Бабочка со сломанным крылом

Я удивленно вытаращился на парня. – Что? Он улыбался и выглядел так, словно в порядке вещей вот так вот подсаживаться к незнакомым людям и просить разрешение сфотографировать их. – Можно? – он сложил пальцы в прямоугольник, изображая фотоаппарат. Не то, чтобы я считал общение с незнакомцами чем-то из ряда вон выходящим. Но предлог у этого парня довольно необычный. – Э-э, а зачем тебе? Я рассматривал розовое пятнышко у него на щеке, и интерес во мне рос в геометрической прогрессии. Парень все также весело, даже восторженно улыбался, вцепившись пальцами в край скатерти и невольно перетягивая ее на себя. – Я буду рисовать, – выдохнул он, неотрывно глядя на меня. – Тебя. Я удивленно моргнул. Его взгляд горел. Блуждая по моему лицу, он оставлял незримые ожоги, которые жутко зудели. Мне хотелось почесать лицо и спрятать его от пылкого взгляда. От подобного внимания мне стало совсем неудобно, и я не знал, куда деться. – Что? Меня? – Да-да, – поспешно ответил парень, отпустив скатерть, и вместо этого застучал пальцами по столу. Очень нервирующее действие. – Мне понравилось твое лицо, теперь я хочу его написать. Он смотрел на меня так, словно от моего ответа зависела его жизнь. Умоляюще, и в то же время жадно. А я намертво прикипел взглядом к его розовому пятнышку. Это краска? Мне никогда не доводилось иметь дело с художниками, но слыхал, что они все немного не в себе. Этот парень определенно подходил под описание «немного не в себе», и я улыбнулся – а почему бы и нет? Отказ был бы тем самым ведром холодной воды, которая превратит пламя в тлеющие угли, а согласие – это керосин. С меня не убудет, если какой-то мимолетный знакомый сфотографирует меня. И я выбрал керосин, кивнув парню. – Мне стать в какую-то позу? Он замотал головой и достал телефон. Щелчок – и частичка меня в руках незнакомца. Он действительно собрался рисовать меня? – Спасибо. Я кивнул, цепляя губами трубочку. Парень еще некоторое время скользил по моему лицу горящим взглядом, а после встал и направился к выходу. Глядя на его спину, я думал, что мог бы попросить потом показать картину мне. Чтобы удостовериться в правдивости его намерений и просто узнать, каким он видит меня. Но парень ушел, и мне оставалось лишь гадать. Гадал я недолго. Учеба воровала у меня свободное время, отбирала мысли о пустяках и даже проникала во сны. В моменты, когда я особо перегружен, хочется забросить колледж и посвятить всего себя музыке. Оставить суматоху Нью-Йорка, вернуться обратно в Бельвилль или же вовсе отправиться в путешествие, прихватив с собой только мою родную «Пэнси». Но я не решался и продолжал тонуть в учебе. – Эй, – пнул меня под столом Брайан, – кажется, на тебя пялится какой-то парень. Я так и замер с ложкой во рту и уже хотел обернуться, как Брайан вновь пнул меня. – Не смотри, а то поймет, что мы его спалили, – шикнул он, усевшись вполоборота. – Может, запал на тебя? Я закатил глаза и попытался не поворачивая головы разглядеть того парня. Кроме его ног в потертых джинсах я ничего не увидел с такого ракурса. – Он что-то строчит в блокноте, – доложил Брайан, совершенно позабыв про свой «Секс на пляже», в котором уже почти растаял лед. – Строчит что-то, а потом смотрит на тебя. Ты ему точно нравишься. Мой голод был сильнее любопытства, поэтому я сосредоточился на гамбургере. Брайан увлекся. Он докладывал о каждом движении и взгляде парня, будь то даже почесывание переносицы карандашом. – Фрэнк, я не шучу, он буквально пожирает тебя взглядом, – заговорщически прошептал Брайан, пожевывая трубочку. – Может, подойдешь? Он любит преувеличить, потому что так интересней. Из ничего устроить маленькое шоу – его стиль. – Я бы подошел, – деловито кивнул Брайан, украдкой глядя в сторону того парня. – Он ничего так. Я шумно выдохнул и так же шумно допил остатки лимонада. Брайан знает, что будь тот парень хоть трижды «ничего так», я к нему не подойду. Причин этому много, и все они вполне весомые. Для меня. Брайан найдет тысячу аргументов, чтобы опровергнуть их. – Вот и подойди. Он может. Брайан из тех людей, которые могут спокойно подсесть к кому-то за столик в кафе и начать заигрывать. Тип он обаятельный, поэтому его компанией редко бывают недовольны. – Не на меня же смотрит, – пожал плечами Брайан и залпом допил коктейль. – Ну и хрень. Лучше бы пиво взял, – он скривился, а затем сунул мне деньги. – Сдачу оставь себе или вон той, – Брайан кивнул в сторону официантки, которая принимала заказ неподалеку, – красавице. Хорошо, что хоть не написал на банкнотах свой номер телефона. Раньше чаевые были едва ли не его визиткой. Брайан ушел, и я проводил его взглядом. Совершенно случайно в мое поле зрение попал столик с тем самым парнем, который якобы пожирал меня глазами. Он неуверенно улыбнулся мне, а я вскинул брови и кивнул на опустевший стул. – Дашь взглянуть? – спросил я, когда парень приземлился напротив. Он покачал головой, захлопнув блокнот. На его носу был размазанный грифельный след. – Это просто скетчи, там даже не на что смотреть. Его руки перепачканы, и на всем, к чему он прикасался, оставались отпечатки пальцев. Я наблюдал за тем, как он пытался двумя пальцами – самыми чистыми – открыть рюкзак и что-то достать оттуда. – Помочь? Парень покосился на меня, затем посмотрел на свои руки и кивнул. – Мне нужны влажные салфетки, они там, в кармашке. – Может, пойдешь в туалет и помоешь руки? – поинтересовался я. Он закатил глаза и протянул мне свой рюкзак. Чтобы не запачкать светлую ткань, парень ухватил его за черные лямки. – В кармашке под наушниками. – Чем тебе уборная не угодила? – я швырнул в него упаковку салфеток и вернул рюкзак. На то, чтобы его руки вновь стали чистыми, ушло четыре салфетки. – Там мыло ужасно воняет. Каждую использованную салфетку он распрямлял и складывал одна на другую. Самая серая снизу, а та, что наверху – почти чистая, только местами серые разводы. – Ты серьезно? Парень пожал плечами. Кажется, его совсем не смутила моя интонация. Ты можешь сказать что угодно, но значение сказанного зависит от того, как именно ты это сделаешь. Я спросил: «Ты серьезно?», имея в виду: «Ты идиот?». Этому типу, кажется, будет плевать, даже если я его напрямую обозву. – Мне не нравится ваниль. Она не пахнет, а воняет, – он взял самую чистую из стопки использованных салфеток и принялся тереть грифельные пятна на обложке блокнота. – А у них здесь всегда ванильное мыло. Я кивнул, хотя и считал это странным. Какая разница, как пахнет мыло? Это всего лишь инструмент для поддержания гигиены. Запах – его вторичная, маловажная функция. Никто ведь не нюхает свои руки, поэтому мыло можно делать хоть с запахом говна, главное, чтобы руки помогало очистить. – Почему я? Парень оторвался от чистки блокнота и посмотрел на меня. На его носу все еще красовалось пятно, и я как бы невзначай постучал пальцем по своему. Парень нахмурился, а потом понимающе кивнул и начал тереть той же самой салфеткой свой нос. – Что «ты»? – Почему ты рисуешь меня? Он вновь расправил салфетку и вернул в стопку. – Я же сказал: мне нравится твое лицо. Мне захотелось взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять, что могло ему понравиться в моем лице. Оно ведь обычное. Всегда казалось, что художникам только и подавай что-то неординарное, но ведь мое лицо совсем не такое. Внешность у меня среднестатистическая. Чем я мог зацепить взгляд художника? Или все же Брайан со своими намеками прав? – Чем же? Парень задумчиво почесал карандашом подбородок и пожал плечами. Открыв блокнот, он начал рисовать подставку с солью, перцем и зубочистками. – Просто понравилось. У тебя так не бывает? – я помотал головой, но он этого не увидел, поглощенный штрихами и кругами. – Бывает, смотришь на кого-то, и его внешность цепляет тебя. Не какая-то отдельная деталь – нос или глаза, – а все вместе. Хочется смотреть, рассматривать, максимально запомнить мельчайшие детали. А потом нарисовать. Парень потер свой рисунок пальцем, а потом этим же пальцем убрал мешающую прядь волос, оставив серую полосу на лбу. – Я же не художник. Бывало, конечно, что я засматривался на кого-то, но это, скорее, какое-то мимолетное влечение, исчезающее, стоит только потерять человека из виду. В хаотичных штрихах начал проступать образ солонки. Я взял меню, чтобы заказать что-то еще. В мои планы не входило столько времени торчать в кафе, но от мысли об учебе к горлу подкатывал тошнотный ком. В голове вновь забилась отчаянная мысль бросить все, послать к черту колледж и все обязанности. Слишком я устал, слишком соблазнительной была эта мысль, и в то же время тяготящей. Я подозвал официантку и заказал чизкейк. Она обратилась к парню, но он ее проигнорировал. Я решил взять на нас двоих чайник чая. Уходя, официантка забрала стопку грязных и уже давно сухих салфеток. – Ты ведь любишь зеленый чай? – Да, – через некоторое время ответил он. – Но то, что здесь подают, даже чаем не назовешь. Белиберда безвкусная. А пахнет как залитая кипятком губка для мытья посуды. Я присвистнул. – Это ты загнул про губку, – хмыкнул я, разглядывая вполне реалистичную такую солонку в его блокноте. Принесли чизкейк и чай. Разлив по чашкам, я принюхался: чай как чай. Такой подают практически везде, такой я покупаю себе домой. Парень подловил официантку и попросил еще одну чашку. На мой вопрос «зачем?» он не ответил, а когда принесли чашку, перелил в нее чай из своей. Я открыл рот, чтобы спросить еще раз, но потом до меня дошло: он остужал таким образом горячий напиток. – Гениально, – я улыбнулся его находчивости и попросил дополнительную чашку себе. Он не сразу начал пить. Сначала, прижавшись губами к стенке чашки, вдыхал аромат чая. Его ноздри смешно вздымались, а потом он отодвинул чашку и чихнул. Поморщившись, парень наконец отпил и с грохотом поставил чашку на стол. Чай расплескался, и несколько крошечных капель попало на блокнот. Парень бережно отодвинул его в сторону. – Помои, – констатировал он. Наверное, его искреннее отвращение как-то повлияло на меня, потому что я действительно учуял запах кухонной губки, залитой кипятком. Да и на вкус было не лучше. – Действительно, – кивнул я. Неприятное послевкусие я заел чизкейком. Парень продолжил рисовать. Немного поразмыслив, я пододвинул тарелку с половиной торта к нему. – Угощайся. Он даже не посмотрел на меня. – В меня все не влезет, – пробормотал я, одолеваемый чувством неловкости. Настороженно покосившись на чизкейк, потом на меня, парень начал медленно есть, не отрываясь от рисования. – Фрэнк, – ляпнул я, и чувство неловкости лишь возросло. – То есть, меня зовут Фрэнк. Он молчал. Мне было неуютно от тишины за нашим столиком. Обычно, когда ты представляешься, то твой собеседник делает то же самое. Иначе не может быть, ведь это одно из правил приличия. Да и просто удобство. Обращаться на «Эй, ты!» не совсем удобно. Парень продолжал молчать, что-то штрихуя на своем рисунке. Я не знал, о чем заговорить, да и не хотел, поэтому попросил счет и начал копаться в бумажнике. – Джерард. От неожиданности я выронил мелочь, и монеты покатились в разные стороны. Он весело смотрел на меня: наверняка мое удивленное лицо выглядело нелепо. Избежав встречи взглядами, я смел в ладонь мелочь и пересчитал. – Приятно познакомиться? – Приятно познакомиться, – кивнул Джерард. Он положил блокнот себе на колени, чтобы я не смог ничего разглядеть, и вырвал из него листок. Сложив вдвое, Джерард положил его передо мной и ушел. Это был мой портрет. – Может, хотя бы попробуем? – Брайан смотрел на меня с надеждой. – Если стесняешься, петь буду я. Он в очередной раз завел свою шарманку. Спит и бредит созданием своей группы уже второй год. Помню, как на последнем году обучения в школе мы прогуливали уроки, сбегая ко мне в гараж, и тренировались в игре на гитаре. Сдав экзамены, подбились к какой-то малоизвестной группе, но не успели дать в полном составе хоть один концерт в местном клубе, как она распалась. Причин было много, но поводом стала драка Брайана и солиста. Из группы нас выперли, затем они перессорились друг с другом и распались. Тем же летом в голову Брайана закралась безумная мысль создать что-то свое. – Нет, мне некогда. Мы битый час бродили по Центральному парку, поедая мороженое стаканчик за стаканчиком. Брайан бросался в уток кусочками вафли, а я пытался отыскать идеальный желтый листочек. – Ты тратишь время не на то! – воскликнул Брайан, прицеливаясь. Кусочек вафли попал утке в голову и она, завопив, улетела. – Тухнешь с этими задротами, вместо того, чтобы взрывать публику. Я подрастерял свой боевой задор и отложил на время учебы попытки влиться в мир музыки, а он из раза в раз пытался. За время, пока мы жили в Нью-Йорке, Брайан дважды играл в группах, и пусть эти две попытки оказались провальными, он не сдавался. Я же в приоритете поставил учебу в колледже. – Дополнительные умения никогда не повредят. – Это все равно, что я бы продолжил учиться на хирурга, – хмыкнул Брайан. – Ты можешь это вообще представить, чтобы я ковырялся в чьих-то кишках? Мы сидели на берегу озера, и Брайан продолжал кормить уток. Для этого он купил какую-то булочку, которую сам почти не ел. – Помнишь того одержимого тобой художника? От неожиданности я дернулся. Конечно же, помнил. Его рисунок я повесил у себя над кроватью, и он действительно хорош. Мысль о том, что я кого-то вдохновил, грела. – Будь я чокнутым фаталистом, сказал бы: «Это судьба, чувак!». Брайан хлопнул меня по плечу и кивнул в сторону. Недалеко от нас сидел Джерард. Рядом с ним лежали краски, а в руках он держал альбом. Мне захотелось подойти, но я не был уверен, что стоит. Джерард был увлечен своим занятием, и мне бы не хотелось ему мешать. Не мне ли знать, как неприятно, когда отрывают от любимого дела. Сколько ссор с мамой было только из-за того, что она отвлекала меня от игры на гитаре. – Чертово совпадение, и только, – улыбнулся я. – Пошли, мне еще надо успеть закончить с сайтом к завтрашнему дню. Брайан пожал плечами. На самом деле он прав – я действительно тухну среди задротов. Половина моих сокурсников чертовы геймеры. Конечно, в игры играть я и сам люблю, но у них это на уровне сумасшествия. Они словно живут в другом мире, мы будто разговариваем на разных языках. Я совру, если скажу, что меня силой пихали на компьютерную специальность. Просто у меня не было идей, куда податься. Я ухватился за мамино «Программистом нынче выгодно быть», ибо это был действительно неплохой вариант. Потому что музыкальная карьера – это то, во что надо окунуться сразу и с головой. В свое время не найдя за что зацепиться, к кому пристать, я пошел получать образование, попутно обдумывая возможность музыкальной карьеры. Он сидел там же, где и неделю назад, и я просто сел рядом. – Мой друг прав, и это действительно судьба? Джерард не ответил, скользя карандашом по альбому. Я не решался сказать что-то еще, и думал о том, какую глупость сморозил. Ни приветствия, ни «Можно присесть рядом?». Я просто ляпнул то, что крутилось в голове, и, возможно, смутил Джерарда. – Он фаталист? Я улыбнулся, потому что какой из этого презирающего суеверных людей человека фаталист? – Скорее, наоборот. Джерард мокнул кисточкой в банку с водой и начал водить по бумаге. Я удивился, потому что он не макнул в краску и, по сути, просто мочил альбом. Бумага слегка скукожилась. – Это современное искусство – рисовать водой? Некоторое время Джерард молчал, продолжая мочить бумагу. – Смотри, – сказал он и макнул кисточку в голубой цвет. Легким движением руки он провел полоску вверху листа, и она растаяла, растеклась. Это было похоже на то, как я пролил когда-то чай на мамину белую скатерть, и мокрое пятно расползлось во все стороны, стремительно увеличиваясь в диаметре. Из узкой полоски получилось небо. – Ого, – выдавил я. – Немного похоже на волшебство. – Глупости, – хихикнул Джерард. – Вода и краски, никакого волшебства. На подсыхающей бумаге таяли неестественно яркие деревья. – Правило номер один – вода всегда темнее неба. Мазок для озера действительно оказался темнее, чем самый первый. Как и для отражения. Джерард плавно водил рукой по бумаге, и постепенно не осталось ни одного дюйма чистой бумаги. Я завороженно наблюдал за тем, как он рисует. Приятное оцепенение овладело мной, и казалось, даже если я захочу, я не смогу пошевельнуться. – А теперь – по сухому! Он промыл в бурой воде кисточку и выжал ее пальцами. – Поможешь? – обратился Джерард ко мне. Я рассеянно моргнул, и мое тело вновь стало подвижным. – Вылей воду и набери в озере чистую, – он покосился на меня и мягко улыбнулся. – Пожалуйста. Я долго думал, куда можно вылить воду, и как идиот ходил туда-сюда с баночкой в руках. В результате слил воду в канализацию. Джерард не интересовался, почему я так долго выполнял его поручение, будучи погруженным в прорисовывание деталей. – А я уже думал плевать на кисточку. Я не был уверен, был ли это упрек в сторону моей медлительности или просто шутка. Я больше склонялся к первому варианту, поэтому пробормотал извинение. Джерард не ответил. Пушистые ранее деревья стали более четкими, а отражение покрылось легкой рябью вокруг уток, которые появились в мое отсутствие. – Красиво получается. Это было искренне. Пейзажи я считал скучными рисунками, но этот мне нравился. Я видел, как он был создан, и это делало его особенным в моих глазах. Пейзаж Джерарда мне действительно нравился, хотя в магазине неподалеку продавались сотни картин с этим самым озером – причем в разных ракурсах, – которые я считал штампованным дерьмом. – А мне не нравится, – почесал лоб Джерард. – Банальщина жуткая. – И зачем тогда рисовал? Он пожал плечами и улыбнулся. – Кто знает. Я решил промолчать, потому что не знал, что на это ответить. Какой же он, черт возьми, странный. Ход его мыслей не всегда был мне понятен, и это порой меня обескураживало. И в то же время вызывало еще больший интерес к Джерарду. Промыв кисточку и вылив воду в кусты – почему он ранее не мог сделать то же самое, зачем-то упрягая меня? – Джерард вырвал рисунок из альбома. – Можешь забрать, – он протянул его