложения наслаждался смрадом, распадом, стонами несчастных, захлебывающихся чёрной кровью и гноем. Следом пришёл Абаддон, неся жгучую ненависть на кончике разящего клинка. «Война» — не то слово, которым Самаэль мог бы описать его деятельность, куда больше тут подходило слово «бойня». «Люди убивают себе подобных, потому что кровожадны, а кровожадность — признак низкой духовной иерархии личности», — говорит Люцифер, но не торопится останавливать Абаддона, хоть и брезгует, прячет свой светлый лик от всей мерзости, разводимой его младшими братьями и подданными. Не иначе как полагает, что это их низкий удел — очищать старый мир для высшей расы демонов, а он, король света, будет создавать. Творить потом новый мир. Тех, кого не сразил меч Абаддона и обошла стороной зараза Астарота, иссушил Мамонна. Испил соки их тел, что тот Дионис, взвесил их плоть и кости на весах торговца. А Самаэль ничего не мог сделать, а потому не рвался. Наблюдал из своей резиденции, стиснув зубы, за распадом Ассии; сутками изобретал способ остановить Апокалипсис, просиживая в библиотеке за книгами и в Асайламе над реактивами; Сандра бегала по его поручениям, следила, чтобы не протянул ноги от голода и усталости, рулила первостепенными нуждами пришедшей в запустение Академии. Всё напрасно. Всадник приходил за всадником, демоны прибывали нескончаемым потоком, и теперь их ожидал последний визитёр, за которым будет следовать весь ад.***
На подгинающихся, ватных от страха ногах Сандра приблизилась к Самаэлю, дивясь сама на себя и беззвучно смеясь над своей робостью. Мир распадается на атомы, но это не так пугает её, как то, что её господин рассердится сейчас, когда ему и без того несладко. С замиранием сердца экзорцистка прижала ладонь к спине демона, и тот вздрогнул, словно его коснулись раскалённым железом. — Вы — моя Ассия, — громким шёпотом, с придыханием произнесла Сандра, не сводя с пожарища такого же пустого, как у Самаэля, взгляда, — Вы — мой мир, моя действительность. Моё Солнце. Если Вы погасните, то и я превращусь лишь в жалкий серый мёртвый булыжник. И не будет во мне уже совсем никакого смысла, хоть его и сейчас немного. — Нашла время, — с лёгкой досадой отозвался демон, но от окна всё-таки отвернулся, что показалось Сандре хорошим знаком. — Так ведь, когда теперь, Милорд. Другого момента может и не быть. Глупая Сандра, дурочка Сандра. Её слабый мозг просто не мог вместить всей чудовищной правды, происходящей с мирозданием. Как и всякий нормальный человек, она воспринимала любое несчастье абстрактно до тех пор, пока оно не подойдёт совсем вплотную, не дыхнёт в лицом удушливым смрадом. Вплотную к Сандре стоял совсем не Апокалипсис. Это место было занято Самаэлем. Он отошёл и от окна, и от неё к стеллажу с книгами. Ощущение прикосновения руки к позвоночнику пропало. Хорошо, — словно пиявку от кожи оторвал. — Быть свободным от счастья рабов, избавленным от богов и поклонения им, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким, — такова воля правдивого*, — сказал Самаэль, как мог бы сказать камень, если бы только камни умели разговаривать. Эти ледяные слова не напугали Сандру, а только вызвали на её лице улыбку. Адъютантша скользнула к своему господину, обняла его руку повыше локтя и прижалась щекой к плечу. — Будьте свободны от счастья рабов, но позвольте рабу быть счастливым своим рабским счастьем. Таким простеньким и неблагородным, совсем не великим, — Сандра посмотрела в лицо демона, казавшееся чуть синеватым от отблесков огня, и, сняв перчатку с правой руки, провела пальцами по волосам Самаэля. Она кусала губы, её тело била крупная дрожь, но немедленной агрессии в ответ на такую наглость не последовало. Впрочем, никакого оттаивания тоже замечено не было, Самаэль будто смотрел мимо неё. — Скоро никакого счастья не будет: ни рабского, ни сверхчеловеческого. Сандра облизнула сухие губы и шумно выдохнула. На её щеках горели красные пятна и хорошо, что в полутьме этого нельзя было заметить. — Вы, сверхчеловек, погибаете точно так же, как мы, ничтожные люди, Ваши марионетки. Так не всё ли равно, кто есть кто, если судьба наша одна? Это Вы правильно сказали, что скоро никакого счастья не будет. Но ведь скоро, это ещё не сейчас. В лице Самаэля произошла ощутимая перемена, он, словно очнулся от многомесячной комы. Взгляд, наконец, потеплел, а на губах заиграла озорная улыбка, которая совсем не была редкостью прежде, до того, как пришло известие об исчезновении Рина и предательстве Юкио. Демон посмотрел в лицо своей адъютантши, и в его зрачках отразился её облик, её жалкое, щенячье лицо. — Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Супротив человека, ты всё равно, что плотник супротив столяра**, — произнёс Самаэль, глядя на Сандру ласково и покровительственно, словно джентльмен, говорящий даме изысканный комплимент. Впрочем, Сандра эту нежность приняла не только безропотно, но даже и благодарно. Её глаза засветились от радости и любви; она подалась вперёд, намереваясь уткнуться в грудь своего господина, но была ловко перехвачена его объятиями. Самаэль впился в её губы яростно, с какой-то злостью, словно мстя за что-то глупой человеческой девке. Хотя отчего же «словно»? Не словно, а совершенно натурально, и её несомненной виной перед ним был этот пир во время чумы, этот разнесчастный Декамерон.***
