Только для меня танцуй.

Буду рад ПБ. Андрей привык доверять Богдану, привык, что другу не нужны объяснения, что к нему можно просто прийти и посидеть на кухне, попивая слишком крепкий чай под бренчание гитары. Лисевский всегда подбирал именно такие песни, которые отлично сочетались с настроением блондина, и сколько бы Бабич ни спрашивал, как это Богдану удается, тот только пожимал плечами, подбирая новые аккорды длинными пальцами. Брюнет никогда не допытывался, что случилось, Андрей рассказывал про свои проблемы только если ему хотелось, тогда Лисевский внимательно слушал, ерошил и без того лохматую макушку и пытался дать совет, пристально глядя на друга непроницаемыми глазами. Бабичу вообще кажется, что глаза Богдана похожи на зеркальную гладь озер, отражающую всё вокруг, но не допускающую в свои тайны. Даже когда Лисевский улыбался и прищуривал смеющиеся глаза, взгляд оставался нечитаемым. Наверное, Богдан казался поклонницам загадочным, странноватым, необычным, но если бы они видели, как он уминает шпроты из банки ложкой («Потому что хрен знает, куда ты сунул вилки, Андрюха, у тебя на кухне вообще не найти ничего!»), подогнув под себя ногу и раскачиваясь на табуретке, взъерошенный после душа, в старом свитере и шортах, то они бы поняли, что это за парень. Простой всё ещё мальчишка, немного мечтательный, с долей своеобразного очарования, хитринками в глазах и вечной полуулыбкой. А, ну и с гитарой, которую при любом удобном случае хватает в руки. Андрей даже не знает, что ему понравилось больше, когда они встретились в первый раз: голос и длинные, ловкие пальцы на струнах, или прищуренный, лисий взгляд нечитаемых глаз, или обезоруживающая простота дворового парнишки. Или то, что брюнет просто принимал людей, не идеализируя их и не требуя объяснения поступкам, со всеми недостатками и «углами». А Бабичу очень нужна была этакая «тихая гавань», где не нужно быть настороже, где не нужно стараться соответствовать чужим ожиданиям, где ты – это просто ты, без масок, без страха. Богдан узнал о «проблеме» Андрея случайно. Повезло, что только Лисевский, если честно, потому что Андрей тогда конкретно налажал. Они только начали всерьез работать над «продвижением команды по лестнице КВН-на», поэтому всё свободное время отдавали репетициям и подготовке номеров. Разрываясь между учебой, подработкой и командой, Андрей с трудом доползал вечером до кровати и моментально отрубался, чтобы завтра, в шесть утра вновь погрузиться в круговорот жизни. Конечно, ему не хватало время не то, что на стабильные отношения, но даже на разовый перепихон. Его ситуация, к тому же, усугублялась двумя факторами: его предпочтениями и его местожительством. Поэтому, когда ему уже даже во сне начал являться Богдан, который сидел рядом, горячо дыша в щеку, и подправлял сценарий, Андрей решил, что срочно нужно расслабиться. Команда поддержала его предложение пойти в клуб в пятницу вечером, вместо того, чтобы зависать опять у Ромки дома, в очередной раз прогоняя по кругу номера. И если бы Бабич знал, чем это кончится, он бы не стал даже рот открывать, он бы вообще заперся в квартире и не выходил бы весь вечер из дома. *** В клубе было шумно и многолюдно, ребята решили отрываться за все вечера, проведенные в гостиных и кухнях, за нехватку развлечений в последнее время, поэтому алкоголь тек рекой и уже совсем скоро все разбрелись по помещению: кто к бару поближе, кто на танцпол. У стола остались только Настя со Славкой, единственные более-менее трезвые люди в их компании. Андрей шел за Ромой, кажется, но довольно быстро отстал и потерялся в море влажных, горячих тел, и решил просто остаться на танцполе. Блондин прикрыл глаза, отдаваясь ритму музыки и теплым волнам текилы, гуляющей по венам. Его постоянно кто-то касался, поэтому парень не сразу обратил внимание на чужие ладони, гуляющие по пояснице. Андрей продолжал танцевать, не оборачиваясь, а руки уже скользнули на бедра, крепко и собственнически сжимая их. Очень по-мужски. Одна ладонь поползла вверх: сначала по прессу, потом по груди, задевая потвердевший сосок, а потом сильные пальцы мягко сжали подбородок, поворачивая голову Андрея к обладателю рук. Бабич покорно обернулся, плавясь от чужих ласк, слишком уж давно он не ощущал себя желанным и таким безумно пьяным. Длинные пальцы с едва заметными мозолями на пальцах, скользнули по его губам. Слишком знакомые пальцы. Андрей распахнул глаза и встретился взглядом с молодым мужчиной, улыбающимся и вопросительно приподнимающим бровь. Он был красивым, это точно. И он не был Лисевским. В глубине души кольнуло легкое разочарование. Но мужчина продолжал вопросительно смотреть. Бабич положил ладонь на его бедро, отвечая на немой вопрос жестом. Незнакомец кивнул, улыбаясь и, чуть отведя лицо парня в сторону, жадно впился губами в шею, целуя и покусывая бледную кожу. Блондин невольно застонал, подаваясь бедрами назад. Где-то на задворках мутного сознания бесновались здравые мысли: «Это могут заметить!», «Так нельзя, мы же в общественном месте!», «Тебя в открытую лапает незнакомый мужик! Останови это, Андрей!». Но блондин уже не обращал внимания на голос разума и просто старался сдерживать рвущиеся из горла стоны, закусывая губы чуть не до крови. Мужчина прижимался грудью к его спине, практически заставив парня откинуть голову на свое плечо, давая больше пространства для ласк, для поцелуев-укусов. Шея Андрея просто горела огнем, завтра точно останутся алые и фиолетовые отметины. А незнакомец обхватил его рукой за талию, чтобы изгибаясь, как кошка под ласковыми ладонями, блондин не отстранялся от него слишком далеко. - Я хочу забрать тебя отсюда, поедешь со мной? – хрипловатый голос опалил ухо, заставив задрожать в приятной истоме. Андрей неразборчиво застонал что-то в ответ, чувствуя, как его выпускают их объятий и берут за руку, выводя из толпы. Он не понимал, куда его ведут, кто этот человек, в сознании прослеживалась только одна четкая мысль – еще немного, и он снова окажется в сильных руках с тонкими пальцами, почти как у Богдана. Это пьянило еще сильнее, чем текила и ром, из которых сейчас, кажется, состояла его кровь. Но чувство возбуждения перехлестывало все внутри, сворачиваясь внизу живота тугими кольцами. Андрей покорно шёл за своим незнакомцем, когда кто-то дернул его за плечо, слишком резко, чтобы в его состоянии можно было удержаться на ногах. Бабич почти упал на Лисевского, который с каменным лицом рассматривал его нового знакомого. - Куда ты собрался? – перекрикивая музыку, спросил Богдан. Спросил спокойно. Можно было бы подумать, что это вполне такой дежурный вопрос, после которого они пожмут руки и каждый разойдется по своим делам. Если бы не ладонь, сжимающая его плечо. Слишком сильно, теперь там тоже будут синяки. Андрей улыбнулся, пытаясь похлопать друга по плечу, но промахиваясь, он уже готов был соврать, пусть ложь и будет очевидно прошита белыми нитками, про то, что это его старый знакомый, что они давно не виделись. И плевать, что знакомые не ходят, взявшись за руки, плевать, что один знакомый не станет так открыто и собственнически обвивать талию другого рукой. Богдану этого хватит, Богдан умеет чувствовать, что сейчас нужно Андрею. - У тебя проблемы, парень? – Бабича опережает новый знакомый, подходя поближе. – Мы хотели уйти, вообще-то. - Куда уйти? – оборачиваясь теперь к нему, прямо интересуется Лисевский. – Он сюда с нами пришел, с нами и уйдет. - Так вы, что, вместе? – усмехается вдруг мужчина. - Богдан не… не м-мой… – пытается вступиться за друга Андрей. Вообще-то, он хочет сказать, что Лисевский не гей, но получается какая-то белиберда, и блондин мотает головой, пытаясь еще раз. – Бгдан не спит... не с мнй. Судя по лицам брюнета и нового знакомого, попытки защитить честь Лисевского не увенчиваются успехом. Точнее, всё становится еще хуже. - Он сейчас поедет домой, и отвезу его туда я, так что извиняй, мужик, – Богдан смотрит на мужчину своим непроницаемым взглядом, и тот пожимает плечами. Богдан молча подталкивает Андрея в спину, заставляя