мне. – Иначе я его сожгу. Я удивился. – Почему? – Он ужасен. И я, наверное, все цвета как всегда испоганил. Я поспешно забрал рисунок и спрятал его в папку с докладом. – Зачем же сразу сжигать? – А зачем хранить мусор? То, что он назвал мусором, я собирался повесить на стену рядом с портретом. Мы гуляли вдоль озера и практически все время молчали. Я как никогда ранее ощущал себя странно и неуютно, но при этом уходить не хотелось. Скорее, хотелось исправить все неудобства, чтобы было так же уютно, как с Брайаном или Нейлом. – Программист? Серьезно? – рассмеялся Джерард. – Не похож. – Почему же? – Ну, – он пнул камешек в озеро, и несколько капель воды долетело до меня, – ты мне кажешься творческой личностью. Это как рыбак рыбака видит издалека? – На самом деле я – несостоявшийся музыкант. – Почему же несостоявшийся? Джерард внимательно посмотрел на меня, после чего вновь пнул камешек, попавшийся под ноги. – Не сложилось. Возможно, и сложилось бы, если бы я приложил больше усилий. На самом деле, в Нью-Йорк мы с Брайаном частично махнули из-за того, что хотели попытать удачу в другом городе. А учеба была неплохим предлогом для этого. Только вот Брайан об образовании даже и не думал, бросив медицинский колледж почти сразу после поступления, я же решил посмотреть, что из этого выйдет. – Дай угадаю: родители или неуверенность в своих силах? Наверное, и то, и другое. Маме не нравилась моя чрезмерная страсть к музыке и желание сделать ее своим заработком. Меня, конечно, ее упрек не остановил бы ни за что, возьмись я за дело серьезно, но в том то и соль, что я сам колебался. – Мама, – он неуверенности решил промолчать. Джерард все еще смотрел на меня, и казалось, будто он мог прочитать мои мысли. Я ожидал вопроса: «А отец?», и ответ уже вертелся у меня на языке. Но Джерард словно сам все понял, потому что не стал спрашивать о папе. – Гитара или клавишные? – он склонил голову набок. – Или, может, барабаны? – Гитара. – Так и знал. Уже было достаточно темно, пора бы домой. Мне нужно еще много чего сделать, а я хотел поспать больше пяти часов. Но у меня не было никакого желания возвращаться домой. Мы стояли на автобусной остановке. Я все хотел попрощаться и пойти в метро, но так и не ушел. Ждали мы автобус молча, а рядом с нами ссорились две подруги. Я не знал, о чем еще поговорить, и стал невольно слушать спор девушек. Джерард стоял, сгорбившись, а его пальцы то и дело дергали края кофты. На его лице застыл задумчивый образ, и мне было интересно, о чем может думать такой человек, как он. О чем его мысли? Что-то назойливое, не дающее покоя, которое, как ни отгоняй, раз за разом возвращается терзать голову? Или его мысли плавно сменяют одна другую? Одна из девчонок взвизгнула, и я поймал себя на том, что рассматриваю Джерарда. Пялюсь на него, думая о том, как думает он. Когда-то Брайан подловил меня на подобном залипании. – Если б не знал тебя, подумал, что ты втюрился в меня, – сказал он важным тоном, а потом еще много-много раз припоминал мне это, осыпая шквалом подколов. Но Джерард не Брайан, и будет неловко, если он заметит мой прилипший взгляд. И я отвернулся. А когда приехал автобус, Джерард сел в него, не сказав мне ни слова. И уехал. Я хмыкнул. Он и в самом деле слегка не вписывался в норму. Но мне это не казалось чем-то плохим, отталкивающим. Даже наоборот – его отчужденное поведение мне импонировало. Позже, вешая на стену его пейзаж, я подумал, что быть вот таким ненормальным Джерардом довольно здорово. Ты видишь мир не таким, как все, воспринимаешь вещи иначе. А еще «ненормальный» звучит как «интересный». Несколько дней я возвращался домой длинным путем – через парк. Но Джерарда у озера так и не встретил. А потом водоворот привычной рутины охватил меня с головой, и только рисунки да редкие шутки Брайана напоминали мне о знакомстве с художником. Со временем и рисунки стали просто частью стены, настолько привычной, как и обои. Тепло ранней осени смыли в канализацию дожди. Брайан говорил, что туда же плавно перемещаются и мои мечты, причем моими же стараниями. Потому что мне всего лишь надо откинуть все сомнения и согласиться на его предложение самим создать группу, но я все тянул и не решался. Я нуждался в толчке. Он сел рядом со мной на лавочку и некоторое время молчал. Ветер был сильный, и я все не мог поджечь сигарету. – Лучше съешь орешков, – протянул мне пакет Джерард. От того, что он так неожиданно заговорил, я едва не выронил зажигалку. – Они не выглядят как что-то, что помогает успокоить нервы. – Еще как успокаивают, поверь мне. Джерард улыбался и тряс пакетиком с орешками у меня перед лицом. Я подумал, что, быть может, он противник курения или что-то типа того, и спрятал сигареты в карман. Покурить я всегда успею, а вот Джерард мог и уйти. Не то, чтобы мне не нравились орехи. Я просто редко их ем вот так вот просто, без ничего. Как, допустим, поп-корн. Кажется, последний раз был еще когда папа был с нами. А это было давно-давно, и уже мало что напоминало мне о тех временах. Только «Пэнси» и вот эта горстка орешков. И они действительно немного успокоили мои расшатанные недавней чередой тестов и ссор с мамой нервы. – Лучше бы ты бросил, – он внимательно смотрел на меня, вновь протягивая пакетик. – Курить? – И это тоже. Я не успел уточнить, что Джерард еще имел ввиду, потому что он вдруг подскочил. – Слишком тухло! Джерард кинул в рот приличную горстку орешков и начал активно жевать, глядя по сторонам. Проглотив, он обернулся ко мне. – Давай пошалим? Я опешил. – В смысле? – Ну, как же, – Джерард взмахнул руками, – шалость устроим! Что-то типа вместо сахара положить в чай соль или пописать в темную бутылку и дать кому-то утолить жажду. Я уставился на него, вскинув брови. – Тебе пять лет, что ли? – Почти, – ответил он с сияющим взглядом. – Двадцать пять. А на вид ему было не больше шестнадцати. – Как насчет сделать чей-то день чуть ярче? Я буквально видел, как в его глазах плясали черти. Мне казалось, что он задумал что-то такое, в чем я не соглашусь участвовать. И не прогадал. Джерард подошел к ближайшей к нам припаркованной машине и поманил меня. Затем, оглянувшись по сторонам, достал краски. Людей почти не было, потому что день выдался холодным, пробирающий до костей ветер и периодический дождь согнал всех гуляющих в кафе. – Погоди, что ты… Он улыбнулся и достал из коробки несколько баночек с краской – что-то такое мне мама покупала в детстве на уроки рисования – и кисточки. – Нет, ты же не собираешься… – Собираюсь. Его улыбка стала еще шире, а глаза сделались совсем безумными. Я вскинул брови. – Делай что хочешь, я пас, – пробормотал я, невольно оглядываясь по сторонам. – К тому же, машина на сигнализации. Он закатил глаза. – Она же не срабатывает, когда на машину падают листья или садятся птицы, – Джерард открутил баночку с красной краской и макнул в нее кисточку. – Вряд ли она среагирует на мои действия. Он рисовал какие-то необычные цветы, больше напоминающие маленькие красные взрывы. Они прорастали со стеблей или веток, которые расползлись по всему бамперу и потянулись к капоту. Не все цветы раскрылись, и местами между пышными взорвавшимися бутонами торчали крошечные почки. Джерард рисовал, а я наблюдал за ним. В моей голове роились вопросы, но мне не хотелось отвлекать его от рисования. Пришлось отложить вопросы на потом. Закончив с растением, Джерард вытер кисточку о клочок бумаги и отдал ее мне, а сам мокнул в краску – все ту же красную – пальцы. – Нарисуй что-нибудь тоже, – весело предложил он. Я стоял, уставившись на кисточку в своих руках, а потом вдруг подхватил волну веселья и нарисовал синюю птичку над правой фарой. Джерард тем временем что-то писал на капоте. – «Художник рисует не то, что видит, а то, что чувствует», – прочитал я и, вытерев кисточку, начал разглядывать стаю синих птиц, примостившихся на алых ветках. Джерард, кивнув, поспешно сложил краски в рюкзак. Обыкновенная черная «тойота» теперь напоминала мне раненное животное, с которого содрали кожу, обнажив кровяные сосуды. – Пора валить, – сказал Джерард, глядя мне за спину, а потом вдруг схватил меня за руку и побежал. Обернувшись, я заметил стремительно приближающуюся к нам женщину, и адреналин погнал меня прочь. Но вместе с тем я ощущал давно забытое веселье и будоражащий кровь азарт. И мне хотелось еще-то что-то нарисовать на той машине. Мы промчали несколько кварталов, прежде чем остановиться. У меня кололо в боку, а в легких горел пожар. Мое запястья было измазано в гуашевой крови, как и ладонь Джерарда, и мы глотали воздух, пытаясь успокоить наши сердца. – Ты – чокнутый, – сквозь глотки выдавил я и привалился к стене. – Но было круто. На его губах расцвела улыбка. Он вдруг показался мне приветом из далекого детства, того времени, когда мы с Брайаном расписывали баллончиками школьные стены и писали непристойные слова на садовых гномах его соседей. – Ты говорил что-то о том, чтобы сделать чей-то день ярче. Разве порча машины кого-то обрадует? – Во-первых, гуашь легко смыть и она не оставляет следов, – Джерард наклонил голову и посмотрел на меня. – А во-вторых, я сделал именно то, что и сказал. Владелец той машины явно запомнит этот день надолго, к тому же у него должно знатно подгореть. Ярче – это в его понимании запоминающееся? – К тому же, – он взял мою руку и провел пальцами по алых разводах, – кто сказал, что я хотел сделать ярким день того, кто ездит на «тойоте»? Я вопросительно вскинул брови. Джерард отпустил мою руку. – Намекаю очень тонко, – он выразительно посмотрел на меня, и я понял. Он имел в виду меня. Почему-то мне стало неловко, и я уставился на свое грязное запястье. Все вмиг показалось таким странным и неправильным. Потому что такие сумасшедшие вещи происходят только в фильмах и книгах. Только там бывает так, что вам счастливится познакомиться с неординарным человеком, который потом утягивает вас в яркий мир приключений. Но я в реальности. А в реальности приключениям нет места. – Это неправильно, – сказал я. – Почему? Я не мог ответить, потому что не знал что. Я просто ощущал, будто меня столкнули с привычной тропы в кусты или спихнули с насиженного места. Пускай и было весело, но это веселье было давно отброшено мною, как что-то несерьезное. – Если ты себя неуютно ощущаешь, значит, как раз таки правильно, – с важным видом произнес Джерард, когда я поведал ему свои сравнения. – Чтобы двигаться вперед и развиваться, нужно порой выходить из зоны комфорта. А это, на самом деле, далеко не самая приятная вещь. Честное слово, не мог понять, как то, что я разукрасил чью-то тачку, поможет мне в развитии? Меня несколько взбесили слова Джерарда, и я пнул близлежащую пивную банку. Видимо, ее не до конца опустошили, и остатки расплескались по стене. – Ну, смотри, – он оперся на мусорный бак, наплевав на то, какой он грязный, – ты ведь выбрал легкий путь, поступив, куда тебе сказала мама, а не твое сердце. Потому что так проще. Мое раздражение росло. – Откуда ты знаешь? Может, мне больше нравится программирование, чем музыка. – Так я ошибся? Я промолчал, потому что не хотел лгать. Или признавать, что он прав. – Проще отказаться от мечты, чем бороться за нее. Я продолжал молчать, понемногу остывая. Мне все еще было непонятно, к чему он вел. – Чтобы исполнить мечту, нужно преодолеть много препятствий, а это означает выход из зоны комфорта. Джерард уже не улыбался. Почему-то то, что он разговаривал со мной на волнующую меня тему на полном серьезе, меня пугало. Я не хотел больше слушать его, но перебить не решался. – Не все могут с легкостью покинуть свою зону комфорта, даже нос не высунут, пока не будет иного выхода. Их сковывают страхи, и это вполне нормально – ощущать опасение, но когда из-за этого человек начинает сам себя ограничивать, лишь бы ничто не нарушало уюта их привычной жизни, это уже плохо и надо что-то делать с этим, – Джерард откинулся на локти и уставился на меня. – Это как сидеть дома, утверждая, что на улице плохо, ни разу туда не выходив. Я старался не смотреть в его сторону и наблюдать за ним периферическим зрением, но, заслушавшись, невольно встретился с ним взглядом. Джерард редко моргал. Или же это я лишком часто, что даже глаза увлажнились. Взгляд у него был нечитаемый и в то же время завораживающий. – Мы с тобой совершили акт вандализма. Пускай безвредный, но все же. Сделали то, чем ты явно обычно не занимаешься, что вряд ли бы себе позволил, если бы не я. Похоже на то, как ты ограничил себя зоной комфорта. Даже нос боишься высунуть. Но стоит только попробовать высунуть, и сразу приходит понимание: я зря боялся. – А если не приходит? – я уже не смотрю ему в глаза, уставившись на его словно кровью измазанные руки. – Как минимум ты попытаешься. Не всегда все получается с первого раза, но ведь главное не топтаться на одном месте, – Джерард смотрел на меня, словно желая поймать мой взгляд. Он понимал, что так его слова будут иметь больший эффект на меня. Но я упорно смотрел на его руки, ноги, обутые в истоптанные и заляпанные краской кеды, на что угодно, только не на лицо, не в глаза. – Сложнее всего сделать первый шаг. С каждым разом будет легче ступать. – Словно лекцию по философии читаешь, – буркнул я, невольно задумываясь над тем, что услышал. – Что-то типа того, – улыбнулся он. Я странно себя ощущал. Словно мне пытались открыть глаза, когда я их вроде и так держал открытыми. Или мне так только казалось, и я на самом деле был до этого, считай, слеп? – Жизнь не статична, в ней должна преобладать динамика. Двигайся, пока еще можешь дышать. Я был словно ребенок, ничего не смыслящий в жизни, а он – мудрец в личине молодого. Конечно, глупости это, ведь Джерард не намного старше меня. – Как насчет перекусить? От резкой смены темы я словно выпал из транса. Мне показалось, он потащит меня в какую-то кафешку. Но Джерард достал из рюкзака новый пакетик с орешками, а заодно пачку салфеток. – Краску есть не желательно, – хихикнул он, вытирая руки. – Вытрись тоже, а то издалека как кровь, – Джерард бросил упаковку мне. – Хотя мне нравится, я бы так и оставил. Мы ели орешки и болтали. Я рассказал ему о Брайане и о его мечте создать группу. Джерард похвалил его и посоветовал соглашаться принять участие в затее с группой. Я все еще не был уверен, что это хорошая идея, потому что тогда я точно забью на учебу. Мама говорила, что, потакая своим желаниям, рано или поздно станешь их рабом. Просто не сможешь остановиться и будешь делать все лишь во благо себе, забыв о других, более важных вещах. – А что важнее тебя самого? – спросил Джерард. – Ты ведь живешь ради себя, а не ради других. Поэтому делай то, что в первую очередь принесет пользу тебе. – Но ведь это эгоизм. – Ты так говоришь, будто это что-то ужасное. – А разве нет? Джерард вздохнул и почесал переносицу. Он выглядел усталым, а еще я только теперь заметил у него синяки под глазами. – Скорее тут подойдет термин «разумный эгоизм». Типа умение жить своими интересами, не противореча чужим. Мама всегда говорила, что я думаю только о себе. И поэтому я старался думать больше о других. Но верно ли это? – Я тебе советую: поступи хоть раз так, как тебе действительно хочется, – мы вновь встретились взглядом, и мне удалось рассмотреть цвет его глаз. – В пределах разумного, конечно. И я захотел сделать что-то прямо сейчас. Что-то такое, что положит начало изменениям в моей однообразной жизни. Да хоть бросить колледж и как Брайан устроиться на работу. Или собрать группу. По сути, что-то похожее говорил мне и Брайан, только почему-то на меня оно не подействовало. А слова Джерарда смогли пробиться в мое сознание и заставить что-то там щелкнуть. – Сыграешь мне как-то? Я кивнул без раздумий. Была бы «Пэнси» под рукой, прямо сейчас бы и сыграл. Я не был уверен, что у меня так уж хорошо получается, но мне хотелось сделать что-то для Джерарда. Его слова внезапно превратились в волну вдохновения, и на языке уже горели свежие строчки. Давно я не писал песни, еще с Рождества. Удивительно, что пропавшее вдохновение вернул мне парень, философствующий меж грязных мусорных бачков. Разогнал нас дождь. Я хотел предложить сходить в кафе или куда-то еще, но так и не предложил. Джерард ушел на остановку, не беспокоясь о том, что промокнет. Он улыбнулся мне и помахал на прощанье, и когда он скрылся за углом, я вдруг осознал, что у меня нет никаких контактов с ним. Ни номера, ни странички в социальной сети. Джерард мимолетно заглянул в мою жизнь и перевернул там все к черту. Несмотря на то, что на улице бушевала погода, закрывать окно я не хотел. Мне нравился рев ветра и то, как по лицу хлестал ледяной дождь. – Пагубный, зловещий, дурной, – бормотал Брайан, в очередной раз отстегнув ремень. – Темный, мрачный. Я сбавил скорость и, пока никого позади не было, пристегнул его обратно. Брайан показал мне средний палец и послал. – Злополучный, зловещий… – «Зловещий» уже было. Судя по его состоянию, тусовка в честь нового участника группы удалась на славу. К счастью или нет, я приехал под ее конец, и споить меня не успели. Брайан, естественно, пытался, потому что пьяный он не любит непьяных. – Зловещий вдвойне, – он откинулся на сиденье и заиграл на воображаемой гитаре, при этом едва не заехав мне по лицу. – Что-то с грехом. Греховный? Семь смертных грехов? – Осторожней со своей гитарой, Брай. Он что-то невнятно промычал и начал напевать одну из песен, которые он поет на бэк-вокале. Честно говоря, я слушал лишь несколько песен его группы. Те, что Брайан меня буквально заставил послушать. – В голове одна хрень, – буркнул он, упершись лбом в окно. – Еще бы, столько хрени выпить. Я ехал близко к обочине на случай, если Брайана начнет тошнить. Такое, к счастью, бывает редко, но все же лучше быть начеку и с пакетом поблизости. Потому что в случай чего отмывать буду в большей степени я, хоть машина и не моя. Хрен там Брайан будет мыть все сам. – А солист у нас хорошенький. Я закатил глаза. – Ты еще трахнись с ним. Конечно же, он трахнется. Если у него хоть раз появилось желание с кем-то переспать, то он приложит все усилия, чтобы утащить