Страна серых туч

      Я просыпаюсь в самолёте, смотрю на часы и понимаю, что проспал обед, а самолёт уже снижается. Да и чёрт с ним — будет повод открыть для себя какое-нибудь симпатичное кафе.       Я приподнимаю шторку иллюминатора и жмурюсь от яркого света. Последние месяцы я вижу солнце только над облаками. Летаю туда-сюда, как безумный воробей, и отчего-то во всех городах погода варьируется от «пасмурно» до «гроза» со всеми возможными оттенками. Даже на солнечном курорте к моему приезду небо заволокли тучи.       Я смотрю на часы — скоро уже будем на месте. Осторожно выглядываю в окно — внизу плотные облака, без просветов. Значит, опять на поверхности не будет солнца. Персональная страна серых туч.       Из самолёта я выхожу в прохладу приближающейся зимы. Лёгкий ветер и мелкий снег, который тает, кажется, даже не долетая до земли. Пасмурно.       Пока пассажиры заходят в автобус, который довезёт нас до здания аэропорта, я достаю из сумки очки. Я отвык от всего остального — лучше выглядеть со стороны придурком, машущим руками в воздухе, но не жонглировать другими гаджетами. Впрочем, я стараюсь не уподобляться тем, кто даже спит в очках, и стараюсь чаще снимать их, чтобы смотреть на реальность без дополнений.       Я включаю очки, и в поле зрения справа выплывают оповещения. Большую часть я выбрасываю резким взмахом руки, не читая — подписки, реклама и бесконечные нелепые напоминания с работы. У меня есть доступный всем заинтересованным лицам календарь, я в состоянии в нём сориентироваться. Когда я перевожу взгляд на часы, — в поле зрения справа внизу, мне нравится отдавать дань уважения компьютерной эре, — рядом с ними всплывают симпатичные окошки с ближайшими планами. Разного размера и разного цвета — чтобы сразу было видно, насколько они важны.       На сегодня у меня нет планов. Несколько полупрозрачных красных окошек показывают, что завтрашнее утро будет насыщенным. Но до тех пор — я свободен.       Я выбираю одно из оставшихся оповещений. Энни. Кидаю ей вызов, и уже в процессе вспоминаю про разницу часовых поясов. У неё уже скоро полночь.       Но она отвечает. Без изображения, я только слышу голос в наушнике.       — Привет! Уже долетел?       — Здравствуй. Только сел. Жду свой багаж.       — Завидую тебе. Столько путешествуешь!       — А я — тебе. Столько сидишь дома!       Энни смеётся.       — Мы отлично дополняем друг друга!       — Да. Взаимная зависть — самое прочное чувство.       Мы перебрасываемся ничего не значащими репликами. Я, наконец, забираю свою сумку.       — Сейчас отвезу вещи в гостиницу и пойду гулять. Заняться пока нечем.       — Я бы хотела погулять с тобой.       — Тебе спать не пора?       — Не страшно. Я сейчас поздно встаю.       — Ты бы всё-таки попробовала лечь.       — Хватит вести себя, как моя мама!       Она опять смеётся.       — Хорошо. Через полчаса — договорились?       — Жду.       С одной стороны, я надеюсь, что она всё-таки уйдёт спать. Не уверен, что хочу разделять с ней вечернюю прогулку по серому провинциальному городу. С другой стороны, я не знаю, чем ещё заняться.       Ровно через тридцать минут её нет в сети. Через тридцать пять мне приходит оповещение.       — Я основательно подготовилась. Пойдём?       — Я ещё в гостинице. Сейчас выйду и подключусь.       На улице я подключаю изображение и даю доступ к своим очкам. Теперь Энни будет видеть то, что вижу я. А я буду видеть её изображение рядом с собой — я помещаю его слева, у края поля зрения, как будто она идёт рядом со мной, а я украдкой на неё поглядываю.       Хотя она, конечно, не идёт. Её домашняя камера считывает её изображение. Она сидит на диване, закутавшись в плед. Немного покрутив настройки, мы с ней добиваемся того, что я вижу её как будто летящей на ковре-самолёте.       — Ты был здесь раньше?       — Два раза. Один из них — в детстве.       — Зачем?       — Мы с мамой ездили к родственникам.       — А сейчас ты к ним зайдёшь?       — Нет. Они давно переехали.       — Ясно.       — А второй раз уже после института. Одна из первых командировок. Очень тяжёлая была поездка, город видел только из окна такси.       — Ну хоть сейчас посмотришь.       — Да, и то радость.       На самом деле, смотреть тут особо не на что. Но Энни увлечённо рассматривает улицы, требует заглянуть в подворотни, подначивает гоняться за котами и пытается убедить меня покормить голубей. Я иногда ведусь, а иногда отказываюсь — порой я чувствую себя слишком старым для её идей.       