пройти мимо мужчины, не обращая внимания на неразборчивые возражения и попытки высвободиться. Он забирает в гардеробе их вещи и помогает Бабичу подняться по лестнице, чтобы выйти на улицу. У Андрея наступает стадия отупения и апатии: ему уже всё равно, что будет дальше, тело становится ватным, а мозговые центры контроля за конечностями отключаются. В таких ситуациях Андрей может тупо сидеть-стоять-лежать и пялится в никуда, изредка только моргая. У него даже мимические мышцы каменеют. Отойдя подальше от клуба и курящих компаний у дверей, Лисевский надевает на блондина куртку, аккуратно застегивая до конца и придерживая двумя пальцами за подбородок, чтобы не прищемить нежную кожу. Замечая засосы на шее, брюнет немного хмурится, но молчит, протягивает Бабичу шапку, но видя, с каким трудом Андрей ее пытается надеть, отталкивает его руки, цокая языком, и натягивает шапку сам. Потом проверяет в карманах телефон, ключи и деньги, вздыхает и кладет ладонь на плечо друга, ведя того в сторону парковки, где кемарят несколько таксистов, ожидая подвыпивших клиентов, которым будет нужен «трезвый водитель». Бабич покорно плетется рядом, неимоверными усилиями заставляя ноги двигаться. Он одновременно хочет заговорить о том, что случилось, и не хочет. Ему нравится их команда, ему не хочется потерять друзей и лишиться хобби, в котором он находил утешение, если было совсем паршиво. Ему не хочется терять Богдана. Лисевский тоже молчит, только мурлычет себе под нос какую-то мелодию. Андрей косо поглядывает на него, рассматривая густые ресницы и неправильный немного профиль с курносым носом и слишком пухлыми губами. На морозе голова немного проясняется. - Почему ты не дал мне с ним уйти? – уже чуть более четко спрашивает Бабич. Лисевский бросает на него удивленный взгляд и поправляет вывернутый капюшон Андреевой куртки. - Потому что мы друзья. А этот хрен к тебе лез и собирался тебя увезти, – Богдан говорит это так, словно это само собой разумеется. - А я хотел с ним уехать, – опуская глаза, с вызовом бормочет блондин. Лисевский молчит какое-то время, потом, выдыхая облачко пара, произносит тихо: - Я знаю. Я видел, как ты танцевал для него. С ним. - Что же ты тогда меня спасать не пришел, а, Д'Артаньян херов?! – шипит блондин, отпихивая друга. – Значит, пока меня на глазах у всех лапали, пока я там извивался, как шлюха, и теперь об этом может узнать весь город, всё было ок! А как только мне понадобилось уехать, всё стало не ок. Где логика, Богданушка?! Его самого тошнит от количества яда, который источает собственный голос. Брюнет смотрит на него прямо своими глазами-озёрами, нечитаемыми, цвета болотной ряски. Андрею хочется начать извиняться, но Лисевский вдруг произносит нечто такое неожиданное, что блондин чуть за сердце не хватается. - Мне казалось, тебе нравится. Ты так никогда не двигался и не улыбался, никогда не был таким открытым. Щеки Андрея моментально краснеют, хотя куда уж больше, но он закусывает губу и тупо пялится на друга, потом тяжело выдыхает и рявкает: - Конечно, мне нравилось! Знаешь, почему?! Потому что я нормальный, здоровый… ГЕЙ! Доволен?! И я хотел уехать с этим мужиком, потому что мне тоже хочется чувств, тепла, секса, в конце концов! И замкнутый я такой потому, что… Потому что я боюсь, что кто-то узнает, боюсь лишний раз до другого парня дотронуться, боюсь, что я потеряю всё, если не буду себя контролировать, если буду собой, понятно тебе, дебила ты кусок?! - Ты можешь быть собой со мной, – Богдан склоняет голову к левому плечу и вдруг улыбается так открыто и чуточку виновато, как только он умеет. – Андрюха, я ведь не знал. Я думал, ты просто такой… Скрытный. А у тебя вон в душе какие страсти. Ты будь собой, ладно? Ты… ты классный. И я никому не скажу ничего, ты же знаешь. - Да уйди ты от меня! Ненормальный! – у Бабича в голове не укладывается, как другой парень с легкостью может принять и переварить такую информацию. И не ебнуть после этого по морде, а стоять и улыбаться, да ещё и просить быть собой. – Это