человека в постель. – А вот возьму и трахну его! – рычит Брайан. – Или он меня. Я улыбнулся. Глядя на Мэтта, скорее, второе. Хотя Брайан любит быть ведущим. По его словам, конечно же. Мне, к счастью, не доводилось проверять лично. Вдруг Брайан подскочил и схватил меня за плечи. Я инстинктивно затормозил и включил аварийный свет. – Синистер! Он встряхнул меня и совершенно безумным взглядом уставился на меня. – Ч-что? – Синистер! – взревел Брайан и вновь тряхнул меня. – Теперь я Синистер! – И с чего это ты Синистер? – опешил я. – Ну, потому что! У всех есть клички, а у меня нет. Теперь есть. Я Синистер, хм, – Брайан отпустил меня и сел обратно. – Синистер Гейтс. – Почему? Он хохотнул и уперся лбом в стекло. – Потому что «Семь смертных грехов»*. Я улыбнулся. Чего и стоило ожидать от Брайана. Да и к названию самой группы подходит. И кому в голову пришло назваться «Отомщенный семикратно»? – А Гейтс почему? Брайан пожал плечами. Естественно, мы поехали ко мне. Потому что черта с два я буду ехать в его квартиру на другой конец города. Брайан не любит у меня ночевать, потому что мое кресло неудобное, свою кровать я ему не уступлю, а с ним спать уж тем более не собираюсь: от него невыносимо несло. Он каждый раз грозится выбросить кресло, но я верю, что в глубине души Брайан благодарен мне за беспокойство. Потому что некому больше его пьяного забирать домой. – Удивительно, – сказал Брайан и замолчал. Пока я заваривал себе чай, он успел улечься на мою кровать. – Что удивительно? Брайан не ответил, и мне показалось, что он уже уснул. Поставив чашку на стол, я потянул за покрывало, стаскивая вместе с ним Брайана. – Вы ведь больше не виделись? – вдруг очнулся он. Я замер. – Не виделись, – я проследил за его взглядом. Тот портрет и пейзаж, нарисованные Джерардом, все еще висели над моей кроватью. Они давно уже стали частью стены, и я их редко замечал. Но в то же время они для меня важны. Эти рисунки послужили мне напоминанием о словах Джерарда, о том, что я решил для себя, впечатленный его монологом. Мне в то время просто не хватало толчка, и я его получил. Иронично вышло, что больше мы не виделись. Словно знаком свыше был черный джип, разукрашенный красными спиралями. Это мог быть кто угодно, но мне упорно казалось, что это его рук дело. – Чертовы дети! – причитал парень немногим старше меня. – Мой новенький джип испорчен! Я закатил глаза. – Ты идиот, – прошептал я и уже громче добавил: – Не волнуйся, это обычная гуашь. Потри мочалкой и будет твой джип как новенький. Парень недовольно зыркнул на меня. Я пожал плечами и ушел. Отчего-то показалось, что Джерард где-то рядом. Я хотел бы его увидеть, сказать ему: «Я смог измениться!». И поблагодарить. Но я его не встретил. В субботу планировался первый небольшой концерт «Pencey Prep». Нейл жутко переживал и заражал своими переживаниями остальных. – Будете нервничать – точно все просрем, – злился Шон. С ним нельзя было не согласиться, но я все равно не мог успокоиться. Раз за разом я вспоминал, как моя первая группа распалась прямо перед первым выступлением, и мне казалось, что с нами случится то же самое. Вместе с этим я боялся облажаться, будучи в центре внимания. Поскольку я солист, смотреть в первую очередь будут на меня. Одна лишь мысль об этом приводила мое сердце в бешенство. Школьные страхи публичных выступлений смешались с эйфорией, и эта смесь ощущений бушевала во мне. – Да не ссы, – хлопнул меня по плечу Брайан. – У тебя все получится. Его группа уже дважды давала концерты в клубах. Удивительно – у них уже даже была приличная как для новичков фан-база. Но они это заслужили. У «Avenged Sevenfold» действительно классные песни, и я уверен, что со временем они будут очень популярны. Чтобы отвлечься от волнения перед субботним концертом, я купил баллончик с краской и пошел рисовать. Художник из меня никакой, но рисование какой-то ерунды на стенах меня расслабляет. – Ты же не собрался рисовать бессмысленные граффити? С неожиданности я выронил баллончик. Из окна заброшенного здания выглядывал Джерард. – Таки собрался? Я стоял, разинув рот от удивления, и не знал, что сказать. – Нет, я не осуждаю, просто они мне надоели. Хочу каких-то рисунков, чтобы рассматривать их потом. – Так сам и нарисуй, – наконец очнулся я. – Не хочу. Мы некоторое время смотрели друг на друга. Джерард покрасил волосы в красный цвет. Из-за этого он стал ярким, притягивающим взгляд. Я как дурак рассматривал его волосы, и от такого яркого цвета у меня заболели глаза. Я заморгал. – Мне нравится, – он заметил мой интерес и начал рассматривать собственную прядь. – Красные, да? – Ярко-ярко. Джерард хихикнул и перелез через окно. – Ну же, рисуй. Я замялся. Почему-то совсем перехотелось рисовать. У меня всегда получалось не очень, и мне не хотелось позориться перед Джерардом. А он, словно прочитав мои мысли, поднял баллончик и вручил его мне. – Только не говори, что стесняешься меня, – сказал он, и я отвел взгляд. – Не стоит. Я уставился на баллончик в своих руках, а потом на стену. Желание рисовать утихло. А нервы можно успокоить и игрой на гитаре. – Я, наверное, пойду, – пробормотал я. Джерард покачал головой. А я вдруг вспомнил, почему хотел с ним встретиться. – Знаешь, в субботу в клубе «Derse» будет выступать группа «Pencey Prep». – И? Предлагаешь пойти вместе? Я качаю головой и улыбаюсь. – Приглашаю послушать мой первый концерт. Джерард удивленно моргнул и широко улыбнулся в ответ. – Конечно, я приду. Мне словно именно этого не хватало: увидеть радость на его лице. Ведь он тот, из-за кого я наконец занимаюсь тем, чем действительно хочу. И, кажется, Джерард был действительно рад за меня. – Раз ты не хочешь рисовать, то, так уж и быть, порисую я. Он взял у меня баллончик, и от соприкосновения наших рук я вздрогнул: они у него ледяные. Если присмотреться, то и одет Джерард был не по погоде. Слишком легко. – Так-так-так, – он потряс баллончиком, – хочу деревьев! Проведя линию, Джерард нахмурился. – Вот черт, – он уставился на баллончик в своих руках. – Какой же это… – тряхнув головой, Джерард продолжил рисовать. – Неважно, – он взглянул на меня через плечо. – Неважно ведь, что лес не будет зеленым? Я растерянно кивнул. Вернулась та неловкость, которую я испытывал в первые встречи с ним. Джерард полон странностей, и я уже отвык от этого. Отвык от его ненормальности. А лес у него получился красивым, хоть и своеобразным. Закончив, Джерард бросил баллончик мне в руки. – В следующий раз порисуем вместе, – он подмигнул мне и пошел прочь. Я смотрел ему вслед, не зная как задержать его. – В 8 вечера, – крикнул я ему. – Не забудь! Джерард обернулся и посмотрел мне в глаза. Ветер взмывал его алые пряди к небу и до меня доносился сладко-мыльный аромат краски. Волосы Нейла так же пахли, когда он красился. И пахло чем-то еще. Мягким, не похожим на привычные мне ароматы и очень-очень приятным. Я инстинктивно стал чаще дышать, чтобы запомнить запах, чтобы надышаться им, прежде чем источник исчезнет. – Я обязательно приду. Его фиолетовый лес был очаровательным. Будь это возможно, я бы забрал этот кусок стены в свою квартиру. Но все, что я мог, это сфотографировать. Встреча с Джерардом успокоила меня лучше, чем обычное разрисовывание стен. На последнюю репетицию я приехал с опозданием, но зато спокойный. Мы действительно неплохо играли, поэтому поводов волноваться нет. У нас все получится. Правда, приехав в клуб и увидев огромную толпу, я немного растерялся, а мое, казалось бы, железное спокойствие дало трещину. Я сидел рядом с Нейлом, который слишком явно переживал. Он отстукивал ногой какую-то мелодию и хрустел суставами у меня над ухом. От этих звуков я сходил с ума, и чтобы это не произошло окончательно, я сбежал в зал. На сцене допевала лирическую песню какая-то девушка, а за ее спиной вспотевший бородатый мужчина истязал скрипку. Я присел за самый отдаленный от сцены столик и попытался вернуть утреннее спокойствие, глядя на танцующих людей. – Как ты думаешь, она искренняя? Я вздрогнул от мягкого шепота в ухо, и по телу прошла волна мурашек. – М-м, наверное? Я краем глаза посмотрел на Джерарда, который умостился на соседнем стуле. – Нынче каждый второй поет о любви. Это стало модно, – он отпил из своего бокала и слизал сахар с его краев. – И она поет о любви. Я вслушался в слова песни. Мотив приятный, но сам текст мне не нравился. Сложилось ощущение, что я будто уже где-то это слышал раньше. – Слова, пожеванные тысячью ртами, – сказал Джерард. – Со следами от зубов и влажные от слюны, как собачьи резиновые игрушки. Теперь даже скрипка не спасала положение. Песня казалась избитой, сухой, хотелось зажать уши или отключить ее микрофон. – Она поет не от души, а ради денег, – он вновь зашептал мне на ухо, а его волосы защекотали мою щеку. – Не исключено, что она добилась спонсирования через постель. Левое ухо горело от его дыхания, а я думал о том, что девушка является представителем убогой стороны поп-музыки, той, которая вызывает у меня отвращение. – Не морщись, – Джерард откинулся на спинку стула и шутливо пнул мою ногу коленом, – в этом нет ничего плохого. Просто это бизнес, а не искусство. Девушке подарили букет роз. Со сцены она уходила, размахивая им и посылая публике воздушные поцелуи. Я кисло проводил ее взглядом, а потом подскочил: до моего выступления осталось десять минут. Аппаратуру начали выносить на сцену, пока девушка еще была там, и осталось только проверить ее. – Сяду поближе, – Джерард похлопал меня по плечу. – Очень жду начала выступления. От его слов меня бросило в жар. Теперь еще больше не хотелось облажаться, и струна напряжения натянулась во мне до предела. Шон, который раньше уже выступал, говорил, что самое худшее это «до». Во время уже легче, а после – так вообще прекрасно. Ощущение триумфа, радость, утихающий адреналин и гордость. – Это почти как оргазм, – говорил Брайан. – Последнее слово, последний аккорд – пик эйфории. А потом ты кончил, и твое тело окутывает сладкое наслаждение. Послушав недовольное бурчание Нейла о моей безответственности, я забежал в уборную и добрую минуту умывался, позабыв, что мое лицо все в тональном креме. Кажется, он смылся, но мне было плевать. Подводка, к счастью, не размылась, а остальное не так заметно. Как только мы вышли на сцену, мне показалось, что мой язык присох к небу, и это провал, потому что я не смогу петь. Я взволнованно окинул взглядом остальных участников позади себя, пытаясь прибавить себе уверенности. А потом посмотрел на публику, рассматривающую нас с интересом. За ближайшим к сцене столиком вместе с какими-то девушками сидел Джерард. Он поймал мой взгляд и кивнул, и мне вдруг стало совсем легко. Поддержка из зала, пускай только одного человека, меня успокаивала. И у нас все получилось. Мы сумели зажечь публику, мы не облажались. И ощущения действительно невероятные. Словно я покорил гору, на которую долго карабкался. Мне хотелось кричать от радости, и я кричал. – Спасибо всем за внимание! – мои щеки болели от улыбки, а в голове словно взрывались салюты. – Спасибо моим друзьям и коллегам! И спасибо… – Нейл потянул меня со сцены, вырвав из рук микрофон. – Пойдем, уже перерыв, а мы и так задержались. Я возмутился тому, что меня прервали, и уставился на толпу в первом ряду, выискивая красную шевелюру. Но не нашел. И спасибо тебе, Джерард. Холодный мартовский ветер остудил меня. Я вдыхал на полную грудь, и ощущение триумфа лениво растекалось по моим венам. Усталость накрыла меня с головой, и я уже пожалел, что согласился отпраздновать успех сегодня же. К тому же на свою голову предложил устроить гулянку совместно с «Avenged Sevenfold», у которых как раз сейчас тоже был концерт. Через час все соберутся на квартире у Мэтта, и мне не дадут улизнуть домой. Я вспомнил, что хотел послушать впечатления Джерарда, и вернулся в клуб. Но он, кажется, уже ушел. Я решил найти его когда-то потом и расспросить, но вспомнил, что мы все еще не обменялись контактами. Оставалось лишь понадеяться на удачу. Наутро только я и Шон были более-менее в порядке. Я – потому что после одной из попоек, которую устроил, конечно же, Брайан, у меня было алкогольное отравление, и мне было невыносимо плохо около недели. С тех пор я пью умеренно. А Шон – потому что он в принципе не любит пить. К счастью, на сей раз обошлось без оргий, потому что Нейл и Тим были категорически против шлюх. Поэтому нам с Шоном не пришлось собирать использованные презервативы, или что хуже – оттирать с пола, стен и мебели сперму. А бывало и такое. Ехать домой на метро не хотелось, поэтому я решил взять машину Брайана. Заодно его самого доставлю домой. – Брай! Его не было в гостиной, поэтому я пошел в спальню. – Брай, собирайся, я отвезу нас двоих до… – я запнулся, уставившись на Брайана, после чего с размаху хлопнул дверью. – Еб твою мать, Хейнер! Последнее, что я ожидал увидеть сегодня утром – это голого Брайана, рядом с которым лежал такой же голый, не прикрытый даже чертовым одеялом, Мэтт. – Фрэнки, ты что, застеснялся? – пролепетал Брайан. – Мы же все здесь мальчики, у всех все одинаково. – Захлопнись, – прорычал я, – и одевайся, иначе пойдешь домой пешком. На немой вопрос Шона я пожал плечами. Обсуждать интимные связи Брайана не самое мое любимое занятие, он и сам с готовностью расскажет, кого и как трахал. – Наконец ты добился своего, – сказал я, когда мы уже ехали к его квартире. – Ну, я о Мэтте. – Ага, – ответил Брайан со странным выражением лица. – В раз десятый, наверное, добился. Я едва не поперхнулся воздухом. Редко когда он так часто с кем-то спит. Мишель – его секс-подруга еще со школы – не в счет. – Ого, – выдохнул я. – Он настолько понравился тебе? Брайан неопределенно пожал плечами и уткнулся лбом в окно. Я решил не развивать эту тему дальше. До его квартиры мы доехали молча, что бывает крайне редко. Я спихнул все на жуткое похмелье – выпил Брайан вчера прилично – и решил не заморачиваться. Выпросив у него машину на выходные и перекусив, я собрался домой. И каково же было мое удивление, когда я в лифте столкнулся нос-в-нос с Джерардом. – Живешь здесь? – удивился я. – Уже нет, – он похлопал по спортивной сумке, висевшей у него на плече. – Переезжаешь? Джерард кивнул. До первого этажа мы ехали молча, а потом я понял, что Джерард не собирался больше говорить, и мы вновь могли разойтись. Как всегда, даже не попрощавшись. – А куда? – В Бруклин. Я оживился. – Подкинуть? Я тоже из Бруклина. Джерард долго смотрел на меня, после чего согласился. Но разговор не клеился даже в машине. Я не знал, о чем говорить, а Джерард просто молчал. – Тебе куда? – Высади где-то за мостом, дальше я сам. Я понимал, что еще несколько минут, и Джерард уйдет. И понимал, что мы, по сути, друг другу никто. Но он слишком повлиял на мою жизнь, чтобы оставаться для меня и дальше простым знакомым. Джерард казался мне другом, давним и надежным, хоть и наши встречи можно пересчитать по пальцам. – Говори адрес, может, по пути. Джерард покосился на меня и игриво улыбнулся. – Ты ведь не заявишься ко мне ночью и не зарежешь? Я фыркнул. – Конечно, заявлюсь. И обязательно зарежу. – Чудесно, – он хлопнул в ладони. – Стерлинг Плейс, 1488. Я изумленно уставился на него, позабыв о дороге. Джерард мягко повернул мою голову обратно. – Судя по твоему лицу, мы соседи напротив? – Я живу в этом доме. – О-о. Почему-то мне стало смешно. И он оказался прав: мы действительно оказались соседями напротив, в некотором роде. Окно в моей комнате выходило внутрь п-образного дома, как и его. И теперь, выглядывая в окно, я натыкался на его улыбку. До чего же странно получилось. А ночью, когда я только лег в кровать, он бросил в мое окно комок плотной бумаги. Я был уставшим, хотел спать, но все равно выглянул. Джерард стоял с табличкой в руках и светил на нее фонариком. «Помоги разобрать вещи» – А что ты днем делал? – спросил я с порога. Он пожал плечами. – Рисовал. На полу в его предполагаемой спальне были разбросаны рисунки: акварелью и просто карандашом. Я не мог их рассмотреть, так как единственным источником света была луна. Почему-то Джерард не включал свет в комнатах. Сам он ушел на кухню и вернулся уже с двумя кружками чая. – Мы же должны разбирать вещи, – устало вздохнул я. – Мне не к спеху, – Джерард улыбнулся и прижал чашку к губам, вдыхая чайный аромат. Я последовал его примеру. Пахло какими-то травами и чем-то знакомым. Сладким, но не приторным. – Яблоко? Он пожал плечами, не прекращая улыбаться. А я почему-то вспомнил тот чай, который мы пили когда-то давно в кафе. – У тебя ведь есть еще одна кружка? – спросил я, почему-то затаив дыхание. Джерард улыбнулся шире и закивал. Притащив две пустые чашки, он сел на пол и начал переливать свой чай. Я последовал его примеру. Чай оказался вкусным. После первого глотка на языке осталась приятная яблочная сладость. – Что за чай? Он не ответил, откинувшись на стену и прикрыв глаза. Мы разбирали его вещи до утра. Увлеченный я перестал чувствовать усталость, но стоило присесть на диван, как мое тело налилось свинцом. Руки были настолько тяжелыми, что я даже не мог притянуть к себе подушку и лег на подлокотник. Глядя на розовое утреннее небо, я засыпал. – Ты молодец, – едва слышно сказал Джерард, и я ощутил своим бедром тепло его тела. – У тебя все получится, я уверен. Мне не хватало этих слов. Искренняя поддержка – нечто слишком важное, чего я не получал. И Джерард дал мне это, хотя я для него никто. В то время как мама – та, что растила меня, та, кто мне родней всего – стала холодна ко мне. Ее мой уход из колледжа не удивил, но огорчил. Она сказала, что не осуждает меня, но ей очень жаль, что я все же выбрал этот шаткий путь музыканта. И между нами земля разошлась, образовав пропасть, которая все росла. Я не приезжал к маме с Рождества и не звонил с тех пор, как рассказал о своем решении бросить учебу. – Сосед? Твой художник теперь живет в одном с тобой доме? – присвистнул Брайан и поднял стакан с неразбавленным виски. – За этот чудесный подарок судьбы. – С чего вдруг подарок? – я поднимаю свой стакан, в котором плескалась ром-кола. Неразбавленный