Фотография

      Петька долго и задумчиво разглядывал свою фотографию. Вертел её и так, и сяк, подносил к глазам, тыкаясь в неё носом, затем рассматривал на вытянутой руке. Дубок, сидевший рядом, вильнул хвостом.       — Что там получилось, Пётр Петрович? — спросил он, поправив лапой очки. В последнее время делал он это часто, но всё больше для фасону: как-никак новое приобретение. Петька глянул на него отрешённо, сделав вид, что не расслышал вопроса, а фотографию потихонечку спрятал за пазуху. Пёс склонил остроносую морду набок и посмотрел укоризненно.       Рука Катерины скользнула по плечу Петьки, но он энергично отполз на диване в сторонку и оглянулся на сестру затравленно, будто его принуждали к чему-нибудь непотребному.       — Ну не настолько там всё плохо, правда? — улыбнулась сестра и поманила брата пальцем, но тот мелко потряс головой и, хотя ему было жарко, наглухо застегнул бомбер.       Соединённые молнией половины образовали разведённый мост; на груди с левой стороны был прилеплен деревянный значок в виде тучки.       — Пётр Петрович, а хотите пышек?.. — предложил Дубок.       — Как не хотеть? Хочу!       — А вы нам фото…       — Ай-й-й-й-й… — Петька зажмурился. — Нет. Не просите. Нетушки. Ничегошеньки не покажу. Моё. Извольте не беспокоить.       Катерина, усмехнувшись, сложила руки на груди и ушла, а Дубок терпеливо ждал следующей возможности пойти на Петьку в наступление.       Внизу старшие братья копались в минивэне, который умудрился заглохнуть по дороге, но, к счастью, случилось это, когда они проезжали через Кронштадт. Петро, было видно, с трудом переносил пекло и уже слегка обгорел. Рубашка прилипла к телу, несмотря на то что была наполовину расстёгнута, а рукава — закатаны выше локтя. Костя, если и страдал от жары, никак этого не показывал. Из одежды на нём были только лёгкие льняные штаны и кепка; опёршись о капот, он сосредоточенно, пристально смотрел внутрь, будто один этот взгляд должен был заставить машину завестись.       — Купи себе машину, Петь, — негромко сказал он безразлично-ровным тоном, как будто понимая, что его мнение абсолютно ничего не изменит. Брат бросил на него виноватый взгляд и покачал головой.       — Арендовать удобнее. Их и так везде полно, ставить совершенно некуда.       — М.       — Мы же всюду на электричках...       — Не забудьте в Кронштадт рельсы проложить, — всё так же безучастно ответил Костя и протянул руку вниз.       В этот момент Катерина щёлкнула фотоаппаратом, запечатлев двоих братьев. Из камеры вылезла белая карточка и зависла в щели, будто не решаясь выпасть окончательно. Девушка осторожно взяла её двумя пальцами, легонько встряхнула и спрятала в плоский карман фотосумки. Они не успели посмотреть в объектив, но Петро запоздало улыбнулся, а Костя никак не отреагировал на происходящее.       — Попробуй сейчас, — скомандовал он, и Петро, сев на место водителя, завёл фургон с четвёртого раза. Костя что-то поправил, покрутил и закинул грязную тряпку себе на плечо. Кое-как вытерев чёрные от масла руки об штаны, он захлопнул крышку капота. — Порядок.       Он направился к сестре, и впервые перехватил её взгляд на себе. Опустил глаза и, проходя мимо, чиркнул плечом по её плечу. Катерина почувствовала, что он остановился позади, в шаге от неё.       — А что с тем фото Петьки? Получилось? — спросил Петро, когда они втроём направились обратно к дому. Катерина покачала головой:       — Выхватил прямо из фотоаппарата и до сих пор не отдаёт. Не думаю, что кадр получился плохим, но Петька почему-то и показывать не хочет.       Петро приосанился; это было верным признаком того, что он изготовился восстанавливать справедливость, однако Костя вдруг остановил его, положив на плечо ладонь. Его лицо оставалось безучастным, но он коротко качнул головой и, обогнав его на шаг, первым вошёл в дом. Катерина с Петро переглянулись и, заинтригованные, двинулись следом.       Костя по жизни был столь же непоколебим, сколь и отрешён. Он хорошо делал то, что умел, и не лез в материи, в которых не разбирался. Почти никогда он не делился своим мнением с окружающими, не являл эмоций, не любил праздность, очень скромно и тихо жил в Кронштадте, редко навещаемый родственниками и друзьями. Он не вдавался в подробности отношений и только изредка звонил Петро, что, по словам последнего, напоминало скорее отчётную сводку новостей, чем разговор. Впрочем, только ему и удавалось вытянуть из Кости хотя бы пару слов.       На пороге большой комнаты, где у противоположной стены Дубок всё уговаривал Петьку показать фото, Костя резко остановился, и Катерина влетела в его широкую тёплую спину.       — Катя, дай карточку, что ты сделала внизу, — попросил он, повернув к ней только голову. Она адресовала короткий взгляд Петро и вложила в ладонь Кости фото. Он внимательно разглядел её, а затем широким шагом пересёк комнату, остановился перед диваном и сел рядом с Петькой. Все затаили дыхание.       — Смотри, как Катя умеет, — сказал он, и его строгое лицо подёрнулось теплотой, когда он продемонстрировал фотографию Петьке. Тот, глядя на фото во все глаза, часто закивал и, достав из-за пазухи своё, протянул Косте.       — Знаю! Вот. Сие она изволила щёлкнуть по дороге сюда!       Катерина, подняв брови, покачала головой, Петро выдохнул задумчивое «мда», Дубок неуклюже плюхнулся на зад от удивления.       — Хороший портрет, — Костя заговорил тише, и Петька потянулся к нему, чтобы слышать лучше. — Почему ты перед нами не похвастался?       Петька поманил брата, и тот склонил к нему голову.       — Потому что… — и дальнейшее было сказано неразличимо, на ухо Косте.       Он снова посмотрел на фотографию.       — Брось, Петя. Никто не заберёт. Смотри.       Костя взял обе фотографии и, встав с дивана, без лишних слов показал их подошедшей Катерине и поднявшемуся с места Дубку. После чего вернул Петьке.       — Вот видишь, — сказал он и направился в сторону двери.       В проёме стоял Петро, привалившись плечом к косяку, и с интересом разглядывал брата. Но Костя интерпретировал этот взгляд неверно и, проходя мимо брата, к кухне, решил отчитаться:       — Сделал всё, что могу.       — Гораздо больше, чем тебе кажется, — мягко возразил Петро ему вслед.