в тебе водяра говорит, а завтра ты… - Завтра ничего не изменится, мы ведь друзья. Я новый номер написал, хотел тебе показать. Приходи завтра, ладно? Хочешь, можем об этом поговорить, не хочешь, не станем. Ты просто будь собой, тогда всё будет хорошо. Давай в пять, приходи на чай, прям как в песне у Мертвых дельфинов – ты слышал ее? – я тебе спою, – единственное, чем выдает себя Лисевский, когда нервничает – это скорость речи и количество слов. Они зашкаливают. - Уезжай, – устало просит Андрей. Ему очень хочется поверить, но Богдан – та вода, на которую он всё равно «дует», даже при условии, что она ледяная, даже при условии, что он это знает. - А ты? - Да уезжай ты уже вместе со своей заботой драной! Проваливай! – кричит Андрей и прячет лицо в холодные ладони. Лисевский стоит рядом еще несколько секунд, а потом разворачивается и уходит по направлению к желтой машине с шашечками на боку. Бабич не отнимает ладони от лица: ему стыдно, что накричал, стыдно, что показал себя таким слабым. Он чувствует себя уязвимым, обнажив перед Богданом душу или что там у него внутри, что сейчас так адски ноет? И эта уязвимость заставила его защищаться, отталкивать, лишь бы потом не было бы еще в тысячу раз больнее. Андрей это проходил, Андрей знает, что значит вывернуть всего себя для другого, чтобы потом так и остаться валяться выпотрошенным. Парень настолько закапывается в себе, что не сразу замечает поглаживания по спине. Он отнимает руки от лица, всматриваясь в знакомое лицо. Тот самый мужчина из клуба, стоит рядом и курит, прищурив один глаз, улыбается мягко и утешающе гладит его по плечу. - Чего рыдаешь так горько? Бросил тебя твой друг? – Андрей ещё раз отмечает, что у него приятный голос. - Я его сам прогнал, – сглатывая комок в горле, хрипло бормочет блондин. - А меня не станешь гнать? Меня, кстати, Сергеем зовут, а тебя, чудо? - Андрей, – улыбаясь слабо на ласковое слово, шепчет парень. Этому мужчине проще поверить, чем Богдану. У Сергея и Андрея цели одинаковые. И желания. Они едут к мужчине в квартиру, на его машине. По дороге тот рассказывает, что ему тридцать пять, разведен, работает в какой-то фирме, не рядовой сотрудник, но и не начальник, но свое место ему нравится. Андрей рассматривает его темные волосы, мужественную щетину на подбородке и красивые руки. Ему нравится слушать Сергея, ему нравится сам Сергей. Когда они переступают порог квартиры, мужчина притискивает его к стене и впивается в губы, жадно рыча. Андрей отвечает на поцелуй с неменьшей страстью. Он позволяет себя раздеть и оттащить в спальню, на широкую кровать, позволяет касаться везде, где только хочется Сергею. Он отдает мужчине свое тело, но перед глазами все равно стоит виноватая улыбка Богдана и пухлые губы, которые шепчут «Ты можешь быть собой». Андрей выгибается и кончает, пытаясь себя убедить, что у него просто давно никого не было, что просто Сергей отличный любовник. А мужчина улыбается и шепчет ему в губы что-то про ненасытных мальчишек. *** Бабич просыпается от поцелуя в шею и запаха кофе. Он пытается спрятаться под одеяло, но его вытягивают оттуда и заставляют идти на кухню. Сергей не умеет готовить – яичница подгорает. Поэтому блондин сам разбивает новые четыре яйца в сковородку под внимательным взглядом Сергея. Парень охает от неожиданности, когда его резко обнимают сзади и притискивают к столешнице. Он оборачивается и с улыбкой смотрит на довольного Сергея. - Придется тебе переезжать ко мне, а то я сам так с голоду умру, – шепчет мужчина, покусывая мочку уха блондина. - Это намек? – Андрей смеется. Он уверен, что это шутка. - Почти, но когда-нибудь ты получишь ключ, чтобы ещё и ужинами меня встречать. - А не слишком ли быстро для клубного знакомства? - А я люблю рисковать. Так… Что скажешь? Бабич смотрит на мужчину с улыбкой, не сразу понимая, что вопрос задан вполне серьезно. Улыбка пропадает с губ, и парень шепчет, что ему надо подумать, отворачиваясь к сковородке и осторожно посыпая яичницу крупицами соли. После завтрака он быстро