крепкий алкоголь штука отвратная. Лет в пятнадцать сосед Брайана угостил нас виски. Нам было ужасно плохо, кажется, алкоголь был паленым. С тех пор мы если и пили что-то крепкое, то только разбавленное колой или соком. Глядя на янтарную жидкость в стакане Брайана, я пытался вспомнить, когда он перерос наши детские привычки. – Этот Джерард вроде симпатичный, – он пожал плечами и лукаво улыбнулся. Я закатил глаза. – Опять ты за свое. Я не имею привычки общаться с людьми через постель, – залпом допив ром-колу, я задал давно интересующий меня вопрос: – А тебе вот не хотелось завести с кем-то постоянные отношение? Я уже приготовился к шуткам Брайана, которые он генерировал с невероятной легкостью, причем почти всегда удачные. Но он промолчал и, подозвав официанта, заказал двойную порцию виски. – Брай? Виски Брайан выпил залпом, чем неслабо взволновал меня. – Кто знает. Это было не тем, что я ожидал услышать. Слишком серьезным выглядел Брайан. Дальше расспрашивать не стоило, потому что он не любит, когда ему лезут в душу. И мне оставалось лишь думать о том, что произошло с Брайаном. Путь домой я едва помнил, и все, чего мне хотелось, это завалиться спать. К счастью, моя смена завтра начнется с полудня, поэтому у меня есть время отойти от попойки. – Я хотел пригласить на чай, но, видимо, ты уже принял достаточно жидкости сегодня. Джерард сидел на полу под моей дверью. Я был слишком пьян, поэтому меня нисколько не смутило его присутствие у моей квартиры. Мне стало даже как-то весело. – Не-е, не достаточно, – глупо улыбаюсь я. – Хочу чай. Джерард поднялся и присмотрелся ко мне. А потом хихикнул. – От тебя омерзительно несет! – весело произнес он, театрально зажав нос. Это совершенно не было похоже на оскорбление, хоть и по идее должно было. Я заржал. – А еще мне кажется, что нам стоит зайти все-таки в квартиру. Я опомнился и зашарил руками по карманам, но неожиданно меня накрыла такая усталость, что я едва ли не рухнул на пол. – Тихо-тихо, – шептал Джерард, придерживая меня за пояс. – На пол ложиться не стоит. Ну, по крайней мере в коридоре. Я кивнул, и от этого у меня жутко закружилась голова. Думать совершенно не хотелось. Лишь добраться до кровати и завалиться спать. – Кажется, я разучился стоять, – пробормотал я, вцепившись в Джерарда. Он вздохнул и припер меня к стенке. Его руки вдруг оказались на моих бедрах, и даже сквозь джинсы я ощущал холод его ладоней. И только спустя мгновенье до меня дошло, что Джерард искал ключи в карманах. Непрямое облапывание. Я хохотнул и начал сползать на пол, а в моей голове крутилось: «Сделай так еще раз». Мой мозг плохо функционировал, и невольно эта фраза слетела шепотом с моего рта. – Что? Ты о чем? – открыв дверь, непонимающе переспросил Джерард и подхватил меня. – И да, нести я тебя не собираюсь, так что будь добр, шевели ногами. Я согласно булькнул и попытался идти, всем телом опираясь на Джерарда. Мне было жарко. Алкоголь бурлил в моей крови и горячил мое тело, и Джерард казался спасительным холодом. Все мои чувства притупились и все, что я ощущал, это усталость и руку Джерарда у себя на ребрах. И я вновь учуял тот приятный запах. Это Джерард? Я ощущал запах Джерарда. Приятный. Джерард не пользуется одеколоном? Я вдохнул на полную грудь, и почему-то мне вспомнился «Парфюмер». Шея Джерарда была совсем близко к моему лицу, и мне казалось, что если прижаться к ней, запах станет отчетливей. И я невольно потянулся к ней, но из-за моих действий Джерард начал терять равновесие. Чтобы не упасть, я потянул нас обоих в другую сторону и врезался при этом коленом в дверной косяк. В сустав словно вонзилось лезвие, и метафорическая кровь защекотала мою кожу. Я начал извиваться в руках Джерарда, вскрикивая от боли, и упал на пол. Джерард все еще держал меня, поэтому рухнул следом, придавив мои ноги. – Что ж ты буйный такой, – прокряхтел Джерард. – Ты придавил мою руку. Моя футболка задралась, и волосы Джерарда защекотали мой живот. Я смеялся, хоть колено все еще ужасно болело, хоть и нижняя часть тела ныла под весом Джерарда. Мои руки хаотично скользили по животу, по голове Джерарда, безуспешно пытаясь скинуть ее или хотя бы убрать волосы. Я задыхался от смеха, и в уголках глаз собралась влага. Неожиданно Джерард сам перекатился на пол. – Ты костлявый, – простонал Джерард. – Лучше было бы упасть на пол. Я пытался отдышаться, глядя в потолок. Он был мутно-синим в лунном освещении и немного кружился. На миг мне показалось, что меня вот-вот стошнит, и я прижал ладонь ко рту. Но все обошлось. Мы лежали, не шевелясь и не разговаривая. Мне было твердо и ужасно неудобно, но сил принять удобное положение не было. Джерард подполз ближе ко мне, а затем стянул с кровати покрывало и укрыл нас. Я подумал, что было бы здорово сейчас обняться, и это была моя последняя мысль сегодня. – Обычно не напиваюсь так сильно, – промычал я в чашку. – Просто вчера Брайан… Джерард смотрел в окно, обхватив кружку двумя руками. Он не знает Брайана, поэтому ему нет дела до моего волнения. Вряд ли уже пора бить тревогу, но все же я не могу сделать вид, что не заметил ничего. Брайан не веселился вчера, хоть и вел себя как обычно. Он именно напивался, как это делают люди, когда хотят отвлечься от чего-то, сбежать от проблем. Я не хотел, чтобы Брайан лакал алкоголь в одиночку, поэтому выпил больше, чем планировал. – Ты выглядишь обеспокоенным, – Джерард пристально смотрел на меня. – Брайан ведь твой друг? У него что-то случилось? – Возможно, – пожал я плечами. – Я не знаю, он ведь не скажет мне. Это не мое дело. Просто меня насторожило то, с какой маниакальностью Брай вчера напивался. Джерард грыз печенье, задумчиво разглядывая чаинки на дне заварочного чайника. А потом снял крышку и вдохнул аромат. – Пока забудь, – пожал он плечами. – Ты прав, дело не твое. – Но Брай мой друг, разве меня не должно волновать, что с ним творится что-то неладное? Взяв чайник, Джерард обхватил губами его носик и допил остатки чая со дна. – От твоего беспокойства толку не будет. Лучше пока не думать об этом. Брайан не маленький мальчик, он вполне может справиться сам, если у него проблемы. Так что просто будь рядом, – он откинулся на спинку стула, потер глаза и вновь уставился в окно. – А если не справится, тогда у тебя будет реальный повод бить тревогу. – Как я пойму, что он не справился? Джерард посмотрел на меня как-то странно, и от его взгляда у меня пошли мурашки. – Поймешь. Он взял наши чашки и пошел мыть. Я возразил, что могу и сам, но Джерард хлопнул ладонью по моей руке, оставив на ней влажный след. Пока он мыл чашки, я принял душ. Это заняло всего несколько минут, но за это время Джерард успел уйти, забрав свой чайник. Он не здоровался и не прощался. Во рту остался яблочный привкус, и я не ел ничего, чтобы не перебить его. Мне нужно узнать, что это за чай, которым Джерард поил меня. Но он упорно отмалчивался, как бы я не спрашивал. На этой неделе не планировалось никаких репетиций, что не могло не радовать, так как на работе меня словно собрались до смерти загонять. Казалось, будто весь Бруклин решил обратиться в нашу пиццерию, и большинство заказов – особенно из дальних уголков боро – доставались по каким-то причинам мне. К выходным из меня выжали все соки. – Приезжай ко мне вечером на пиво. Джимми принесет кое-что охуенное. Чтобы я не успел возмутиться, Брайан положил трубку. Он всегда так делает, чтобы был лишний повод меня упрекнуть в том, что пропускаю его шикарные тусовки. Но я так устал, ехать к нему совершенно не хотелось. – О, ты как раз вовремя! – Брайан схватил меня за плечо и буквально втащил в квартиру. Я все-таки решил приехать. Все же лучше развеяться, нежели киснуть в квартире. Мы пили пиво и смотрели «Викингов», потом пытались сыграть в «Монополию», но Брайан то и дело нагло воровал деньги из банка и разбрасывал их по всей комнате, имитируя момент из фильма «Волк с Уолл-стрит». В итоге Джимми предложил сыграть в видеоигры. – Да ладно, Син, это весело! – уговаривал он Брайана, который не был фанатом игр. – Всего час поиграем, может, тебе даже понравится. Джимми – геймер, и, сколько его помню, всегда спускал почти все свои деньги на игры. Мы с ним особо не дружили, в то время как для Брайана он был почти таким же близким, как и я ему. Помнится, именно Джимми пристрастил его к пиву. Играли мы в темноте. Точнее, играл Джимми, а я и Брайан (которого с трудом уговорили поиграть с нами) смотрели. Было решено меняться после каждой смерти, хотя, честно говоря, у меня не было никакого желания играть в эту игру. Было несколько моментов, когда я подпрыгивал от испуга и не мог спокойно сидеть, когда за персонажем кто-то гнался. – Сразу видно того, кто не привык играть в хорроры, – хохотнул Джимми, когда я не сдержался и вскрикнул. – Хотя, играя в первую часть, многие орали похуже тебя, так что ты еще молодец. Сейчас я редко играю в игры, хотя в школе обожал это дело. Мои пальцы отвыкли, и я все время путался в кнопках, а когда более-менее приловчился, персонаж умер. – Как насчет эликсира для поддержки тонуса? – поинтересовался Джимми, когда я почти уснул на стуле. Брайан оживился. – Тащи сюда, – потер он ладони. – Сейчас игра пойдет веселее. Пока они коврыялись на кухне, я начал вновь начал клевать носом. А потом Джимми растолкал меня и потряс перед глазами баночкой с белыми таблетками. На мой непонимающий взгляд Брайан хитро улыбнулся. – Амфетамин! – нараспев произнес он. Я сперва подумал, что ослышался. А потом захотел врезать ему. – Вы охуели?! Я слишком много читал о воздействии наркотических веществ на человеческий организм еще в школе, и решил для себя никогда не баловаться подобным. Наркоманы вызывают у меня огромную неприязнь и некоторый страх, и меня напугал тот факт, что мои друзья решили уподобиться глупцам, что губят свои жизни. – Да ладно тебе, Фрэнки, амфетамин не так уж плох. Это всего лишь стимуляция твоих мозгов, от этого не станешь наркоманом, – попытался успокоить меня Брайан. В моей голове всплыл образ одноклассника, который умер в результате геморрагического инсульта, вызванный передозировкой амфетамина. Я замотал головой и сердито взглянул на Брайана. – Вы охуели, – повторил я уже спокойно. – Если хотите не спать, можно выпить энергетик или чертов кофе. – От кофе толку нет. А вот «фен» и сил придает, и настроение поднимает, – Джимми высыпал на ладонь три таблетки. – Ну что, ты с нами? Я ошалело вылупился на него, и моя кровь вскипела. – Идите нахуй, – прорычал я, хватая куртку и выбегая из квартиры. Злость полыхала во мне. Брайан прекрасно знал о том, как я отношусь даже к самым безобидным наркотическим препаратам, и все равно предложил. Очевидно, они раньше уже принимали амфетамин, что злило меня еще больше. Какого хрена они творят? Ветер швырял мне в глаза пыль, и моя злость постепенно угасла, а на ее место пришло беспокойство. А что, если они не только амфетамин принимают? Я застыл, охваченный волнением. Возвращаться смысла не было – никто ведь не будет слушать мои возражения, – да и не хотелось. Я уже почти не злился на Брайана. Постепенно мне начало казаться, что моя реакция на предложенный амфетамин была слишком острой. Это ведь не такое уж опасное вещество. Подумаешь, приняли парочку таблеток. Ничего страшного, ведь так? Как оказалось, нет. Я не знал, что делать. Брайан почти не появлялся в онлайн, на смс отвечал вяло, как и на звонки. Я узнал, что он не спал три ночи с тех пор, как мы в субботу вечером зависали у него. А потом Захари рассказал мне, что уже около месяца Брайан и Джимми что-то принимали. И это явно был не только амфетамин. – Брай даже сорвал одну репетицию, отключившись прямо посреди песни. Он тогда неделю не спал. Я пытался поговорить с Брайаном, но он и слушать меня не хотел, заявляя, что у него все в порядке, и что он все контролирует. Меня это не успокоило. «Поймешь» – Что мне делать? – спросил я, устало облокотившись на подоконник. – В первую очередь не паниковать. Джерард и его полный невероятно вкусного чая чайник вновь у меня на кухне. Это уже значительно меня успокаивало. Джерард словно знал, когда надо было прийти ко мне. Я нуждался в его совете. Мне было неловко его обременять, но больше не у кого было просить помощи. – Обычно, это я тебя в бар зову, – хмыкнул Брайан. Мы болтали о пустяках. Я был не уверен в том, что создание комфортной обстановки для откровений возможно в баре, где много посторонних. Но Джерард настаивал попробовать именно здесь, ведь мы с Брайаном часто тут бываем. – Молли оказалась действительно нудной. Я даже сбежал со свидания, – хохотнул он. – Удивительно, что Джимми встречался с ней два месяца. – Постой, ты хотел переспать с его бывшей? – Она хорошенькая, – пожал плечами Брайан. – Была бы еще не такая нудная. – А что, с Мэттом уже надоело? – шутливо спросил я и тут же пожалел. – Ты чего? Брай? Он нахмурился и залпом выпил виски. Мы молчали. Брайан выглядел раздраженным, и я решил пока не трогать его, чтобы не провоцировать ссору. – Что не так с Мэттом? – наконец заговорил я. Брайан продолжал молчать, сверля взглядом пустой стакан. – Брай? – Отъебись, а? Больше мы не разговаривали. А через несколько дней от Джимми я узнал, что Мэтт сделал предложение своей девушке. – Возможно, он просто нравится твоему другу, – сказал Джерард, свесив правую ногу из окна. – Как думаешь, какие травмы у меня будут, если я свалюсь отсюда? Я подскочил со стула, а потом сел обратно. – Нравится? – Ну, влюбился, если тебе так понятней. Это казалось абсурдом. Такое понятие как «любовь» в романтическом плане было чуждо мне. Я никогда не влюблялся и, насколько знаю, Брайан тоже. Нас не интересовало это. Я был все время поглощен своими хобби и проблемами, поэтому с девчонками особо не общался. Брайан же говорил, что влюбиться – это обременить себя, отказаться от свободы, которой он так дорожил. Конечно, я думал, что когда-то мы заведем жен, создадим семью и все такое, но это казалось таким далеким, таким нереальным. Я вообще никак не мог представить даже влюбленного Брайана, не то, что женатого или воспитывающего ребенка. Как и себя, в принципе. – Думаю, будет парочка переломов. Если неудачно упаду, то сломаю шею, – одна нога Джерарда все еще свисала на улицу, в то время как другая болталась на кухне. Он вновь тер глаза, и это действие казалось его какой-то глупой привычкой. – Если ты не ошибаешься, то получается грустная ситуация. Я не верил, что Брайан может так убиваться из-за какой-то там влюбленности. Это так глупо. Я больше поверю, что он будет бороться до конца, пытаясь добиться своего, нежели вот так вот позорно сдастся. – Несчастная первая любовь, – кивнул он и начал рассматривать прядь своих волос. Красный цвет размылся и стал тусклее, а корни отросли. Я смотрел на Джерарда и думал, что неплохо было бы тоже попробовать покрасить волосы. – Почему именно красный? – спросил я, дергая себя за прядь волос. Он устало посмотрел на меня и прикрыл глаза. – Красный цвет сближает меня с реальностью, – тихо и как-то проникновенно сказал Джерард. Ответ меня не удовлетворил, лишь заинтриговал. Но я не мог спросить зудящее на кончике языка «почему», потому что слова Джерарда звучали слишком интимно, словно он делился со мной своей тайной. Тайны принято хранить, ибо смысл имеет сам факт, что с тобой поделились чем-то сокровенным, а не что именно тебе рассказали. Я не знал ни одной тайны Брайана. Он слишком скрытный на самом деле. Я никогда не слышал о его проблемах, он никогда не делился своими переживаниями ни со мной, ни с кем-либо еще. Брайан со всем всегда справлялся один. Он продолжал принимать амфетамин, а может, и что похуже. – Пока что Гейтс в состоянии ходить на репетиции, поэтому мне даже нечем упрекнуть, – разводил руками Мэтт. – И пока это не стало проблемой, советую и тебе не переживать зря. Подумаешь, каждый второй музыкант ширяется. Но я считал, что подобное баловство до добра не доведет. Как ни странно, Джерард поддержал меня. – Такие вещи легко перерастают в зависимости. Он вновь пришел ко мне с утра. Долбил ногой дверь, пока я не проснулся и не открыл ему, а потом отправился на кухню готовить нам завтрак. Меня удивляло его поведение, я не знал, как реагировать на него. Но, несмотря на ощущение некоторой неловкости, меня все устраивало. С Джерардом мне было легко и уютно. Но все же я не знал, можно ли назвать нас друзьями. Мне о нем почти ничего неизвестно, кроме хобби. Все мои неуклюжие попытки расспросить Джерард обрубал на корню. Он либо начинал говорить о своем, либо вовсе игнорировал мой вопрос. Джерард – словно тайна. Он делится собой со мной, своим опытом и знаниями, и я должен без вопросов принимать это. – Это вызывает у меня ностальгические чувства, – улыбнулся я, разглядывая завтрак, который приготовил мне Джерард. – Мне в последний раз разрисовывали еду еще до школы. С тарелки на меня смотрела мечтательным взглядом томатных глаз яичница. В груди защемило от воспоминаний тех дней, когда папа был еще с нами. – Выглядишь растроганным, – Джерард смотрел на меня с интересом, подперев рукой голову. – Мне нравится такое выражение твоего лица. Милое очень. Меня обескужарили его слова, потому что комплименты мне делают редко. Это приятно, и в то же время очень неловко, и хочется быстрее сменить тему, лишь бы ладони не потели и уши не горели. Но вместо того, чтобы быстрее замять этот момент, я подумал, что Джерард уже не раз говорил что-то подобное. Ему действительно нравится мое лицо? Я смутился еще больше и попытался заесть неловкость яичницей. – Ты знал, – Джерард наклонился ко мне, касаясь подушечками пальцев моей щеки, – что у тебя так смешно краснеют уши, когда ты смущен? Он заправил выбившуюся из хвостика прядь волос за ухо и сразу же убрал руку. От неожиданности я замер, и еда едва не вывались у меня изо рта. Волна мурашек прошла по моей спине. Это был слишком интимный и чувственный жест. Я оторопело уставился на Джерарда, который как ни в чем ни бывало сосредоточенно протыкал глаза рожице на своей тарелке. Но стоило ему поднять взгляд на меня, как я уставился в тарелку и начал