Именно об этом думал Самаэль, стаскивая с Сандры плащ и расстёгивая бесконечное количество пуговиц, на которые его адъютантша запирала свои слои одежды, словно тканевые доспехи или упаковку. Сандра тихо смеялась над его рваными нетерпеливыми движениями, и её дыхание обжигало ему шею. От этого не спасал даже воротник. — Помочь? — насмешливо предложила она, не испытывая никаких трудностей с разоблачением своего возлюбленного. — Иди к чёрту, — оскалился демон, пытаясь изобразить раздражение. Получалось это у него не очень, особенно, учитывая тот факт, что зубы Сандры прихватили мочку его уха, а тупые, коротко обстриженные ногти провели несколько дорожек на лопатках. Самоуверенность Сандры, бесстыдство, с которым она согласилась раздеться перед ним, инициатива, с которой она двигала процесс, бесили демона, вызывали в нём желание поскорее расставить роли верно, напомнить шавке, где её место относительно него. С этой целью Самаэль приподнялся, оттолкнул цепляющиеся за него руки Сандры. Голубоватый свет пожара и красноватый — от лампы освещали его сильно похудевшее измождённое тело (они оба много дней нормально не ели и напряженно работали). Тело Сандры выглядело не лучше, но её лицо всё равно исказилось жалостью, когда она увидела его отпечатавшиеся на боках рёбра. Это взбесило ещё сильнее, и демон отвесил адъютантше звонкую пощёчину, оставив на её лице не только пятно от удара, но и царапины от когтей, которые тут же начали кровить. Когда Сандра вновь повернула к нему свернувшуюся на бок голову, Самаэль увидел в её глазах вожделение вперемешку с каким-то почти религиозным восторгом и благоговением. Она вся подобралась, словно попыталась сжаться в комок, но при этом не сводила умоляющего взгляда с лица Самаэля, ставшего внезапно высокомерным и надменным. — Солнце моё, — прошептала она, задыхаясь, — идолище моё, жизнь моя… Отчего Вы так далеки даже, когда близки? Отчего не снизойдёте до меня не с любовью, так с ненавистью? Черт бы с ней, с любовью этой! Идите же ко мне, прошу Вас. Идите… Самаэль кинулся на неё, словно тигр на косулю; все его дальнейшие действия больше напоминали пожирание хищником жертвы, чем манипуляции деликатного любовника. Сандра не переставала бормотать что-то неразборчивое и восторженное, и её невозможно было заткнуть никакими поцелуями. Она говорила что-то о болезненности равнодушия, но была не права, считая, что Самаэль испытывает к ней именно это. Сейчас Самаэль ненавидел её и сильнее, чем когда-либо. Ненавидел за раболепие и неотвязность, за устойчивость к его оскорблениям и насмешкам, за страсть и эту её удушающую любовь, неизменно вызывающую страсть и в нём тоже. Так девятый вал захлёстывает даже самые дальние и сухие уголки суши. Вколачиваясь в её тощее, костлявое тело, загоняя себя ей под кожу, Самаэль не переставал слышать эти бесконечные «идолище» и «солнце», звучащие для него, как молитвы. От этой мысли становилось смешно, и демон не отказывал себе в удовольствии тихо смеяться, то открывая, то закрывая глаза, как кот, которому чешут за ухом. — Бормочи, бормочи свои молитвы, о презренная, павшая жрица. Не переставай усердствовать и, может быть, тебя простят. В этот момент за окном промелькнула яркая вспышка, возвещающая о приближении последнего бледного всадника. Это мгновение совпало с оргазмом второго сана сатаны и его адъютантши.***
— Пожалуй, не самый плохой конец для наших жизней, — сказал Самаэль, наблюдая за полчищами демонов, вылезающих из Геенны вслед за Смертью. Сандра положила голову на колени своего демона и спокойно, умиротворённо улыбнулась. — Гедонистический конец, — ответила она, — а, впрочем, может и не конец вовсе, а только начало. Для будущей жизни. Вы ведь верите в неё, а? Самаэль посмотрел на неё одновременно обречённо и снисходительно. — Верю, но явно не для себя. Сомневаюсь, что в новом Иерусалиме есть место второму сыну сатаны. Сандра резко села, прижимая к груди тренч Самаэля, на её лице возникло решительное выражение. — Так давайте помолимся, чтобы было! Реакция Самаэля не поддавалось описанию. — Что ты несёшь, полоумная! Сандра схватила в руки лицо своего господина и заставило его посмотреть себе в глаза. Уже ничем не поддерживаемый тренч упал, но никому не было до того дела. — А я всё равно верю, что Вас не отправят на вечные муки. Не позволю! Ни за что не дам так с Вами поступить! И она прижала его лицо к своей груди, не переставая гладить при этом его волосы. Самаэль тихо засмеялся в плечо своей адъютантши, но отчего-то в сердце предательски закралась вера, что именно так оно всё и будет.