собирается, но Сергей не дает ему уйти, пока Андрей не оставляет ему свой номер. Блондина это ужасно смущает, и после ласкового и не менее страстного поцелуя, чем ночью, он просто пулей вылетает из квартиры, забегая в лифт и прижимая ладони к горящим щекам. Андрею хочется запереться дома, чтобы просто спокойно обдумать всё, что произошло с ним за последние двенадцать часов. Он не собирается отвечать на звонки Сергея или идти к Богдану. *** Богдан открывает дверь после первого звонка. Они стоят друг напротив друга: Лисевский пристально его разглядывает, а Андрей не может оторвать взгляда от носков кроссовок. Друг пропускает его в квартиру и идет на кухню, даже не предлагая следовать за ним – Бабич и так пойдет. Чай слишком крепкий, как всегда, но блондину нравится эта горечь. Богдан ничего не говорит про засосы на шее и припухшие губы. Он ставит на стол тарелку с криво сооруженными бутербродами и достает из шкафчика пачку печенья. Пока Андрей маленькими глотками пьет обжигающий напиток, грея руки о чашку, Лисевский берет гитару и напевает тихонько ту песню, о которой говорил. «Я скучаю, приходи на чай, будем пить горячую водку, петь во всю глотку…»*. Они и правда не говорят о том, что случилось, они не говорят о Сергее. Богдан не шарахается от его прикосновений и продолжает улыбаться своей кривой улыбкой. Андрею становится чуточку свободнее дышать. Он в открытую смотрит на Богдана и думает, что даже губы друга созданы для улыбки, так у них уголки вверх загибаются. Лисевский ловит его взгляд и усмехается в ответ – Андрей и не заметил, как начал улыбаться. И ему нравится быть собой, пусть пока и не до конца. *** Он всё же отвечает на сообщение Сергея. И на следующий день берет трубку, когда тот звонит. Потом они идут вместе в кафе, позже Сергей ведет его в театр, что даже странно, но Андрею нравится. Бабичу нравится чувствовать себя защищенным и свободным, смеяться над шутками дурацкого фильма в кино, чувствуя горячую ладонь на своем колене. Он запрещает тем самым мыслям о Богдане всплывать в голове. Теперь у него есть Сергей, который любит, и которого сам Андрей тоже любит. Но когда ему становится грустно он почему-то идет к Богдану, в тесную квартиру, с маленькой кухней, где заваривают только слишком крепкий чай в больших кружках и делают кособокие бутерброды, где не спрашивают о том, о чем ты не хочешь говорить, а просто играют на гитаре и улыбаются кривой улыбкой. Сергею нравится, что он знает настоящего Андрея. Он иногда смотрит выступления своего мальчика на Ютубе, улыбаясь: такой спокойный на сцене, сдержанный, с серьезным лицом, и никто не знает, как этот же мальчишка вчера стонал, царапая его спину в порыве страсти. Сергею нравится, как тело его блондинистого чуда отзывается на каждое его прикосновение, заставляя парня учащенно дышать или даже постанывать. И самое чудесное, что только ему Андрей так открыт. Бабич рассказывал ему о своем прошлом, когда они валялись в кровати как-то вечером, и Сергею было искренне жаль парня. Жаль, что он так закрылся, замкнулся в себе изнутри. И приятно, что открылся ему. Единственное, что не устраивает Сергея в их отношениях – это Лисевский. Странный парень со странным взглядом. Мужчина ненавидит не понимать, что за эмоции испытывает человек, с которым он общается, или что у него внутри происходит, а с этим Богданом всё именно так. Взгляд стеклянных глаз, как у робота или куклы. Как-то они пошли вместе на какую-то выставку: Андрей, Сергей и Лисевский. Странный набор, конечно, но Андрей умолял его разрешить взять с собой друга, Сергей, конечно, разрешил. И это была страшная ошибка. Богдан внимательно наблюдал за ними нечитаемым взглядом с какой-то безумной ухмылкой. А вот Андрей рядом с ним как-то успокаивался, словно ему было почти так же комфортно с этим парнем, как с самим Сергеем. Или нет… Словно он просто становился еще более лучшей версией открытого себя: улыбчивый, веселый, яркий, разговорчивый. У Сергея было ощущение иногда, что это он тут третий лишний. Что у его