активно жевать. Весь день я невзначай вспоминал этот инцидент, и даже работа не помогла отвлечься. Мне казалось, что произошло что-то правильное и неправильное одновременно. И я стыдился того, что так много думаю о каком-то незначительном прикосновении, но не мог прекратить мысленно возвращаться к тому моменту, перестать вспоминать ощущения чьих-то пальцев на моей щеке. Я слишком много думал о ерунде весь день. Но на следующее утро момент с прикосновением напрочь забылся. – Блять, Фрэнк, что делать?! Настенные часы показывали гребаных семь утра, и я уже начал проклинать Брайана, но он не на шутку перепугал меня. – Фрэнк, это полный пиздец. Я не знаю… Черт, он там… – Брайан запинался, а в его голосе слышалась назревающая истерика. – Пиздец! Я резко сел, и тревога сдавила мою грудную клетку. – Что случилось? Брайан заскулил и что-то невнятно пробормотал. Я терпеливо переспросил, и он едва не прокричал мне в трубку. – Он не дышит! Фрэнки, блять, понимаешь, он не дышит! – Кто, Брай? Мое сердце бешено заколотилось, а ладони вспотели. Я не хотел знать ответ, мне было страшно. Брайан скулил и ругался, а я сжимал одеяло до побелевших костяшек и ждал, когда он ответит. – Джимми. Что-то натянулось внутри меня и со звоном оборвалось. «Джимми» Дни слились в один. Я взял больничный, почти не бывал дома и делал все, чтобы не давать мыслям клубиться вокруг случившегося. Брайан никого к себе не пускал двое суток, оборвав все связи с внешним миром, а я практически ночевал у него под дверью, прислушиваясь к каждому шороху. Мне было страшно. Нет, я был уверен, что Брайан от горя не кинется из окна или что-то в этом роде. Но меня пугала мысль, что он наедине со своей потерей, с болью утраты и мрачными мыслями. Брайан впустил меня, когда я пригрозил выломать дверь, и соизволил вместе поужинать. К моему удивлению, он выглядел неплохо. Разве что был слегка бледным и с темными кругами под глазами. Джимми умер от острой интоксикации. Как оказалось, он принимал сильные анальгетики, чтобы угомонить боли в сердце. В ту ночь Джимми почему-то запивал их алкоголем, что и привело к летальному исходу. Его кремировали. «Не мори себя голодом» Клочок бумаги и обернутые пищевой пленкой бутерброды под моей дверью. После кремации несколько дней я лежал у себя в комнате, сочиняя песни и пялясь в потолок. Аппетита совсем не было, да и еда в холодильнике испортилась. Удивительно, что Джерард знал, что я ничего не ем, и что еще более удивительно – приготовил мне поесть. Голод почти не ощущался, но не съесть бутерброды я не мог. После них мне стало немного лучше. Я подкараулил, когда у Джерарда было открыто окно, приклеил скотчем к полупустой бутылке записку и бросил ее ему в комнату. «Спасибо, не стоило» Джерард больше не ходил ко мне, как делал это раньше, за что я ему был благодарен. Мне нужно было одиночество. Но даже если он не ходил, Джерард все равно был рядом. «Ты читал Гарри Поттера?» – термос с яблочным чаем и записка. А я ему в ответ бутылку: «Обожаю». На мои возражения, что не стоит возиться с едой для меня, Джерард рисовал мне забавные злобные рожицы в записках. Я даже предлагал вернуть ему потраченный деньги, и тогда он рисовал всякие непристойные вещи, подписывая их моих именем. И я вошел во вкус. Мне нравилось рисовать ему в ответ и просто разговаривать через записки. Мы общались не много, поэтому каждый ответ я ждал с предвкушением. Мне становилось лучше. Тяжесть от потери никуда не делась, но постепенно на душе становилось легче. И это по большей части заслуга Джерарда. Я не мог понять его. Почему он делал все это? Зачем помогал мне, взамен ничего не прося? Я все еще не знал, могу ли назвать наши отношения дружбой, но определенно считал Джерарда своим другом. Я не знал, что могу сделать для него, но мне просто необходимо было его отблагодарить. Когда отпуск закончился, пришлось вновь привыкать к старой жизни. Я сказал Джерарду, что нет больше нужды кормить меня, на что получил очередной термос с чаем и грустной рожицей в придачу. Работа и репетиции перед новым концертом полностью поглотили меня. Мы очень много тренировались, чтобы еще лучше сыграть на новом концерте. Нам нужно было добиться известности, и для этого приходилось выкладываться на полную. Свободного времени у меня почти не было, и я мечтал о полноценных выходных. Но в то же время рутина отвлекала меня от тоски. Как и Брайана. У них сорвался один концерт из-за смерти Джимми, но, к счастью, их первый студийный альбом принес им неплохую прибыль и повысил популярность. Но теперь они вынуждены были искать замену. Суета спасла нас. – Это все хуйня. Однажды вечером Брайан позвал меня к себе в гости. И прежде, чем мы пошли смотреть сериал, он потащил меня в уборную, где смыл в унитаз таблетки амфетамина и какие-то порошки. – Дерьмовый мусор, – фыркнул Брайан. – Я не все попробовал, но плевать. Не хочу. И я понял, что больше он не будет принимать наркотики. Это не могло не радовать, но в то же время было тяжело осознавать, что послужило причиной такому решению. С Джерардом я не виделся. Кажется, у него были свои дела, потому что мне не удавалось застать его дома. В свой первый за долгое время свободный вечер я пытался позвать Джерарда поужинать, чтобы хоть как-то отблагодарить за помощь, но его не было дома. Либо он был занят, и не хотел отвлекаться на гостей. Наш второй и третий концерт удались на славу, и после них мы с Шоном поехали на встречу с нашим потенциальным продюсером Джоффом Рикли. Май скорби и дождей закончился, и все наладилось. Мы с мамой наконец поговорили. Она призналась, что боялась за мое будущее из-за отца. Я не знал, что он тоже был музыкантом. Вот только ему не повезло. После распада его последней группы папа залез в долги и пристрастился к алкоголю от скуки, что и послужило разводу. Я плохо помню раннее детство, лишь обрывки. Но родители много ссорились. Я не знал причины развода, и думал, что было что-то вроде измены или они разлюбили друг друга. – Я ужасная мать, раз не поддерживаю своего сына, – вздыхала она в трубку. – Я хочу исправиться. Приедешь, как выдастся свободная минутка? Это принесло мне несказанное облегчение. Я не осознавал, насколько мне не хватало маминой поддержки, ее советов и одобрения. Все это – хоть и немного своеобразно – давал Джерард. Которого я не видел несколько недель, хоть мы и живем в одном чертовом доме. Порой даже казалось, что Джерард избегал меня. Поэтому однажды вечером подкараулив, когда в его комнате загорелся свет, я пошел к нему в гости, намереваясь позвать в кино. – Фильм? – удивился Джерард. – Ты серьезно? – А что не так? Он потупил взгляд и вздохнул. – Нет, все в порядке, – Джерард мягко улыбнулся. – Ну, пойдем. Только погоди, я уберусь. В его квартире приятно пахло масляными красками. Пока Джерард ходил по кухне, закручивая тюбики, промывая кисточки и какие-то банки, я решил осмотреться. После того, как мы вместе разбирали его вещи, я здесь не бывал, и мне хотелось увидеть, как выглядит жилье художника. Наверняка в спальне повсюду рисунки и краски. Но увиденное меня обескуражило. – Ох… Все стены были увешаны рисунками. Много акварельных пейзажей и… Я. Там было много меня. Каждый второй рисунок – это я, мое лицо, шея, руки. Эскизы и завершенные работы, разные ракурсы и позы. Я среди пейзажей Нью-Йорка. – Кажется, надо было упомянуть, что в мою спальню нельзя заходить, – сдавленно произнес Джерард у меня за спиной. Я не мог оторвать взгляда от стены. Моего лица было слишком много и оно было слишком красивым. Как будто Джерард задался целью сгладить все недостатки моей внешности. На этих рисунках я был прекрасен, и это неимоверно смущало. – Скажи хоть что-нибудь, – попросил Джерард. Я был шокирован. Он так много рисовал меня. Почему? Я помню, он говорил, что ему нравится мое лицо. Но это все равно странно. Как будто он в меня… – Ты красиво рисуешь, – пробормотал я, разглядывая набросок меня на сцене и с гитарой в руках. – Мне не нравится, – вздохнул Джерард. Он стоял позади меня, и я был этому рад. Видеть его сейчас было еще более смущающим, чем все эти рисунки. – Почему? – выдохнул я. – Почему не нравится? – Почему я? Джерард молча обошел меня и сел на диван. Загипнотизированный стеной, я не заметил все остальное в комнате. Вместо кровати у Джерарда был раскладной диван, на котором беспорядочным ворохом лежало одеяло, плед и много подушек. В углу стоял стол с ноутбуком и, как я понял, графическим планшетом, рядом с которым лежали очки. Весь пол был в клочках бумаги, мелком мусоре и пустых бутылках из-под рома или виски. Джерард пьет? – Я ведь говорил уже, – пожал он плечами. Я старался не смотреть на него и не обращать внимание на свои горящие уши. – У тебя красивое лицо. Я вздрогнул. Эта ситуация слишком смущающая. – А мне не нравится, – повторил я его слова. – А вот на твоих рисунках я красавчик. Не то, чтобы я считал себя уродом. Но то, каким он меня изобразил в своих кратинах, казалось слишком далеким от того, как я выглядел на самом деле. – Я рисую то, что вижу, – сказал Джерард и тепло посмотрел на меня. – Я тебя таким вижу, Фрэнк. То, как он произнес мое имя, вызвало волну мурашек. Джерард впервые назвал меня по имени. – Таким… красивым? – переспросил я, и мое сердце застучало как сумасшедшее. – Ты красивый, – сказал он тихо. Я не знал, как реагировать, что говорить. Мои уши горели, и жар переполз на щеки. Это прозвучало слишком искренне и проникновенно, чтобы назвать это банальной лестью. Слишком много всего Джерард вложил в эти слова. Слети они с губ кого-то из моих друзей ли знакомых, был бы совсем не тот эффект. – Ты всегда так говоришь, словно подразумеваешь многое? – я несмело посмотрел на Джерарда. Он выглядел подавленным. – Не всегда. Но конкретно сейчас я пытался тебе сказать. – Что именно? Джерард тяжелым взглядом посмотрел на меня. – Я люблю тебя. Из меня будто выбили весь воздух. Он что?.. Я никак не мог осознать происходящее до конца. Я нравлюсь Джерарду? Джерард меня любит? Меня кто-то действительно любит? За что? – За что? Джерард пожал плечами и невесело улыбнулся. От его улыбки мне стало не по себе. Я ощущал себя виноватым. – Просто так. И это «просто так» разбило меня на мелкие кусочки. Всего несколько слов способны разрушить все. Я был слеп, а теперь прозрел, но от этого прозрения стало лишь хуже. Я ведь его не люблю. – Джерард, я… Мне хотелось извиниться, но это наверняка прозвучало бы ужасно жалко и глупо. Я не виноват перед ним, как и Джерард передо мной. Просто это случилось, и надо как-то это принять. – Я знаю, что мои чувства невзаимные, можешь не утруждать себя извинениями. Мне стало совсем тошно. Я стольким обязан Джерарду, но из-за меня он лишь страдает. Мне всегда казалось, что любовь хороша лишь тогда, когда взаимна. В ином случае это лишь обременяющие чувства. Тоска и назойливые мысли. Несбыточные желания, продиктованные сердцем. Я никогда не влюблялся и не хочу. – Тебя взволновало то, что ты только что узнал? – спросил Джерард, и я отчаянно посмотрел на него. – Серьезно, не беспокойся. Хорошо? – Но… – Это всего лишь слова, Фрэнк, – он больше не улыбался и выглядел серьезным. – Формулировка, доступней всего описывающая то, что я чувствую к тебе. Я ужасно себя ощущал. Теперь мне стало понятно, почему Джерард делал столь многое для меня. Но когда это произошло? Когда я стал для Джерарда кем-то важным? – Просто не думай об этом, – устало сказал он, начав тереть глаза. – Это действительно неважно. – Но ведь важно же. Это твои чувства, и я не хочу их оскорбить! Джерард с непривычной нежностью посмотрел на меня, и мой живот скрутился в узел. На меня никто никогда так не смотрел. – Повторюсь, это всего лишь слова. Ничего не изменилось, кроме того, что ты узнал. Все по-прежнему. От его взгляда мне стало так тоскливо. Я не достоин чувств Джерарда. Мне было плевать, что мы оба парни – Брайан научил меня, что пол не имеет значение. Просто было жаль, что я не могу дать Джерарду то, чего он заслуживает. – У нас будет небольшой тур по Калифорнии, а как вернемся, Мэтт женится, – сообщил Брайан с бесстрастным лицом. – Кстати, ты ведь тоже приглашен. Конечно, будет еще официальная бумажка, но это потом. Брайан не был похож на влюбленного. Как и Джерард. Я зажмурился, пряча лицо в ладонях. Это все было слишком нервирующим. Я не мог не думать о том, что сказал Джерард. Не мог забыть его слова, его взгляд. Тот вечер въелся в мой мозг, и стоит мне остаться наедине с собой, как я раз за разом прокручивал наш диалог. Все было бы лучше, если бы я тогда не сунул свой любопытный нос в его комнату. – Выглядишь подавленным, – подметил Брайан. Я посмотрел на него убитым взглядом и покачал головой. Мне не хотелось говорить на эту тему. Не хотелось говорить о чем-либо, что хоть как-то связанно с темой любви и отношений. – Тебе будто девчонка отказала. Брайан словно назло не отстал, хотя мог. Он обычно понимает, когда не стоит лезть ко мне. – Я нравлюсь одному человеку, – промычал я в стакан. – Так это правда, что все художники геи? Я подавился лимонадом и возмущенно уставился на Брайана. – С чего ты подумал, что Джерард… – Я же с самого начала говорил, что он запал на тебя. Ты что, забыл? Разговор принял ужасный оборот. Почему, черт подери, мы не могли поговорить о музыке, мы ведь ебаные музыканты? Почему обязательно нужно напомнить мне о том, о чем я изо всех сил пытаюсь не думать? – Ты выглядишь так, словно это проблема для тебя. – Но так и есть, Брай! – воскликнул я и взмахнул руками, случайно сбросив на пол солонку. К счастью, она была пластиковой и не разбилась. – Почему же? Я же говорил, что он симпатичный. – Я не люблю его, – буркнул я. – И вообще, мне девушки нравятся. – И ведешь себя так же, – фыркнул Брайан. – Как самая настоящая девчонка. Пускаешь сопли и раздуваешь из мухи слона. – Это ведь ужасно – любить безответно, – я устало колотил кубики льда в лимонаде, желая сменить тему разговора. – Мне просто жаль, что Джерард полюбил не того человека. Брайан переменился в лице. – Ты прав, хорошего мало, – мрачно сказал он. Неужели ему действительно нравится Мэтт? Насколько сильно? Почему, блять, в моем окружении целых два несчастно влюбленных?! Проклятье какое-то, не иначе. Спасали работа и репетиции. Они помогли успокоиться и забыть обо всем этом. А потом мы с Джерардом столкнулись на лестничной площадке, и я не смог выдавить из себя ни слова из-за смущения и быстро свалил, едва не навернувшись со ступеней. Это было ужасно глупо. После этого Джерард будто бы начал избегать меня. Я хотел извиниться за свое поведение, но никак не мог поймать его. По вечерам у него всегда было темно в квартире, и не понятно, то ли его не было дома, то ли он спал. Вскоре я забросил попытки, и погрузился в музыку. В декабре планировался наш первый тур, а в конце сентября запись дебютного альбома. Я все еще не мог поверить в то, что происходит. Моя детская мечта почти сбылась, и это было ужасно волнующе. Вместе с Брайаном мы рванули в Бельвилль навестить родных. Мама, увидев меня, расплакалась. Я едва вырвался из ее объятий. Она долго расспрашивала о том, что произошло за эти полгода, что мы не виделись, и к вечеру у меня уже отпадал язык. – И все же, что тебя подтолкнуло на этот шаг? Бросить колледж и последовать за мечтой. Я вспомнил Джерарда. Именно благодаря ему все так и обернулось. Возможно, я бы и сам когда-то решился, но таких абстрактных «возможно» миллионы, поэтому важно лишь то, что случилось на самом деле. – Один очень хороший человек подтолкнул меня, – выдавил я. – Твой друг? Мой друг? Почему-то непривычно называть Джерарда своим другом. Он, несомненно, дорог мне, но наши с ним отношения отличаются от моей дружбы с Брайаном или Нейлом. – Да. Я приехал лишь на один день, так как репетиции никто не отменял. Мама понимала, но никак не могла отпустить меня на следующий день. Из-за затянувшихся прощаний я сильно задержался, и Брайан приехал на такси, чтобы забрать меня. – Брай, как ты возмужал! Мама кинулась обнимать и его, но он сумел доходчиво объяснить ей, что мы уже опаздываем. – Тогда удачи вам, мальчики. И передай от меня благодарность своему другу, Фрэнки! Мама послала мне воздушный поцелуй, и я почему-то представил, как посылаю такой Джерарду. – Какому другу? – поинтересовался Брайан, когда мы уже сели в такси. Я неопределенно повел плечами, не желая отвечать. Брайан хмыкнул. – А ты попытайся представить, каково будет поцеловать этого самого друга. Может, тебе понравится. Я уставился на него, разинув рот. – Ну ты и… Не знаю, что я хотел сказать, поэтому просто уставился в окно. Конечно же, Брайан пытался как-то помочь мне, но только его своеобразные методы скорее смущали меня и проецировали волнующие мысли. Из-за его слов я всю дорогу пытался не думать о поцелуе с Джерардом. Возможно, он специально меня избегал, возможно, так просто совпадало, но мы не виделись несколько недель. И однажды, засыпая, я подумал, что ужасно соскучился по Джерарду. Следующим вечером я стоял под дверью его квартиры. В тот раз мы так и не пошли в кино, потому что я был слишком растерян, и Джерард отослал меня спать. Он сказал, что можно будет сходить на следующей неделе, но этого так и не случилось. Я тарабанил в дверь добрых десять минут – звонок у него не работал – пока мне наконец не открыли. – О-о, Фрэнки, – Джерард широко и мечтательно улыбнулся. Я вздрогнул, когда он назвал меня так. Что-то с ним не то. – Ты в порядке? Выглядишь странно, – нахмурился я. Джерард оперся о дверной косяк и хихикнул. Его взгляд лениво блуждал по мне. – Погоди, ты ведь не хочешь сказать, что напился? Это казалось нереальным. Почему-то в моей голове образ Джерарда никак не вязался с алкоголем, курением и прочим. Но от него действительно разило чем-то едко-сладким и… яблочным? А еще я вспомнил бутылки у него на полу. – Не хочу говорить очевидное, – вновь хихикнул Джерард. – Проходи. Бутылки. Много чертовых пустых бутылок было разбросано по кухне. Ром, вино, сидр, наливки. А еще на столешнице валялась кожура от яблок и много пустых стаканов. – Что за?.. – Прости, нечем угостить, – Джерард