Интересно, что было бы, если бы мы действительно гуляли вместе?       — Ты вообще с кем-нибудь встречаешься в своих поездках?       — Разумеется, у меня куча встреч.       — Не по работе. Родственники, друзья?       — А, это. Нет.       — Почему?       — Да как-то не складывается. В тех городах, куда я летаю, у меня никого нет.       Я соврал. Я только что прилетел из города, где живёт мой давний знакомый, с которым мы дружили в институте. Он продолжает иногда мне писать, даже если я игнорирую его сообщения или отвечаю какой-то мрачной ерундой. У меня было целых три свободных дня, и я всё время просидел в гостинице.       — Жаль. А слетать к кому-нибудь в гости не хочешь?       — Времени нет.       На самом деле, я вполне могу выкроить свободную неделю.       Энни вздыхает.       — Просто чудовищно находиться в мире занятых людей.       — Наслаждайся свободным временем.       — Как, если мне не с кем его разделить?       — У тебя же куча друзей.       Энни с досадой отмахивается:       — Это не то. Мне не хватает реального общения — понимаешь?       — Хватит вести себя, как моя мама!       Я передразниваю её интонации. Она мимолётно хмурится, но потом снова смеётся:       — Я помню твои рассказы. Ну, её можно понять — она тоже хочет тебя видеть.       Я делаю вид, что не понимаю её намёков. К счастью, она сама меняет тему:       — Ой, а что это там? Справа. Кофейня? Зайдёшь? Я тогда тоже сварю себе кофе.       Кофейня оказывается гораздо приятнее, чем я рассчитывал. Я сверяюсь с картой — похоже, я дошёл до центра города, так что это, видимо, одно из лучших заведений.       Энни возвращается к кружкой.       — Расскажи свои ощущения, — просит она.       Терпеть это не могу в сетевом общении. Но уже давно научился подстраиваться. Просто скажи пару слов о том, что вокруг тебя, на чём ты сидишь и что у тебя под руками. Искренности никто не требует.       — Здесь приятный полумрак. Тепло, но не жарко. Диван очень мягкий, я на нём практически лежу. Стол не совсем гладкий, немного шершавый. Музыка тихая и вполне умиротворяющая.       — Ты доволен?       — Да.       На самом деле нет, я бы сейчас лучше лежал в гостинице и читал статьи.       — А я себе кое-что купила, — Энни ставит кружку куда-то за пределы видимости камеры и достаёт из-за спины плед, накидывая его себе на плечи. — Смотри какой. Могу теперь закутываться в него. Он вроде бы тонкий и лёгкий, но в нём тепло. У него приятная фактура, а по краю — как это правильно называется? Кисточки? Бахрома?       — Не знаю.       — В общем, ты видишь. Мне нравится. Я заплетаю их в косички.       Кофе, который я заказал, оказывается посредственным. Или это я сам перестал чувствовать вкус?       Мы ещё немного болтаем о каких-то мелочах, и, наконец, я предлагаю сделать перерыв.       — Доеду до гостиницы и наберу тебя. Подключусь к камерам в номере.       Энни кивает и отключается.       Я снимаю очки — перед глазами маячит оповещение от Терри, которое пугает меня настолько, что я не хочу даже прикасаться к нему, чтобы удалить, не читая.       Сколько-либо лично — да и то в сети — я общаюсь только с девушками, с которыми зачем-то продолжаю знакомиться. Терри считает, что я жесток с ними. Я считаю, что они сами виноваты в том, что влюбляются в меня. Я им ничего не обещаю и не даю ложных надежд. Я пустой внутри — что я могу им дать?       Терри говорит, что мне нужно лечение. Он заставил меня пройти обследование, и, похоже, сейчас прислал результаты. Я не хочу знать, что в них. Точнее, я почти уверен, что там будет что-то вроде «ты стал слишком зависим от виртуальной реальности». Я слышал про это тысячу раз.       В гостинице я подключаюсь к камерам в комнате. Здесь всё настроено для того, чтобы транслировать трёхмерный образ хоть всего помещения. Система запускается с первого раза. В одном из прошлых городов мне пришлось вызывать ремонтника; это было унизительно.       Я ложусь на кровать и набираю Энни, сразу передавая ей изображение. Она принимает вызов, но не сразу отвечает — скорее всего, настраивает синхронизацию. Когда её изображение появляется у меня в очках, её кровать точно совпадает с моей. Энни сидит на коленях, сложив руки, и смотрит на меня выжидающе. Она переоделась — вместо уютной пижамы и пледа на ней только бельё и свободная рубашка. И очки, конечно.       