мальчика может быть с этим Лисевским? Он спросил об этом прямо, когда Андрей отошел за водой. Богдан спокойно выслушал его гневные претензии и вопросы, потом усмехнулся (нет, ну точно как душевнобольной) и ответил спокойно: - Не бойся, мужик, я свое место знаю, и от Андрея ничего требовать не буду. Он с тобой счастлив, я вижу, он улыбается и похож на настоящего себя, значит, все в порядке. - Сучонок, – шипит Сергей. Он смотрит в стеклянные глаза и не понимает, правду ли говорит парень. – Если ты хоть как-то попытаешься у меня его увести, я тебе башку оторву. - Повторю: он сейчас счастлив с тобой. Я не стану его этого лишать, но если ему будет нужна моя помощь, я всё сделаю, что ему будет нужно, не смотря на отсутствие башки, – ухмылка исчезает, и парень серьезно смотрит на Сергея. От этого становится еще более жутко. Когда Андрей возвращается, он не понимает, почему так изменилась атмосфера. Остаток вечера парень проводит, как на иголках, пытаясь понять, чем огорчен и рассержен Сергей. Богдан продолжает улыбаться и делиться с Бабичем мнением об экспонатах, и это хоть немного радует блондина. Через пару месяцев Сергей усаживает Андрея перед собой и требует, чтобы тот прекратил общение с Лисевским. Блондин удивленно смотрит на него и объясняет, что это исключено, ведь Богдан его лучший друг, они играют в одной команде КВН, да он Богдану обязан стольким! Сергей злится и встряхивает Андрея за плечи. - Ладно, в КВН свой играйте! Но вышли с репетиции и всё! Думаешь, я не знаю, что ты у него весь вечер проторчать можешь?! - Что?! – Андрей выглядит сердитым. – Ты-то откуда знаешь, что я у него в гостях бываю?! Неужели… - А что мне нужно делать?! Иногда на целый вечер пропадаешь, трубку не берешь, на смс не отвечаешь! Да чем ты там с ним вообще занимаешься?! Может, на два фронта сразу "работаешь"? – Он выделяет последнее слово особой интонацией, чтобы очевидное обвинение стало максимально явным. Сергей чувствует как его затапливает ярость. Бесконтрольная ярость. Рука начинает действовать сама, раньше, чем мозг понимает, что произошло. Он бьет сильно, всей ладонью, так что звон стоит на всю квартиру. На щеке Андрея сразу расползается красно-розовое пятно. Если бы Сергей не держал его одной рукой за плечо, то парень точно отлетел бы метра на два минимум. Бабич ошарашено смотрит на него, потом поднимает дрожащую руку и касается пальцами щеки, глядя на своего мужчину полными непонимания, огромными голубыми глазами. - Андрюша… – место ярости занимает чувство вины. Он ведь знает, что случилось с Андреем, а сейчас поступает с ним почти так же. Немногим всего лучше. – Маленький мой… Но Бабич уже встает, молча, медленно, идет в комнату, забирая на ходу свой свитер с дивана. Сергей не может себя заставить встать и пойти следом, ему слишком стыдно сейчас смотреть даже в глаза парня, который ведь и повода ему не дал для ревности. Ну общаются они с этим чудиком, всем нужны друзья, а Андрей тем более так расцветать начал. Стоило из-за этого драму разводить?! «В этом виноват этот уёбок, Лисевский!» – мерзкая мыслишка. Сергей ненавидит перекладывать свою вину на других. Но сейчас он согласен – это вина Лисевского. Андрей выходит из комнаты в джинсах и свитере, на плече рюкзак, алое пятно на щеке стало еще ярче и четче, на мужчину он не смотрит. Сергей поднимается, но Андрей качает головой: - Не надо, не провожай. Дверь захлопну, – голос безжизненный. Сергею хочется броситься к парню, упасть на колени и умолять простить, но он сейчас не имеет на это права. Это не его предали, это он сам предал. Своего юного, красивого мальчишку. Дверь захлопывается тихо, и Сергей чувствует такое опустошение, словно внутри ничего не осталось. Он подходит к бару и достает бутылку водки. Он никогда раньше не был в таких ситуациях, но ведет себя сейчас он совсем не как взрослый и мудрый мужчина. Тем не менее, Сергей откручивает крышку и делает несколько жадных глотков прямо из горла. Ему хочется забыть полный недоверия и горечи взгляд голубых глаз. За первой