наклонился ко мне, протягивая пустую бутылку из-под яблочной наливки, на дне которой оставалось совсем немного, и тут же завалился на меня. – У-упс. Я вернул его в стоячее положение и забрал бутылку из рук. – Какого хрена ты тут устроил? Джерард осоловело смотрел на меня, медленно моргая. – Вечеринку на одну персону, – хихикнул он, откинувшись на стену и заскользив вниз. – Что ж тебя так к полу тянет, – я подхватил его и потащил в спальню. – Тебе надо прилечь. Джерард пахнул яблоками и краской для волос. Я удивился – цвет его шевелюры теперь черный. Так было, когда мы познакомились. Ему ведь нравился красный цвет, почему Джерард перекрасился? – И сколько таких вечеринок ты устроил уже? – спросил я, сбросив его на постель. Он лег, раскинув руки в стороны. – Много, – задумчиво ответил Джерард. – Уходи. Он уперся стопой в мое бедро и начал толкать. – Ну и зачем тебе эти вечеринки? – Мне нравится, когда я ни о чем не беспокоюсь, и все так кружится, – Джерард улыбнулся и сел. С порозовевшими щеками, блестящими глазами и растрепанными волосами он выглядел ребенком. Джерард впился взглядом в меня, и я словно загипнотизированный не мог отвернуться. – А что тебя беспокоит? – спросил я, затаив дыхание. Такой Джерард очаровывал. Я не мог смотреть никуда, кроме как на него. Мы не виделись так долго, что я не мог запретить себе рассматривать лицо Джерарда, спотыкаясь о чарующие детали его внешности. – Не скажу, – хихикнул он, с тоской глядя на меня. – Я просто ебаный алкоголик. Я уставился на Джерарда. Его речь всегда была легкой и успокаивающей благодаря мелодичности голоса. Сейчас слова Джерарда тяжелыми камнями летели в меня. – Никогда бы не подумал. И разве ты не хотел говорить мне, что тебя беспокоит? – сказал я, подойдя ближе к дивану, планируя сесть. Но Джерард вдруг обхватил мои ноги своими коленями и притянул к себе. Меня бросило в жар. – А меня это не беспокоит, – Джерард улыбнулся. – Я хочу тебя обнять, – сладко протянул он, и его руки нежно заскользили по моему торсу, смыкаясь на пояснице. Лицом Джерард уткнулся в мой живот, жарко задышав. – Это так приятно. Я замер, ошеломленный прикосновениями. Джерард прав – это чертовски приятно. В груди у меня образовался щемящий комок нежности, и моя трепещущая сущность тянулась к Джерарду. Я скользнул руками по его плечам и обнял Джерарда в ответ. – Спасибо, – прошептал Джерард отчаянно, и я сжал его крепче. – Фрэнки-и. Кожа живота горела, и нежность разрывала меня изнутри. Разорвав объятия, я понял, что Джерард почти заснул. Он не хотел отпускать меня, и мне пришлось долго уговаривать его. – Обещаю, я никуда не уйду, Джерард… Джи, – я задумался. – Можно тебя так называть? Он сонно кивнул и, отпустив меня, откинулся на одеяльный ком. Пришлось попотеть, укладывая его по-человечески. Когда я наконец справился, Джерард уже спал. Пришлось искать ключи. Мне не хотелось оставлять его на целую ночь с незапертой дверью – мало ли чего. Пока искал, рассматривал рисунки. Меня поразила необычная, но в то же время красивая цветовая гамма некоторых картин. Розовые деревья и бирюзовая трава. Это выглядело впечатляюще. Такая же гамма была на некоторых моих портретах. Ключи обнаружились в куче измазанных краской тряпок. Рядом лежали очки. Они не были солнцезащитными – стекла были обычными, слегка голубоватого оттенка. У Джерарда проблемы со зрением? Я надел очки, но они казались обычными, разве что немного затемняли все вокруг. Странно, Джерард никогда не носил их при мне. Положив очки обратно, я подоткнул ему одеяло и ушел домой. Уснуть мне не удалось. Стоило коснуться головой подушки, как на меня нахлынул поток мыслей. Я думал о Джерарде и о его чувствах, и о том, что произошло. Меня злили подобные мысли и то, что я не мог выбросить их из головы. Мой мозг был слишком возбужден для сна. На рассвете улицу завлекло серой дымкой. Туман был настолько густым, что я не видел дома на противоположной стороне улицы. Мне надоело пытаться уснуть – это по-своему утомляло. Приняв душ, я решил проведать Джерарда. Наверняка ему будет плохо после выпитого вчера. Он все еще спал, поэтому я решил пока заварить чай и поискать аспирин. В аптечке Джерарда был только спрей для носа и пластырь, что меня очень удивило. Никаких обезболивающих. Мне пришлось сходить к себе и взять аспирин. А когда я вернулся, Джерард уже проснулся. – Вот, возможно, тебе нужно, – я вручил ему стакан воды и аспирин. От таблеток Джерард отказался, зато воду выпил. – О, у тебя не болит голова? – Болит, – он поморщился. – Почему ты все еще здесь? Под глазами у Джерарда были синяки, вкупе с бледностью он напоминал восставшего мертвеца, и совершенно неожиданно для себя я осознал, что мне нравится это. Что-то мрачное, отдающее образом графа Дракулы было в таком Джерарде. – Хотел убедиться, что ты в порядке, – улыбнулся я. – Тебе бы клыки еще, и будешь самым настоящим вампиром. – О, не волнуйся, я и без них неплохо прокусываю кожу, – Джерард хищно сверкнул взглядом и клацнул зубами. – Берегись, а то выпью всю твою кровь. Пока он был в душе, я приготовил нам чай. Неплохо было бы и позавтракать, но у Джерарда в холодильнике почти ничего не было. Чай, тот, которым он всегда угощал, я не нашел, поэтому заварил обычный жасминовый. – Ты что, воздухом питаешься? – поинтересовался я. – Нет, – Джерард наклонился ко мне со спины – я уловил запах фруктового геля для душа – и клацнул зубами рядом с моей шеей. – Я ведь вампир, забыл? Питаюсь человеческой кровью. Я вздрогнул. Его шепот защекотал мою шею, от чего мне мгновенно стало жарко. Хихикнув, Джерард, как ни в чем не бывало, уселся напротив и принюхался к чаю. – Пей, вампир, он без чеснока, – буркнул я, ощущая, как горит кожа шеи. – А я схожу к себе за едой. Джерард ничего не сказал. Он молча наблюдал за тем, как я делаю нам омлет, и мне было не по себе от воцарившейся между нами тишины. Я о многом хотел поговорить, но сейчас не хотелось рушить спокойствие между нами. – А если серьезно, что ты ешь? У тебя из продуктов скисшее молоко и заплесневелый кусок сыра. Я посмотрел на Джерарда через плечо, но он уставился в окно и словно не слышал меня. Если присмотреться, то Джерард выглядел истощенным. Он худее, чем был еще весной. Намного худее. Почему Джерард морит себя голодом? Я вздохнул. С ним что-то происходило, но вряд ли он мне все так легко расскажет. – Почему? – спросил он. Джерард долго смотрел на слегка пригоревший омлет и салат, который у меня остался со вчерашнего ужина, а потом посмотрел на меня. Его взгляд странно сиял. – Что почему? Ответа не последовало. Джерард чарующе смотрел на меня, и я не мог отвести взгляд. – Спасибо. Он умел через малое передать многое. Джерард выражал всю свою благодарность одним искренним, чувственным «спасибо». Джерард говорил «я люблю тебя» одним взглядом. И это восхищало меня. – Не за что. Если долго смотреть Джерарду в глаза, можно забыться и потеряться во времени. Когда я вспомнил о завтраке, он уже остыл. – Точно не хочешь выпить обезболивающее? – спросил я, увидев, что он морщится и прикладывает руку ко лбу, а потом массирует глаза. – Я привык. – Но ведь лучше не ощущать боль. Джерард кисло улыбнулся. – Лучше. Я не мог представить свою жизнь без обезболивающих лекарств, поэтому не понимал, почему Джерард не хочет унять головную боль. – Алкоголь – лучшее обезболивающее, – выдал он, и мне захотелось его ударить. – Ты с ума сошел? – я мрачно уставился на него. – И сколько, позволь узнать, ты утоляешь боль подобным образом? Я вспомнил, как ночью Джерард назвал себя алкоголиком. И если поначалу мне казалось, что он решил испиться до смерти из-за каких-то проблем, то теперь я понял: это и есть его проблема. – Года два. Пол в кухне Джерарда усеян бутылками. За сколько времени он это все выпил? – Нужно что-то делать, как-то бороться и… – Ты ведь не предложишь мне посещать собрания анонимных алкоголиков? Джерард улыбался, но я понимал, что ему совсем не весело. Он всегда казался беззаботным. Всегда был рядом, когда я в этом нуждался, из-за чего у меня сложилось впечатление, что у него всегда все в порядке. Каким идиотом я был. – А не получится просто, не знаю, не пить? Попробуй не покупать спиртное, – неуверенно пробормотал я. – «Кола» вон тоже вкусная. Джерард мягко улыбнулся. – Я сознательно хочу расслабляться таким образом. Не стоит беспокоиться. Я разозлился. Джерард не хотел принимать мою помощь. Ему как будто было плевать, что с ним будет – он не мог не знать последствия алкоголизма, – лишь бы уйти в отрыв. Я вспомнил, что нечто похожее было с Брайаном до недавних пор. Мне не хотелось бы, чтобы Джерард тоже переживал подобное потрясение, чтобы прекратить травиться. Почему так трудно послушать меня? – Как раз-таки стоит! – воскликнул я, стараясь держать себя в руках. – Ты что не понимаешь? Мне не плевать на тебя, Джи. Джерард беспомощно посмотрел на меня. Я покачал головой. Он не будет меня слушать. Я ушел, не сказав ни слова. Меня разозлило то, как Джерард относился к себе. Так наплевательски. Позже, остыв, я поразмыслил и пришел к выводу, что, возможно, он и не хотел себя губить на самом деле, а просто попался в сети зависимости, из которых довольно сложно выбраться. Я не понимал, каково это – быть зависимым от чего-то. Наверняка ужасно. Как с этим бороться? Весь день я читал об алкоголизме. Я был тверд в намерении помочь Джерарду, и плевать, если он будет возмущаться. Он мне стольким помог, так что теперь пришла моя очередь помогать ему. – Тебя вообще нельзя оставить без присмотра, что ли, – взвыл я, обнаружив Джерарда на полу в углу кухни в обнимку с бутылкой. Благо, он выпил немного. – Отдай мне эту дрянь, немедленно! Джерард удивленно таращился на меня, крепче прижимая к себе бутылку рома. Мне пришлось задействовать силу, чтобы отобрать ее. Джерард надулся. Никогда я раньше не видел у него негативных эмоций, и теперь было так непривычно видеть, как он хмурится. Я сел на пол, и наши колени соприкоснулись. – Мы так и не сходили в кино. – Не хочу куда-то выходить. Я вздохнул. – Хорошо, давай останемся дома. Посмотреть фильмы можно и онлайн. – А если я не хочу? – Ты как-то сказал, что мы должны порисовать вдвоем, – вспомнил я. Это было так давно, с тех пор только всего случилось. Джерард вдруг застонал и зарылся лицом в ладони. Он сидел сгорбившись и сжавшись, и на это было невыносимо смотреть. Джерард был для меня примером, я всегда считал, что его позитивное отношение ко всему – это то, что не даст ему загнуться. Как же тяжело было видеть его сломленным. – Джи? – я положил руку на его колено, не в силах просто сидеть. Я не знал, что делать, что говорить. Все будет хорошо, ты только держись? После такого лишь повеситься и хочется. – Как тебе помочь, Джи? Он опустил руки и тоскливо посмотрел на меня. – Я не знаю, Фрэнки, – сдавленно ответил Джерард. – Не знаю. У него всегда был ответ на любой мой вопрос, даже если это звучало как чушь. У него всегда находились слова. Всегда. – А я могу, – мой голос звучал как-то жалостливо, – могу узнать, почему ты начал пить? Джерард обнял себя за плечи и смотрел куда-то мне в шею. Я не был уверен, могу ли обнять его, стоит ли это делать. – Из-за того, что я был толстым, меня дразнили в школе. У меня не было друзей, кроме, – Джерард запнулся, обняв себя крепче. – Даже после школы они не появились, потому что я не умел их заводить. А потом, – он резко выдохнул, – у меня, – Джерард прижал руки к глазам и словно попытался их выдавить. – Болит, оно так болит. Достало. Неужели у него настолько сильное похмелье? Я попытался представить маленького Джерарда, и это вызвало у меня порыв нежных чувств к нему. Мне было невдомек, как можно было его дразнить? Неужели всегда будут те, кто унижают людей с лишним весом? – Некрасивый, толстый и одинокий – стандартный набор причин, чтобы спиться, – грустно улыбнулся Джерард. – Алкоголь помогал мне пережить социальные трудности, когда с этим не справлялось мое хобби. Было время, – он откинулся на стену, прикрыв глаза, – когда я баловался наркотиками. Образ того Джерарда, уже такой привычный, не вязался у меня с тем, что я слышал. Это так напоминало ту депрессию, от которой год назад страдал Нейл. Он рассказывал, о чем думал, что чувствовал, и мне было тоскливо думать, что нечто похожее может сейчас ощущать Джерард. – Но я работал и работаю до сих пор. У меня есть деньги, есть квартира и хобби. Я могу спокойно общаться с людьми, когда надо. А большего ведь и не нужно, да? – А друзья? Семья? – Я в последний раз видел родственников года три назад. А без друзей я уже привык жить. Мне хотелось похлопать его по щекам, потрясти за плечи, неважно, что угодно сделать, лишь бы привести его как-то в чувство. – Я уже не считаюсь другом? Джерард посмотрел на меня и тут же отвел взгляд в сторону. – Тебе ведь… неприятно. Я закатил глаза. Джерард думает, что он мне неприятен из-за своих чувств? – Что за глупости, – улыбнулся я и подполз к нему ближе. Джерард пристально смотрел на меня и, кажется, затаил дыхание. Двигаемый вспыхнувшей в груди нежностью, я обнял Джерарда. Его волосы и ресницы защекотали мою шею, а рваное дыхание приятно разгорячило кожу. Я слышал, как колотилось его сердце, и ощущал растекающееся по телу тепло и чувство умиротворения. Руки Джерарда неуверенно обхватили меня в ответ, и его пальцы впились в мою спину. Тело горело от прикосновений. Я сжал Джерарда как можно крепче, жмурясь от трепета в груди и животе. Море эмоций бурлило во мне, было так хорошо, и хотелось, чтобы эти будоражащие ощущения никогда не заканчивались. Я не хотел ни о чем думать и отдался наслаждению, вдыхая полюбившийся мне запах Джерарда. Мое сердце подскочило, когда Джерард оттянул ворот моей футболки и прикоснулся влажными губами к моей ключице. Я дважды встречался с девушками, но никакой секс, никакие поцелуи не были столь интимны, как эти объятия. И никакие прикосновения не вызывали такого трепета, как этот легкий поцелуй в ключицу. – Так что насчет фильма? Прикупив поп-корн и «Колу» мы устроились у Джерарда на диване. У него было очень много подушек – больших и совсем крошечных. Из них и одеяла Джерард соорудил себе что-то на подобии гнезда, и меня это ужасно позабавило. У него талант создавать уютную атмосферу, и я неимоверно рад, что он делится ею именно со мной. К вечеру распогодилось, и Джерард потащил меня на крышу. – Я думал, туда нельзя. – Нельзя, – хитро улыбнулся Джерард и подмигнул мне. – И прихвати с собой гитару. Ты ведь помнишь, что обещал мне когда-то сыграть? Это казалось чем-то невероятным. Джерард взломал замок, и мы пробрались на крышу. Вопреки туманному промозглому утру теперь стояла ясная погода. Солнце плавно спускалось к горизонту, золотя крыши домов. – Так красиво, – выдохнул я. Мы сели недалеко от края крыши, и наши плечи соприкасались. – Я бы хотел увидеть все это так, как видишь ты, – мечтательно улыбнулся Джерард, прикрыв глаза. – Как я? – Желтое-желтое солнце и пламенно-оранжевое небо. Ты ведь это видишь? Я озадаченно кивнул. – Мне не нравится розовый цвет. Но он меня преследует с рождения. – О чем ты? – я все не мог понять. – Я – дальтоник, Фрэнки. Меня удивило это открытие. Он до этого никак не показывал, что у него проблемы с восприятием цветов. – А… – я нахмурился. – Почему розовый-то? Разве дальтоник – это не когда ты не различаешь красный и зеленый? Джерард покачал головой, ласково проведя рукой по моей гитаре. – У меня другая разновидность дальтонизма. Очень редкая, – он скользил по надписям и наклейкам, а затем осторожно коснулся струн. – Почему «Пэнси»? – Это моя детская кличка, – улыбнулся я. – А что за разновидность? – Чтобы увидеть мир, каким его вижу я, ты можешь посмотреть на мои рисунки. Или же поискать картинки в интернете, – Джерард посмотрел на меня, склонив голову. – Так ты у нас Пэнси? Я уже отвык от этой клички. Она вызвала у меня ностальгию по тем временам, когда я еще учился в другой школе. Тогда и были мои первые попытки создать группу. Мне очень хотелось быть крутым гитаристом, и тогда папа, увидев мой интерес, подарил мне гитару. Я не помню, откуда взялось это «Пэнси». Кажется из-за наклейки, которую я наклеил на гитару. – Только не называй меня так, ладно? Я уже вырос из этого. – Как скажешь, Пэнси, – хихикнул Джерард. – Сыграй. Он слушал, лежа на крыше и с прикрытыми глазами. Я сыграл несколько лирических мелодий, а потом решил спеть. Джерард улыбался, а я смотрел на него, пытаясь не потеряться в своих словах, не сбиться. Мне хотелось впечатлить Джерарда, сделать ему приятное, чтобы он отвлекся от того, что гложет его. – Так успокаивает, – мечтательно протянул Джерард, когда я прервался перевести дыхание. – Мне нравится, как ты поешь. Солнце уже село за горизонт, и небо постепенно теряло его последние отблески. Я перебирал струны, глядя на Джерарда. Если моя игра – это то, что его успокаивает, я готов играть и петь часами напролет. Каждый день или ночь. Я готов успокаивать Джерарда столько, сколько ему нужно. – Нравится, когда ты поешь только для меня. Мне стало жарко. Его слова растеклись сладкой дрожью по моему телу. Я дышал через раз, и что-то трепетало у меня внутри, желая вырваться наружу. Что-то сильное, горячее, разрывающее меня изнутри. Во мне бушевал ураган, и чувства обжигали грудную клетку изнутри. Я не знал, как донести свое состояние до Джерарда. Я хотел поделиться с Джерардом всем этим, и тогда бы мое тело не разрывалось от переизбытка чувств. – And on the Lower East Side you're dancing with me now. Джерард сел и вдруг начал петь. – And I'm taking pictures of you with flowers on the wall. Мы сидели друг напротив друга, соприкасаясь коленями. Голос Джерарда звучал тихо и проникновенно, и я не мог оторвать взгляда от его глаз. – Think I like you best when you're dressed in black from head to toe. Его ладони легли на мои колени. – Think I like you best when you're just with me. Ураган внутри меня закрутился с новой силой, а сердце забарабанило о ребра, порываясь к Джерарду. – And no one else... Он наклонился ко мне и поцеловал. Реальность рассыпалась на тысячи осколков