Просроченное вино

Сегодня ты безупречно нежна, Но в постели спрятан стальной капкан. Пойми — для новой бутылки вина Нужен новый стакан. ©

      Присутствие Димы в чужом, худощавом организме — как просроченное красное вино.       Первые несколько глотков были терпкими, сладкими; тёмно-алая жидкость пахла имбирём, яблоком и брусникой, но каждый раз, повышая градус с новым выпитым бокалом, помноженным на ещё пять таких, Лена ощущала себя отравленной.       Клейкий яд жгучими, кусачими волнами питал её кровь. Беззащитные девичьи прожилки опасливо чернели изнутри — чернела и она, чертыхаясь и жмуря глаза во время очередного объятия или отравленного поцелуя.       Всё сводится к простому и почти животному: когда тебе двадцать три, тебе хочется отравиться. Даже если ты понимаешь, что happy end с вечным холостяком и едва излечившимся наркоманом на пике своей певческой славы не случится даже в доморощенной теории.       Ты просто щедро наливаешь себе креплённое, не читая срок годности, и пьёшь залпом, игнорируя закуску и осторожные фразы о том, что нужно притормозить, от тех же друзей. Твои голубые глаза превращаются в такой же разбодяженный бесцветный спирт, что прячется в пёстром, красном напитке якобы итальянского производства, и всё, чего ты хочешь — доказать себе, что отравление можно пережить своими силами, не принимая лекарства.       Такие хмельные ночи мажут нежное, птичье молодое лицо грубой мужской тенью, что коротко смеётся и в очередной раз не даёт никаких обещаний, целуя жадно и мокро, не забывая цеплять длинными, сильными пальцами молнию дизайнерского платья на расслабленной, хрупкой спине.       Но с таким, как Дима, банально не будет по-людски.       У них и не было так — никакой романтики, испорченных цитат вращающихся в гробу мастеров рифмы, долгих вечеров за плохо освещённым столом или медленных прогулок по заснеженным, январским аллеям.       Всё, что кто-либо мог прочитать по их цветным фото, совместным появлениям на пафосных вечеринках или телевизионным интервью — это фальшивый понт, с искусственными стразами и бумажным, дешёвым конфетти; глупый и бессмысленный, где всё слишком нараспашку для того, чтобы быть правдой, которой хочется делиться с людьми.       С Димой не пойдёшь по ровному, широкому шоссе, крепко цепляясь пальцами сильную ладонь и не боясь, что догоняющий сзади многотонный грузовик собьёт их в два счёта. С таким Димой, вечно погружённым в себя Димой, приходится балансировать по скользкому краю скалистого высотного обрыва, постоянно оступаясь, держа равновесие, и сплёвывая громким эхом пугливое: «Блять!».       Он не возьмёт твою ладонь, не сгребёт тебя на руки и не понесёт твоё усталое, тощее, угловатое тело сквозь тысячи километров. Дима, скорее, из тех, кто сможет толкнуть тебя вниз, если ему понадобится. А когда твои конечности в свободном полёте рухнут о грязные камни вместе с туловищем, ты даже не успеешь понять, за что тебе такая идиотская смерть.       У Лены — самый слабый и хлипкий в мире вестибулярный.       И она никогда бы об этом не узнала, если бы не появление Билана в неё жизни.       Почти десять лет она не пьёт красное и полусладкое; она растит дочь и слишком много работает, чтобы думать о совершённых в юности ошибках. Муж окружает её заботой и трепетом, в которых любовь — это не набор алфавитных букв и не пустые звуки, сказанные лишь тогда, когда это выгодно.       Она не анализирует, не вспоминает отдельные моменты и не прокручивает в своей голове ту похмельную пропасть между ними, когда они расставались. Новая жизнь, семья и максимальная отдалённость от Билана похожа на гладкий шёлк прогретого яичного солнца. Ей понадобилось почти десять лет для того, чтобы слово «комфорт» стало материальным. Триумф счастья.       «Друзья, сегодня исполняется 12 лет синглу #ЭтоБылаЛюбовь…» — Дима, в угоду своему самолюбию, напоминает о себе уведомлением в «Инстаграме», отмечая её на огрызках выложенного клипа должным жестом.       Лена чуть хмурит брови и быстро блокирует телефон, роняя его на гримёрный столик и рефлекторным движением поправляя сбитые, уложенные русые пряди.       Почти забытое присутствие Димы в чужом, худощавом организме — как просроченное красное вино.       Теперь она пьёт лишь только качественное и белое.       Потому что знает: благородный и ценный напиток не отравляет, а окрыляет.