бутылкой, следует еще половина второй. Когда достаточное количество водки проникает в кровь, возвращается мерзкая мыслишка. «В этом виноват этот уёбок, Лисевский! Это его вина! Это он сделал так, чтобы я ударил своего мальчика, своего Андрюшу, он просто знает, как его отнять!». Пьяная ярость возвращается. И Сергей идет в комнату, достает шмотки из шкафа, набирая номер диспетчерской одного из множества таксопарков. *** Андрей целый день проводит на улице, бродя по парку рядом со своим домом. Туда идти совсем не хочется, мама будет спрашивать про след на щеке, а ему не хочется объясняться. Вообще-то, ему сейчас никого видеть не хочется и ни с кем говорить тоже. Но небо потемнело, лавки слишком сырые, в кроссовках уже хлюпает влага, шапку он забыл, а желудок сводит от голода, да и щека горит сильно, надо бы приложить что-то холодное. Но, если честно, ему просто хочется покоя, хочется, чтобы можно было разрыдаться, чтобы похлопали по плечу, но ничего не спрашивали. Он выходит из парка и идет по знакомому маршруту, заходит в магазин и покупает какую-то мелочевку к чаю, заталкивает это в рюкзак и движется к белой пятиэтажке, заходит в третий подъезд и по лестнице поднимается на третий опять же этаж. В подъезде почему-то всегда не хватает лампочек, поэтому царит тут полутьма. Но Андрей привык, поэтому он на ощупь пытается добраться до двери Богдана, ведь на их пролете совсем уж темно. Глаза еще не успевают привыкнуть к темноте, поэтому Бабич не сразу замечает движение справа от себя и в проеме лестницы появляется крупная фигура. - Долго же ты к нему шел. Но я был прав, стоит тебя выпихнуть, как помчишься к своему этому психу, – от Сергея несет алкоголем и агрессией. Андрей делает шаг назад. – Ну что ты боишься, ты же только сегодня ночью мне в любви признавался, а теперь бежать хочешь. Андрея ужасно пугает этот вкрадчивый тон, эти невнятные слова, он незаметно пытается прошмыгнуть к двери Лисевского, когда его с силой толкают в грудь. Бабич летит на холодный кафель, больно прикладываясь затылком об стену. Сергей слишком быстро для пьяного человека оказывается рядом и наотмашь бьет парня по лицу. - Когда я с тобой разговариваю, надо отвечать, – шипит он на ухо парню, обдавая его водочными парами. – Знаешь, я вспомнил про ту историю, когда тебя отпиздил с дружками твой первый парень. Может, ты и на него выебывался? Или к такому же другу бегал в гости постоянно? И почему меня не смутило, что в клубе ты себя вел так развязно? Надо было сразу понять, кто ты такой! Андрей бледнеет, облизывая разбитую губу. Он не хочет вспоминать, он так хочет забыть всё, что было. От грубых слов ему становится нестерпимо обидно, но разрыдаться прямо перед этим человеком… Нет, он не может себе этого позволить. Ладонь Сергея, только вчера ласкавшая его, сжимается в кулак, и мужчина отводит ее далеко назад, замахиваясь. Бабич не сопротивляется, не пытается защититься, просто зажмуривается и ждет удара. Такую боль, какую причиняют слова, удары уже не смогут. Глухой звук от встречи кулака и лица заполняет лестничную площадку. Андрей широко открывает глаза и смотрит на Богдана, стоящего рядом с упавшим Сергеем. - Сука! Ты мне нос сломал! – хрипит мужчина, силясь встать. Лисевский поворачивается к блондину, по лицу проходит тень, но он пытается оставаться спокойным. - Заходи в квартиру и дверь закрой, – хрипло говорит он и вновь отворачивается к Сергею. Он ждет, пока лязгнет замок и бьет еще раз, опять кулаком в область лица, а потом добавляет ногой в живот, но не сильно. Лежащий перед ним мужчина вызывает у него раздражение и злость, но Богдан тоже привык скрывать, что чувствует – так проще. - Хватит так стонать, я тебе ничего не повредил серьезного, – хмуро бросает он и движется к двери. – Проваливай побыстрее, а то соседи полицию вызовут, придется оправдываться. - Мне? – хрипло смеется Сергей. - Тебе, – останавливаясь и корпусом поворачиваясь к нему, отвечает Лисевский. – За то что всю лестничную клетку кровью залил. Ты же сам говорил, я псих. - Ты