и вновь собралась. Джерард был близко. Так близко, как никогда не был никто до него. Касался меня так, как никто до него. Вкладывая в прикосновение всего себя. Его губы дарили мне тепло, и я жадно его принимал. Я смотрел на его трепыхающиеся ресницы, пораженный. В ушах стучала горячая кровь. Я понял, что Джерард отстраняется, и потянулся следом за ним, не желая терять источник тепла. Буря внутри меня утихла на миг и вспыхнула с новой силой, толкая меня вперед, к Джерарду. Мое тело тянулось к нему, и если бы не гитара на моих коленях, я бы прижал его к себе и не отпускал. – Фрэнки… Джерард отстранился, но недалеко, и жар его губ все еще опалял меня. Голова кружилась, и трепет в груди постепенно сходил на нет. Вместе с этим приходило осознание происходящего. Это не было что-то вроде «бам!» и: «О, нет, что мы натворили?!». Скорее я понял, что случилось то, чего мне действительно хотелось. Поцелуй помог мне поделиться с Джерардом теми чувствами, что бурлили внутри меня. Помог стереть барьер между нами. – Было бы здорово, если бы ты пел в группе, – улыбнулся я. Джерард хохотнул и, чмокнув меня в губы, вновь лег на крышу. Я, взбудораженный его шаловливым прикосновением, резко провел пальцами по струнам, издав пронзительный звук. – Я пытался пробиться еще в школе, – Джерард перевернулся на бок и уставился на меня. В его волосах запутался лунный свет. – Приставал к разным группам подростков из нашего города вместе с Майки. Но меня ото всюду поперли, потому что я ужасно играл на гитаре. А солисты у всех уже были. Зато Майки был нарасхват. – Майки? – Мой брат, – Джерард вздохнул. – Мой единственный друг за всю мою жизнь, – я щелкнул его по лбу. – Ну, не за всю, а за ее часть. Я вдруг понял, что хочу знать как можно больше о Джерарде. Интерес во мне рос с огромной скоростью. Я хотел погрузиться в его жизнь, узнать как можно больше мелочей, которые дополнят образ Джерарда и еще больше приблизят его ко мне. Я хочу знать о нем что-то такое, чего не знает никто из его знакомых и семьи. – Мы с Майки были очень близки. Практически неразлучны. У нас разница в три года, но нам это не мешало. Все было хорошо вплоть до вопроса об обучении Майки, – Джерард замолчал и начал выводить пальцем какие-то узоры на пыльной крыше. – Я был лентяем и учился кое-как. А вот Майки был умничкой, всегда старался получать высокие баллы. В результате ему предложили обучение в каком-то крутом колледже в другом штате. И он согласился. Джерард вновь замолчал, и я понял, что рассказ он закончил. Не трудно догадаться, что произошло что-то в духе «и общение между ними постепенно сошло на нет». Наверное, это ужасно – разойтись в разные стороны с кем-то близким тебе. – Сколько вы уже не общаетесь? – Три года. В свете уличных фонарей я видел его грустное лицо. От желания сделать что-то, чтобы утешить Джерарда, чтобы ему было не так тоскливо, я не мог сидеть спокойно. Руки тянулись к нему, и приходилось силой удерживать их на гитаре. За практически сутки, проведенные рядом с Джерардом, я настолько успел сойти с ума? Ночь без сна все-таки дала о себе знать. Меня хватило еще на две песни, после чего я уже буквально засыпал в обнимку с гитарой. Стоило мне лечь в кровать, как я уснул и проспал до обеда. На работу пришлось бежать. В качестве наказания за опоздание, начальник поручил мне выполнять самые дальние заказы. Из-за работы толком не удавалось поразмыслить над вчерашним днем. За ночь мои чувства немного угомонились и больше не обжигали мое нутро. Но силы не утратили. И я не знал, что с этим теперь делать. Загруженные будни не позволяли мне надолго погружаться в размышления и переживания. Я также не виделся с Джерардом и не мог понять, хорошо это или плохо. Меня пугало то, что происходило со мной в его присутствии, но в то же время меня к нему тянуло магнитом. Я не привык зависеть от человека, неважно как, и происходящее выбило меня из колеи. – Ночи становятся холоднее. Мы с Мэттом стояли на балконе и успокаивали нервы. Он – выкуривая сигарету за сигаретой, а я – просто дыша свежим, насколько это возможно в городе, воздухом. Все остальные веселились, играя в покер. Впервые со смерти Джимми моя и Брайана группы собрались вместе, чтобы развлечься. – Когда все привычное для тебя в один миг ломается от какой-то чертовой случайности, ты можешь даже не заметить, как обзавелся парочкой пагубных привычек, – сказал Мэтт, глядя на сигарету в своих руках. – Я раньше был, в общем-то, против курения. Я вспомнил Брайана. То, как он вдруг начал пить не ради веселья, а словно в попытках забыться, отвлечься от чего-то, что тяготило его сердце. Возможно, я ошибаюсь в догадках, и попытки Брайана сбежать от реальности не связанны с Мэттом. Мне всегда казались идиотами те люди, которые мучаются из-за несчастной любви, калечат или вовсе убивают себя. Я не понимал, как могут неразделенные кем-то чувства способствовать таким сильным страданиям, что человек готов умереть из-за этого. Разве от чувств бывает настолько больно? – У тебя что-то случилось? – спросил я. – Я поступил плохо с двумя небезразличными мне людьми. Вдобавок смерть Джимми столь неожиданно постигла нас, и я все еще не могу до конца в это поверить. Мэтт сделал несколько затяжек и затушил сигарету. Достав новую, он уставился на нее. – Я изменил Валери. Причем несколько раз. И часть из них будучи в трезвом состоянии. Эта новость удивила меня. Я хотел спросить, почему, но в голове вспыхнула догадка. – Сколько вы встречаетесь? – Три года. Я вздохнул. Ситуация вырисовывалась не очень. – Свадьбы не будет. – Валери в курсе измены? – спросил я, сжав перила, но Мэтт покачал головой. – Но она понимает, что между нами все кончено, – он вновь закурил. – Я ее люблю, но не так, как женщину, на которой собираюсь жениться. Валери мне родная, мы с малых лет вместе. И я полагал, что с ней мне будет лучше, чем с кем-либо другим. Откровение Мэтта чем-то тяжелым легло на мои плечи. Хотелось избавиться от него, вновь быть в неведении, потому что легче общаться, не зная, что гложет чужую душу. – Я изменил Валери с тем, кто пленил мое сердце всего за пару месяцев. И осознав это, испугался своих чувств. Я поспешил с женитьбой, надеясь, что это поможет мне вернуть все на круги своя. И если бы Джимми не, – Мэтт вздохнул. – В некотором роде он помог мне не совершить ужасную ошибку. В такие моменты я как никогда осознаю, что детство уже закончилось. Теперь от решений каждого из нас может, без преувеличения, зависеть судьба человека. Даже не одного. И если в детстве нам прощали наши ошибки, потому что мы были глупыми детьми, то теперь на наших плечах лежит вся ответственность. Я поежился. Быть взрослым – звучит сладко в устах ребенка. А на деле это довольно пугающе и сложно. Я вдруг понял, что не хочу быть взрослым. – А кто тот второй человек? – поинтересовался я, уже зная, каков будет ответ. – Брайан. От чего-то мне стало смешно. Как только Мэтт ушел, я рассмеялся, не ощущая веселья. Дома я завалился спать сразу же, как пришел, пока меня не осадили мои же мысли. С ними иногда трудно бороться, спасает лишь сон и алкоголь. В последнее время довольно часто мне было просто невыносимо оставаться наедине с собой. Я много думал о тех новых чувствах, которые пробудил во мне Джерард. Их природа и сила меня пугала. И я боялся того, чем они являются. Я хотел помочь ему, но это желание привело меня к чему-то, к чему я не готов пока. Уснуть все никак не удавалось. Было еще слишком рано. И хоть я зверски устал, сон все не шел. Раздраженный я встал и пошел на кухню. Раз не спится, надо чем-то себя занять, иначе мысли покоя не дадут. В дверь постучали, и я понял, что мой покой идет нахуй. – Только не говори мне, что пытался уснуть, – удивленно улыбнулся Джерард. – Еще нет десяти. Я стоял, тупо уставившись на него. Мое сердце запорхало, и в груди все сжалось в сладкий комок нежности. Я скучал по Джерарду. – Выглядишь несчастно-счастливым, – сказал он и ласково добавил: – Я соскучился. Внутри меня что-то перевернулось. Щемящая нежность превратилась в огонь, и моя кровь вскипела. Мое тело пылало желанием, и я не хотел ничего, кроме прикосновения Джерарда. Меня сводили с ума его глаза, его губы, его шея, и мне мало было просто смотреть на Джерарда или слушать его голос. Мне нужно было больше, и мои руки сами потянулись к его запястьям. – Фрэнки… Я втащил его в квартиру и запер дверь. Джерард с каким-то восторгом посмотрел на меня, а я прижал его к стене и поцеловал. Он вцепился в мои плечи, склоняясь ниже, и его волосы защекотали мою шею. Огонь в груди не утих, а лишь усилился. И внизу живота знакомо сладко потянуло. Я хочу Джерарда. Это осознание ошеломило меня, и я испуганно прижался к Джерарду. Он обнял меня и зарылся пальцами в волосы, и волна нежности прошлась по моему телу. Я мягко кусал губы Джерарда, скользил руками по его торсу и ловил его стоны. Он неуверенно попытался углубить поцелуй, и от его неловких попыток мое возбуждение возросло. Джерард двигал языком совсем неопытно, распаляя меня своей невинностью. Его руки то мягко перебирали мои волосы, то с силой тянули их, и я стонал, из последних сил пытаясь устоять. Ноги стали словно желейными, и я потянул Джерарда в сторону своей комнаты, пытаясь не разрывать поцелуй. Когда до кровати оставалось совсем немного, он отстранился. – Что ж ты делаешь, Фрэнки, – прошептал Джерард, прижимаясь влажными губами к моей щеке. – Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я ухмыльнулся, поцеловав его в нос. – Зато теперь будет меньше поводов сбегать от реальности. Джерард посмотрел на меня ошеломленно, а потом вдруг толкнул на кровать и навис надо мной. Его губы блуждали по моему лицу легкими поцелуями, а ладонь ласково поглаживала шею. Его ласки, его запах, ощущения жара его тела – все это пьянило. Я задыхался от возбуждения, от дразнящих прикосновений Джерарда. Не в силах больше терпеть, я скинул его с себя и уселся сверху. Возбуждение Джерарда уперлось мне прямиком в задницу, и это вызвало у меня двойственные ощущения. Что-то новое, в некотором роде пугающее происходило со мной, но я был слишком возбужден, чтобы думать. Я слишком хотел Джерарда, и все остальное отходило на задний план. Мои руки заползли под его толстовку. Ощущение его нежной кожи отдалось дрожью в моем теле. Джерард целиком и полностью возбуждал меня, и мне было мало просто прикасаться к нему – я жаждал его всего. Меня одолевали почти что животные порывы возбуждения, и я начал кусать его шею и, оттягивая ворот кофты, плечи. Джерард стонал, и, черт возьми, это звучало ужасно пошло. Я замер, глядя на дрожащие ресницы его прикрытых глаз, на его блестящие губы и пунцовые щеки, и понял, что убегать от правды, от себя смысла нет. Я люблю Джерарда. – Я тоже, – срывается с моих уст. – Что «тоже»? – прошептал Джерард, глядя на меня из полуприкрытых век. Я на миг прижался к его губам. – Я тоже люблю тебя, Джи. Он резко распахнул глаза и, кажется, перестал дышать. – Это что-то напоминающее безумие. Что-то невероятное, сильное, разрывающее меня на части. Оно пылает у меня в груди, и мне теперь сложно держать себя в руках рядом с тобой. Черт подери, Джи, я тебя так… Джерард словил губами мое «люблю» и крепко сжал меня в объятиях. Его сердце бешено стучало, как и мое собственное. Мы лежали, обнимаясь, и выжигающее пламя страсти плавно утихло. Я давно не ощущал такого спокойствия, как сейчас. Я будто нашел то, чего мне не хватало. Дополнил себя. – Ты мое лекарство, Фрэнки. Это прозвучало слишком проникновенно, и мое сердце кольнуло от нежности. Мы целовались, кусались и просто разговаривали до рассвета, а потом убаюканный ласковыми почесываниями головы я уснул. А проснулся после обеда, окруженный знакомым яблочным ароматом. – Блять, я проспал репетицию! Джерард, сидящий у меня в ногах, оторвался от чтения какой-то книги. Он вмиг соскочил с кровати и подал мне чашку с чаем. – Можешь не волноваться насчет этого. – Да как не волноваться! Мы с Брайаном договорились сыграть вместе, он меня убьет, – я залпом выпил остывший чай и схватился за голову. Джерард загадочно улыбнулся. – Я немного удивил твоего друга. Я непонимающе уставился на него, а потом увидел мой телефон в его руках. – О, только не говори мне… – Брайан звонил около часа назад. Я сказал, что ты спишь и сегодня останешься дома. – И что он ответил? – Ничего. Я представил, что в тот момент мог подумать Брайан. И мне точно не укрыться от его расспросов. – Я сказал ему, что мы легли слишком поздно, и будить тебя я не собираюсь. И добавил, что мне жаль. Он так и не заговорил. Я улыбнулся. – Ты меня обрек на шквал его пошлых шуток. Я даже не удивлюсь, если Брай сочинит очередную дерьмовую песенку. Что-то типа «они наконец переспали» или «голубые пляски». Джерард удивленно выгнул бровь. – Без шуток – он как-то пел мне песню о своем члене и чьей-то заднице. – У Брайана душа поэта, – задумчиво произнес Джерард. Пока он готовил нам хлопья, я рассматривал его шею – россыпь багровых и фиолетовых пятнышек. Наверняка у меня нечто подобное творится, только поменьше – Джерард больше нежничал. Это во мне словно проснулся зверь, и я не мог прекратить кусать его. Весь день мы смотрели фильмы и пили чай. И не было ничего необычного. Мы не были похожи на парочку влюбленных голубков, которые не могут оторваться друг от друга. Джерард вел себя так, будто бы ничего не случилось. И я бы уверовал к вечеру, что мне все приснилось, если бы не его шея, вся укрытая отметинами. – Почему ты не носишь свои очки? Они же вроде помогают тебе видеть все цвета. – Мне неудобно. Я уже привык жить без них, и надеваю, когда хочу изобразить что-то в тех цветах, в каких его видит мое дефектное зрение. И когда по работе рисую. Я удивленно вскинул брови. – Пускай я не различаю цвета на палитре, но я помню, как у меня расположены все краски, поэтому могу рисовать и без очков. Правда, всегда получается ужасно ярко и не очень правдиво, но уж лучше так, чем обманывать свои глаза. Джерард ушел поздней ночью, после марафона фильмов «Гарри Поттер». Лежа в кровати, я думал о том, что что-то странное происходит в моей жизни. Я вспоминал прошлую ночь, и по груди распространялся жар. Джерард словно пленил меня. Мой разум, мое тело, мою душу. Непривычные, сильные чувства сотрясали меня. Мне было страшно. Я всегда принадлежал лишь себе самому, а сейчас находился во власти всепоглощающего горько-сладкого чувства. Единственное, что помогало держать себя в руках, это музыка. – А я говорил, что он симпатичный, – ухмыльнулся Брайан и заглянул мне под шарфик. – О, еще и зубастый. Он откровенно веселился весь день, бесконечно подкалывал меня. Его двусмысленные шутки порядком достали всех, особенно Шона, и тот спровадил Брайана прочь. После его ухода мы репетировали еще несколько часов, так что освободился я только к ночи. Сил у меня совсем не было – я едва не уснул в душе, – но не зайти к Джерарду не мог. – Какого хрена ты творишь?! Я обнаружил его полулежащего на полу кухни с почти пустой бутылкой виски. Джерард смотрел на меня мутным взглядом и улыбался. – Черт, Джи, почему опять? Все же хорошо было вчера! Я отобрал у него бутылку, и вместо нее он вцепился в мою руку. – Н-нет, не хорошо, – проскулил Джерард. – Меня сейчас стошнит. Я подхватил его и потащил в ванную. Стоило Джерарду оказаться рядом с унитазом, как его стошнило. Я стоял в растерянности, а потом понял, что нужно бы придержать его волосы. Мне нередко доводилось тащить друзей к туалету или каким-то кустам во время пьянок. Свои рвотные моменты я плохо помню, потому что был очень пьян. Но это все всегда было частью веселья, и, протрезвев, мы смеялись друг с друга. Сейчас было не до веселья. Слишком далеко все зашло. Я успокаивающе гладил Джерарда по спине и перебирал его волосы, пока он пытался отдышаться. Джерард дрожал. Нажав на кнопку смыва, он оттолкнул меня и сунул голову под холодный душ. – Хватит, а то простудишься, – выключив воду, я выжал волосы Джерарда и вытер их полотенцем. Он старательно не смотрел на меня и все время хотел вырваться из моих рук. В результате Джерард оттолкнул меня к стене, а сам уткнулся лицом в колени. Вздохнув, я пошел за водой. – Почему, Джи? Джерард лежал на постели, отвернувшись от меня. Удивительно, но в его комнате не было ни одной бутылки. Зато бардак стал еще хуже. Меня пугало то, что творилось с Джерардом. Но я не знал, как помочь ему. Что сделать, чтобы его руки не тянулись к бутылке. Мне казалось, что дело в том, что Джерард одинок. Но разве я не доказал ему обратное? Разве от этого Джерарду ни капли не полегчало? Идеальным кажется вариант, если я буду рядом с ним до тех пор, пока ему не станет легче. Но это невозможно. Сладкая утопия. – Что мне делать? Джерард вдруг сел, уставившись на меня с таким отчаянием, что мое сердце сжалось. – Мне все еще больно, – его голос был очень тихим. – Оно болит, – Джерард прижал руки ко лбу. – Болит! Он начал тереть глаза с таким остервенением, что я не выдержал и перехватил его запястья. – Где болит? – Тут, – Джерард прижал пальцы к закрытым глазам. – Джи, послушай, – вздохнул я, обхватив его лицо руками, – тебе нужно прекратить пить. Головные боли будут твоим постоянным спутником, если ты не прекратишь. И не только головные боли. Джерард устало покачал головой, все еще не открывая глаз. Я нежно погладил его по щекам. – А еще лицо опухнет. Ты видел, какие жуткие рожи у алкоголиков? И от них воняет. Джерард открыл глаза и хихикнул. – Представь меня таким. Я долго смотрел на него, пытаясь представить что-то опухшее, с красным носом и заплывшими глазами. Но образы в голове не хотели накладываться на Джерарда, и я откинул их. Мы просто смотрели друг на друга, и от нежности в груди все сладко сжималось. Джерард красивый. – Я доставляю тебе хлопот, Фрэнки? – вдруг спросил он. Поддавшись вспышке возмущения, я поцеловал Джерарда. – Нет, – отрезал я и мягко поцеловал его в нос. – Нет, – в лоб. – Нет, – в щеки. – И еще раз нет, Джи, – и вновь прижался к его губам своими, слизав привкус зубной пасты. – Не неси чепухи. Джерард завороженно смотрел на меня. Я