Я мимолётно закрываю глаза. Да, пожалуй, я хотел бы, чтобы она оказалась рядом. Но не такой, как сейчас, и не с этими целями. В той пижаме, с тем пледом, и чтобы она просто лежала рядом. И занималась чем-то своим, не трогая меня. Живые люди злят своим вниманием. Сейчас она меня тоже немного раздражает, но я могу в любой момент отключить очки. А живого человека не отключишь.       Но сейчас — время для вечернего шоу.       Она передаёт мне управление, и теперь я могу, как в компьютерной игре, нажимать на её части тела, чтобы она их поласкала. Отличие от игры только в том, что она, в принципе, может отказаться. Я знаю, что обычно она на всё соглашается.       Я медленно провожу пальцем сверху вниз по пуговицам её рубашки. Энни прикусывает губу и начинает медленно их расстёгивать.       Насколько я знаю, она, как и я, почти не общается с людьми. Только, в отличие от меня, не выходит из своей квартиры. Не знаю, занималась ли она хоть раз сексом.       Больше всего мне нравится ни о чём не думать в такие моменты. Я бездумно смотрю на то, как она мнёт свою грудь, и жестами велю ей сжимать соски. Я мог бы делать то же самое с нарисованной женщиной, но их всех зачем-то настраивают на максимальную похоть. Энни не смотрит на меня «со страстью», она прикрывает глаза, открывая их только тогда, когда в ухе раздаётся звук оповещения о моих действиях. Иногда она смешно вздрагивает — как будто так увлеклась своими действиями и фантазиями, что забыла, что я всё ещё на связи.       Энни снимает рубашку и бельё; я и сам неспешно раздеваюсь. Она достаёт вибратор и кидает мне опцию выбора: что с ним делать? Я выбираю анал и жестами удерживаю от того, чтобы она развернулась ко мне спиной. Я хочу видеть её лицо, а не задницу. Меня гипнотизируют именно её эмоции. Пока она наносит смазку, я смотрю в потолок и медленно поглаживаю свой член. В голове как будто крутятся какие-то мысли, но я не могу поймать ни одну из них.       Она наклоняется вперёд, упираясь одной рукой в кровать, а второй пытаясь вставить вибратор. Я смотрю только на её лицо. Ей больно, ей горячо, ей сладко — я не могу испытать ничего из этого, но меня увлекает её страсть.       Звонок от Терри приходит настолько неожиданно, что я с перепугу принимаю его, согласившись на видеосвязь. По инерции я продолжаю дрочить, глядя на появившегося с другой стороны от кровати Терри. Он морщится, отводит глаза и отключает изображение от меня.       — Ты, похоже, занят, но мне нужно поговорить с тобой, раз уж ты принял вызов. Уверен, в следующий раз ты не повторишь такой глупости.       Меня заливает стыдом. Энни растерянно смотрит на меня. Я делаю виноватое лицо — прости, срочный вызов. Она морщится, кривится и отключает видеосвязь.       — Слушай, я посмотрю твоё сообщение позже.       — Не посмотришь, — жёстко отрезает Терри. — Я тебя хорошо знаю.       И правда знает.       — Короче, у тебя опухоль в мозгу, и если ты не начнёшь лечиться, то скоро умрёшь. Не беспокойся, к зависимости от виртуальных тёлок это не имеет никакого отношения, — едко добавляет он.       Я ошарашенно молчу. Я по-прежнему держу руку на члене, но от возбуждения не осталось и следа.       — Точнее, зависимость может быть следствием опухоли, — уточняет Терри. Он поправляет очки и достаёт документ: — Раздражительность, утомляемость, бледность эмоций, суицидальные мысли... короче, почитай. Всё про тебя. Разве что проблем с потенцией у тебя, кажется, нет.       — Есть, — почему-то признаюсь я.       — Не хочу про это знать, — кривится Терри. — Короче, теперь ты знаешь и, надеюсь, не будешь продолжать мять то, что у тебя мнётся, и наконец отнесёшься к проблеме серьёзно. Можешь хоть всю жизнь прожить в одной комнате, но постарайся сделать так, чтобы эта жизнь у тебя была.       Терри отключается, а я остаюсь лежать на кровати, бездумно глядя в потолок. Я по-прежнему не могу ухватить ни одну мысль.       В конце концов я беру себя в руки, открываю окно оповещений и смотрю на письмо от Терри. Я определённо должен его прочитать. Он прав. Но...       Рядом с ним висит уведомление от Кайсы. Я нажимаю на него и кидаю ей вызов.       — Хей, Кайса, не хочешь приятно провести эту ночь?       Потом. Я прочитаю потом. Сейчас мне нужно ещё немного наркотика, который даёт мне возможность не думать.