ведь всё рассчитал, да? Что я буду ревновать, что мы поссоримся, что он к тебе за утешением придет?! – Сергей все равно ухмыляется окровавленными губами. - Нет, он с тобой правда счастлив был. Но больше нет. Значит, теперь я могу стать для него тем, кем должен. - Странная схема, – хрипит Сергей. – У тебя что, программа такая задана? Сделать его счастливым? - У меня просто датчик внимания сбоит, поэтому всё с опозданием делаю, – Богдан пожимает плечами. – Так что лучше не суйся больше, а то придется перепроверить, достаточно я тебя разукрасил или нет. Лисевский заходит в квартиру и захлопывает дверь. Он смотрит в сторону кухни и прижимается спиной к двери, прикрывая глаза, лицо искажает гримаса отчаяния и боли, не за себя, за другого, ведь он знает, что ждет его на кухне. Но Богдан быстро с собой справляется, ему это всегда хорошо удавалось, и решительно идет на кухню. Андрей сидит на табуретке, всё ещё в куртке и трясется. Заметив Богдана, он вскакивает, пытаясь что-то сказать, но губы ходят ходуном, не давая произнести и слова. Лисевский подходит к нему и чуть дрожащей рукой расстегивает куртку, помогает снять рюкзак и вытащить руки из рукавов, усаживает обратно на табуретку и протягивает свою кружку с еще горячим чаем, а сам садится на корточки перед другом, всматриваясь в его лицо. Бабич с трудом удерживает кружку, и при каждом глотке зубы стучат о керамику. Богдан наблюдает как дергается при каждом глотке кадык блондина, подвигает к себе табуретку и усаживается напротив. Рассматривает внимательно след ладони на щеке и разбитую губу, стирает большим пальцем размазавшуюся по подбородку кровь. Блондина всё еще бьет озноб, и он вдруг подается вперед, утыкаясь Богдану в плечо лбом, рыдания сотрясают всё тело, выпуская наружу все обиды, все злые слова, которые он слышал в свой адрес и копил в себе, всю боль. Лисевский ничего не говорит, просто обнимает одной рукой, а другую кладет на затылок, поглаживая заботливо пряди чужих волос. А у Андрея в голове проскальзывает незаметная почти в потоке отчаяния мысль. Может, Богдану не нужны объяснения потому, что он и так все понимает и чувствует? Они сидят так, наверное, минут сорок, пока рыдания не переходят в сдавленные всхлипы, а на футболке Богдана, в районе плеча, не проступают мокрые пятна. Бабич затихает, все еще тычась в чужое горячее плечо, на душе всё еще паршиво, но всё равно лучше, чем было. Богдан выпускает его из объятий и ставит чайник, берет гитару и садится напротив Андрея, глядя в чужие покрасневшие, чистые от слез глаза, полные такого доверия, на которое Богдан и надеяться не мог. Лисевский всегда чувствовал Андрея лучше, чем других людей, понимал, когда нужно промолчать, когда пошутить, а когда похлопать по спине. И сейчас он мог бы попытаться сказать что-то, постараться подобрать правильные слова, но он тоже привык скрывать некоторые вещи и, наверное, разучился разговаривать как-то иначе, а не через музыку. Бабич ждет чего-то, сжимая чашку в побелевших пальцах. Богдан криво улыбается и произносит: - Знаешь, я тут одну песню вспомнил. Она мне всегда очень нравилась. Группа «Звери», помнишь таких? – пальцы сами начинают наигрывать начальные ноты, Лисевский смотрит в голубые глаза Андрея напротив, надеясь, что тот всё же разглядит в них то, что нужно. – Танцуй для меня, только для меня… Танцуй для меня… Андрей слушает внимательно и не отводит взгляд, а потом вдруг начинает улыбаться и тихо смеётся, отставляя кружку и пряча лицо в ладони. Богдан откладывает гитару и осторожно отнимает ладони парня от лица. Бабич выглядит смущенным, но губы сами расползаются в улыбке, а в глазах появляются искорки. Он прекрасный даже со следами ударов на щеке, с разбитой губой и покрасневшими от слез глазами. И он кивает, сжимая чужие ладони своими. Значит, понял. Богдан улыбается в ответ и думает, что даже если они вернутся к первоначальному этапу, и доверие Бабича придется заново завоевывать – это ничего. Всё получится, лишь бы Андрей был собой, а ждать Богдан умеет.