вздохнул. – Мы можем сходить к специалисту? – осторожно спросил я. Джерард склонил голову набок. – Нет. Я схватил его ща плечи и тряхнул. – Очнись, болван, тебе не справиться самому! А я не могу быть все время рядом, чтобы присматривать за тобой. Джерард усмехнулся и скинул мои руки. – Нет. – Почему? Он молчал, разглядывая меня. Может, всему виной алкоголь? Может, когда Джерард протрезвеет, он согласится? Или хотя бы будет менее непреклонным. – Ты просто пьян сейчас. Поговорим утром, ладно? – Конечно, – Джерард ласково поцеловал меня щеку. – Будем говорить о чем захочешь. Кроме моего здоровья. Я едва не подавился воздухом. – Но Джи, тебе… – Нет, – покачал головой он. – Прекрати суетиться и делать из меня калеку. Я вцепился в голову. В интернете писали, что с алкоголизмом бороться сложно, и нужно, чтобы больной сам осознал свою зависимость. Но как его подтолкнуть к этому? Я совсем не знаю, что делать, как образумить Джерарда. Он всегда мне советовал, как поступить, а теперь я остался один на один с проблемой. – Ты волнуешься, Фрэнки. Джерард погладил меня по голове и лег обратно на диван, утянув меня за собой. Я не мог спокойно лежать и попытался встать, но Джерард крепко обнял меня. – Давай поспим. Давай забудем о том, что нас беспокоит,– прошептал он мне на ухо. Его теплое дыхание приятно щекотало мою шею, и я невольно расслабился. Джерард успокаивал. – Резиновый шарик наполняется водой. Вот-вот он достигнет своего предела и лопнет. Я вздрогнул. – О чем ты, Джи? Какой еще шарик? Но Джерард уже спал. Я улыбнулся его нелепым словам. Чего только пьяные не говорят. – Ты выглядишь ужасно самодовольным. Брайан пожал плечами, вальяжно сделав глоток виски. Обратно на разбавленный алкоголь он не перешел, но теперь это меня не беспокоило. – Я добился своего, – ухмыльнулся Брайан. – Как и ты своего. Я кисло улыбнулся. А чего еще можно было ожидать от Брайана? Он еще долго будет шутить по поводу того, что я встречаюсь с Джерардом. Но встречаемся ли мы? Наши отношения немного странные. И я не знаю, как их описать. Но это неважно. – Художники люди сложные. И да, не редкость, что они спиваются, – сказал Брайан. – Личностный кризис, нехватка идей и вдохновения. – И что мне делать? Я не знал, правильно ли поступил, что обратился именно к Брайану. Но больше не знал, к кому. Одно я знал точно: теперь моя очередь налаживать жизнь Джерарда. – Все, что ты можешь, это уговорить его принять помощь. И не отбирай выпивку силой, а то подеретесь, – хмыкнул Брайан, закинув кубик льда себе в рот. – Только не будь занозой в заднице и не строй из себя дотошную мамочку. За это иногда так хочется врезать. Я обдумывал слова Брайана весь день, из-за чего был рассеян. Шон пригрозил вышвырнуть меня в окно, если не сосредоточусь. У нас планировался концерт на следующей неделе, и если он будет таким же удачным, как и предыдущие, то мы пройдем испытательный срок, и «Hopeless Records» подпишет контракт с нами. Мэтт и Брайан были уверены в том, что у нас все получится, поэтому заранее планировали грандиозную вечеринку. Точнее, Брайан планировал, а Мэтт (который раньше не был любителем тусовок) всецело поддерживал его. – Нет, – покачал головой Джерард. – Почему? Думаю, весело будет. Джерард тряхнул головой, и его очки съехали вниз. Вернув их на место, я заправил волосы Джерарду за уши. Очки придавали ему вид отличника из старшей школы. Или кого-то из моих бывших однокурсников. – Я не люблю шумные места. Я смотрел, как Джерард рисовал что-то по работе. Это был какой-то комикс. Судя по всему, для детей. Я представил, как однажды обнаружу этот комикс на полках в магазине, и от этих мыслей я ощутил прилив гордости. – Хотя бы на пару часов загляни. Пожалуйста-а, Джи, – я сложил ладони в умоляющем жесте. – Потом вместе уйдем. Но Джерард был непреклонен. Я понимал его нежелание идти на вечеринку, мне и самому не сильно в радость это сборище. Но мое присутствие там обязательно, а оставлять Джерарда так надолго одного я боялся. И плевать, что он не ребенок и до меня как-то справлялся один. Сейчас я меньше всего хочу оставить его наедине со своими переживаниями. Днем Джерард работает, а по утрам и вечером я всегда у него. – Ты не должен все свое время тратить на меня. У тебя есть друзья и группа, проведи время с ними наконец, – сняв очки, Джерард начал тереть глаза. – Со мной ничего не случится за сутки, успокойся. Я вздохнул и сел на пол рядом с его стулом. Джерард растрепал мои волосы и пошел за новой порцией чая. – Но на твой концерт я схожу! – крикнул он мне с кухни. Уверенность Брайана заразила всех в «Pencey Prep», и мы действительно подорвали зал. «Hopeless Records» в тот же день приняли нас под свое крыло. – Повеселись, – одними губами сказал мне Джерард, которого я едва смог перехватить после выступления. А потом он затерялся в толпе. Вечеринка была грандиозной. Кроме двух групп были еще «Panic! At the Disco» и целая орава чьих-то знакомых. Начиналось все неплохо, мне даже нравилось. Но потом ко мне начали приставать две девушки, которые хотели тройничок с новым успешным солистом. Я вежливо пытался отказаться, а когда одна из них поцеловала меня, сплавил их Захари. – Кто тут у нас такой верный своему единственному? – пьяно улыбнулся Брайан, навалившись на меня со спины. – Ловко ты тех баб отшил. Я еле скинул его с себя на диван и упал рядом. – Просто нет настроения на… подобное. – Да кому ты заливаешь, – заржал Брайан. – О, Мэтти, а я тебя искал! К счастью, меня избавили от компании невероятно пьяного Брайана. Зато тут же пристал Брендон с какой-то немыслимой просьбой. – Один разок, чувак! – умоляюще смотрел на меня он. – Нет! Какого черта? – Давай же, Райан как раз неподалеку, – прошипел Брендон, положив руки мне на колени. Я решительно столкнул его, но он вновь придвинулся ко мне, а потом все-таки поцеловал меня, причем в засос. Краем глаза я увидел приближающегося к нам Райана и спихнул с себя Брендона, после чего поспешно смотался. Не знаю, что творится у этих двоих, но участвовать в их странных играх не хочу. Сыграв с Нейлом в литрбол, я закрылся в одной из спален и уснул. Утром, ожидаемо, меня встретил огромный бардак. Мне жаль Мэтта – он только купил этот дом, а его уже разнесли пьяные придурки. Кое-как отойдя от похмелья, я взял машину Брайана и уехал домой. – А потом ко мне еще и Брендон со своим поцелуем прицепился, – негодовал я, валяясь у Джерарда на диване. – Какие, однако, страсти у вас музыкантов там кипят, – улыбнулся он. Мне нравилось смотреть, как Джерард рисует. А когда это надоедало, я разглядывал его рисунки на стенах. – Это ведь, – я вдруг заметил фотографию, висящую прямо над рабочим столом Джерарда, – та самая? Он кивнул. Я никогда ранее не обращал внимания на снимок, потому что рисунки привлекали больше. Это было то фото, из-за которого мы познакомились. – Не знал, что ты распечатал ее. Я не мог оторвать взгляда от фотографии. Это было еще то время, когда не было «Pencey Prep», а «Avenged Sevenfold» только начинали свое существование в подвале Захари. Когда я еще учился на программиста, а Брайан работал в музыкальном магазине. Когда Джерард еще не перевернул мою жизнь. – Это было год назад, – выдохнул я. – Многое изменилось. – Ага, например твои волосы отрасли, – Джерард ласково провел пальцами по моей щеке, убрав прядь волос за ухо. – С этого фото ты нарисовал меня впервые. Джерард выгнул бровь и покачал головой. – Только не уважающий себя художник будет рисовать с фотографии, – важным тоном сказал он. – Ну, или если заказ такой. – Тогда зачем тебе тогда было нужно мое фото? – удивился я. – Погоди, ты что, по памяти рисовал меня?! Джерард хихикнул и раскрутился на своем кресле. – Именно, – он вскочил на ноги и плюхнулся на диван рядом со мной. – А фотография? – Сколько раз я тебе уже говорил? – Джерард закатил глаза. – Мне понравилось твое лицо. Я немного опешил. Скажи он мне это еще тогда, я бы счел это каким-то неумелым флиртом. Удивительно. Кто бы мог подумать, что какой-то случайный знакомый станет мне едва ли не самым близким человеком всего за какой-то год. Настолько близким, что я боюсь оставить его одного на сутки. К счастью, пока я был на вечеринке, ничего не случилось. Джерард все работал над своим заказом, и даже не притрагивался к бутылке виски, которую я случайно нашел спрятанной за упаковкой хлопьев. Похоже, запойный период прошел, и теперь у меня есть время придумать, что делать, если все вновь повторится. Из пиццерии я уволился. Дебютный альбом принес нам приличные деньги, и теперь мне не нужны больше подработки. – Ты серьезно его купил? Я тебе мог дать бесплатно! Джерард пожал плечами. – Хотел, чтобы для тебя была польза от меня, – мягко сказал он. Мы сидели на крыше, и я играл ему на гитаре. Понемногу холоднело, и это были наши последние вечера на крыше. Я почти все свободное время проводил с Джерардом. Те чувства, что разрывали меня рядом с ним, поутихли, и вместо бури в груди теперь все сладко трепетало. – Сходим на выходных в кино? – предложил я. – Брайан хочет с тобой познакомиться. Джерард как-то странно на меня посмотрел и потер глаза. – Возможно. Где-то вдалеке прогремел гром, и я спрятал гитару в чехол. Мне нравится дождь, мы порой з Джерардом гуляли под ливнем. Но моей гитаре мокнуть не стоит. Пусть и на концертах у меня другая, более новая, «Пэнси» я дорожу. Она со мной пережила столько всего и уже довольно потрепанная, и я боюсь, что дождь может ей навредит. – Небо плачет или Боженька писает, как думаешь? – спросил Джерард. – Думаю, это атмосферные осадки, – я задумчиво посмотрел на громоотвод. – А еще думаю, что будет забавно, если в нас попадет молния. Джерард проследил за моим взглядом и хихикнул. После очередного раската грома начался дождь, и Джерард начал петь детскую песенку о грозе, которая плавно перешла в знакомый мне мотив. – I tried so hard, and got so far, – Джерард улыбался, глядя на меня с тоской. – But in the end, – он подставил лицо дождю. – It doesn't even matter. Первые капли упали ему на щеки и стекли к губам. – Тебе нравится «Linkin Park»? Джерард неопределенно пожал плечами. Дождь стекал по его лицу тоненькими ручейками. Я коснулся его щеки и размазал капли большим пальцем. – У них песни такие… Я кивнул. Первые песни, которые я сыграл на гитаре, были из этой группы. До сих пор она одна из моих любимых. Именно «Linkin Park» вдохновили нас с Брайаном заняться музыкой. – Если вдруг ты почувствуешь пустоту внутри, вспомни обо мне, вычеркнув из памяти всё плохое. Джерард не пел. Он просто произнес эти строчки, словно это были его слова, адресованные мне. – Люблю эту песню, – тихо сказал я. Джерард кивнул, а потом вдруг наклонился ко мне и поцеловал. Я опешил от его напора. Он целовал как-то отчаянно, жадно, создавая в моей душе ураган. Жар пульсировал во мне, и я прижал к себе Джерарда, зарываясь в его мокрые волосы. Он заполз руками мне под кофту, и по моему телу прошла приятная дрожь. Его руки слишком мягкие в сравнении с моими, и я таял от тех нежных ощущений, что дарили они мне, скользя по торсу. Я гладил его шею, путался пальцами в волосах и пытался притянуть к себе как можно ближе. Джерард оторвался от моих губ и буквально вгрызся в мою шею. Внизу живота сладко тянуло, когда он кусал и облизывал мою кожу. Я и не заметил, как принял лежачее положение. Вдруг Джерард замер, нависнув надо мной, и растерянно уставился на меня. – Мне никогда не будет достаточно, – проскулил он, утыкаясь лицом в мою шею. – Всегда будет мало. – Ты о чем? – я сел, обняв Джерарда, сидящего у меня на коленях. Он вздрогнул, сжав меня изо всех сил. – Я хочу тебя, – горячо прошептал мне на ухо Джерард. – Целиком и полностью. Всегда. У меня внутри все перевернулось, и я поцеловал его в макушку. – Мне нравится, как стучит твое сердце. Я гладил его по спине. Дождь плавно перерастал в ливень, и нам надо было уходить с крыши. Я не хотел. В груди все еще полыхал жар, и Джерард, сидящий на мне и прижимающийся влажными губами к моей саднящей шее, слишком возбуждал. – Я тебя хочу, Джи. Джерард резко выдохнул и ласково укусил меня. – Если я поддамся порыву наших чувств и пересплю с тобой, то потом не смогу отпустить, – вздохнул он и шепотом добавил: – Ох, ты ведь слишком привязался ко мне, Фрэнки... Не дав мне спросить, Джерард нежно прижался к моим губам, а потом зажмурился, сжав мои плечи. – Ты в порядке? Он кивнул и встал. Его трясло от холода, поэтому мы ушли с крыши ко мне. После душа и ужина Джерард заварил нам чай, мы пили его под какой-то тупой ужастик, устроившись на моей кровати. – Почему ты повесил на стену этот кошмар? – спросил он, указывая на свои рисунки. – А мне вот нравится, – хмыкнул я, глядя на свой портрет. – Мой любимый художник рисовал. Джерард с тоской посмотрел на меня и вздохнул. – Я сожгу все свои рисунки. Я поперхнулся чаем, и Джерард заботливо постучал по моей спине. – Какого черта? Отдай тогда мне, балда, раз не нравятся. Он рассмеялся и покачал головой. – Сожгу, – Джерард поцеловал меня, уложив на кровать. – А теперь я спою тебе песню, чтобы ты уснул. Он сел рядом и уставился в окно. – Сегодня мы попрощаемся, и мне жаль, что все кончается именно так, – руки Джерарда успокаивающе перебирали мои волосы. – Если ты пообещаешь не плакать, я скажу то, что должен сказать, – его голос немного дрожал. – Если бы я мог быть с тобой сегодня ночью, я бы спел тебе колыбельную. Голос Джерарда успокаивал. Слова пробирались внутрь моей души. И пусть песня была грустной, я ощущал умиротворение. – Никому не позволяй забрать твой внутренний свет. Незаметно для себя я уснул. Мне снилась яблоня, усеянная желтыми цветами, и мы, сидящие под ней. Больше я не видел Джерарда. Пустота разъедала мою душу, поглощая все те чувства, что нежно трепетали во мне ранее. Он оставил мне мой блядский портрет и блядский рецепт своего блядского чая. И пустую квартиру. Я был в отчаянии, а потом отчаяние вспыхнуло гневом. Мне казалось, меня обманули. Наебали как мелкого идиота. Вручили конфетку, и только я распробовал вкус, как ее отобрали и показали мне средний палец. – Что-то ты совсем скис. Как насчет сходить в бар оттянуться, проветрить мозги? – должно быть, я действительно выглядел ужасно, что даже Брайан пытался меня растормошить. – Тебе не помешает развеяться. Да и Заки повидаешь. Я сказал, что возможно приду, и напился у себя дома. Потому что, черт возьми, больно. «Алкоголь – лучшее обезболивающее» Отчаяние сжигало меня изнутри. Я думал о том, как он ушел, думал, почему. И пустота внутри меня разрасталась, поглощая все то, что трепетало во мне раньше. Я не понимал, почему так ужасно себя чувствовал. Неужели я настолько привязался к нему? Это же смешно. Он всего лишь художник с тараканами в голове. Почему я должен сейчас ощущать это поганое чувство одиночества и тоски? Почему я, черт возьми, скучаю по нему? Брайан уверял меня, что он вернется, потому что он – «тип у себя на уме». Но я знал, что не вернется. Мне хозяин квартиры сказал, что он собирался свалить в другой штат, а в его квартиру уже давно планировали въехать другие квартиранты. Поэтому нет ни малейшего шанса, что он вернется. – Я хочу, чтобы этого всего не было. Чтобы все было как раньше, – я залпом выпил остатки рома в стакане. Теперь мне понятно, почему Брайан перешел на неразбавленный крепкий алкоголь. Он помогает справиться. – Я хочу вырвать это из себя. Удалить. Забыть. – Ты же знаешь, что это невозможно, – Брайан пристально смотрел на меня. – Да и разве ты хочешь вернуть ту прежнюю скучную жизнь? – я покачал головой. – Тогда смирись. Со временем тебя попустит. Я грязно выругался и выгнал Брайана из квартиры раньше, чем мы успели допить бутылку рома. Влив в себя остатки алкоголя, я сел играть на гитаре и забросил это дело только к утру. Меня раздражал он, его поступок. То, что, не сказав мне ни слова, он куда-то уехал, причем навсегда. Так и задумывалось, что я буду как идиот сначала переживать, где он и что с ним, а потом постепенно осознать, что меня нахрен кинули? Так и задумывалось, что мне будет больно? Осознав, что веду себя как тупая сопливая девчонка, я постарался успокоиться, чтобы не срываться на других людях. Он уехал, и больше не вернется, и мне оставалось лишь принять это. Со временем я действительно успокоился и стал воспринимать его уезд как еще один толчок к изменам в жизни. Мне было все еще тоскливо, но я думал о том, что, скорее всего, у него действительно были весомые причины вот так вот уехать. И о том, что, возможно, мы когда-то еще встретимся. Что он вновь ворвется в мою жизнь и перевернет все к чертям, поднимет бурю в моей душе, разожжет пламя в моей груди. Что наши пути, как бы это заезжено не звучало, вновь пересекутся. А потом я узнал, что та его песня на ночь была чертовым прощаньем навсегда. Весь тот чертов день был прощанием. Его слова, взгляды, поцелуи были чертовым «прощай». Он никогда не прощался, но тогда он сделал именно это. И глаза мне раскрыл откуда-то знавший меня и мой адрес его брат Майки, чье лицо искажала скорбная гримаса. «Никому не позволяй забрать твой внутренний свет» Строчки из песни, словно обращенные именно ко мне. Его чертово последнее наставление для меня. Он дал мне многое, наполнил мою жизнь смыслом, а потом отобрал все это, отобрал то, что уже стало частью меня, и уехал прочь. Вместе с этой частью меня он умер. Время слишком быстро пролетело, мы слишком мало пробыли вместе. Весь прошедшый год казался сном. Все так внезапно началось и так же внезапно закончилось. Я никому о его смерти не рассказал и продолжал делать вид, словно он просто уехал. Так было легче. Легче не думать, что единственный, к кому я испытывал такие чувства, сейчас всего лишь кучка сраного пепла в металлическом горшке. А представлять, что он где-то шатается по миру, вмешиваясь в судьбы всяких неудачников и помогая им. Я обманывал себя, пытаясь пережить утрату. Пытаясь смириться с тем, что больше его не будет в моей жизни. Пытаясь ценить то, что он сделал для меня. И я никогда не забуду то самое яркое, что было в моей жизни – странного художника по имени Джерард.