Ты опоздал, я не успела

Частые рваные вздохи. Давно надоевший скрип старой деревянной кровати, которую неприхотливая в быту женщина не хотела менять. Стоны, что пытаешься приглушить, сжимая губы. Еще несколько резких движений, и можно откинуться на мягкую постель с нелепой цветочной расцветкой, прижав к себе такую желанную Земфиру. Шуров пытался вспомнить, когда началось это безрассудство. Кажется, во время тура? Сплошные перелеты, концерты, пресс-конференции. Нескончаемый поток выступлений, мелькавших перед недосыпающими глазами. Одинокие ночи в пыльных номерах небольших городов, которые почтила своим появлением звезда всероссийского масштаба. Мысль о том, что где-то там мужчину ждала семья, сначала грела душу, а потом казалась забавной выдумкой, чтобы успокоиться и уснуть. Какая жена? Дмитрий её не видит месяцами. Какой сын? Нет времени и сил даже для телефонного звонка. Да, наверное, тогда он нашел утешение в объятиях певицы, композитора, автора и просто друга Земфиры Рамазановой. Или все было наоборот? Может, это он утешил ее, метающуюся, изнемогающую от чувств к женщине, которой никогда не будет обладать? Пианист усмехнулся собственным мыслям: отличное утешение – через постель. Надо было становиться психологом. С таким подходом можно затмить Зигмунда Фрейда. Размышления прервал жалкий звук все той же несчастной кровати в душной квартире на Фрунзенской, куда перенеслись нечастые встречи. Слышны удаляющиеся шаги Рамазановой в сторону окна, открытого в наивной попытке получить немного прохлады после томного июльского дня. Шуров лениво перевернулся, чтобы посмотреть на свою (очнись, идиот, она не твоя) женщину. Увиденное не разочаровало: нагой силуэт Земфиры со сжатой в длинных пальцах сигаретой на фоне угасающего московского заката. Дима-Дима, что ты в ней нашел? Слишком тощая, угловатая, с резкими чертами лица и не менее резким характером; слишком зажатая вне сцены при посторонних и слишком открытая наедине. Будь честным с собой – такие никогда не были в твоем вкусе. Неужто так очаровали ведьминские зеленые глаза, смотрящие на тебя с таким неподдельным восторгом? Густые темные брови, обрамляющие это совершенство? Острые татарские скулы и длинные худые ноги, обладательница которых все еще по-детски морщится при виде юбки? Музыкант встал и подошел к Земфире, которая почти торжественно завершала очередную попытку бросить пагубную привычку. Захотелось дотронуться, провести пальцами по выступающим позвонкам, положить руки на талию – так, словно имеешь на это право. - Снова похудела. Еще немного, и от тебя ничего не останется. Незначительный поворот головы. Ямочки, выступившие на щеках. Глаза, отражающие заходящее солнце. - Рената говорит, что так ей нравится больше. Ах да. Девочка-скандал все еще тешит себя несбыточными надеждами, хотя с каждым днем верит в них все меньше. В ответ Шуров просто улыбается и нежно целует. Как же это все знакомо и изучено. Зарыться правой рукой в короткие мягкие волосы, левой прижать обнаженное горячее тело. Добиться смущенного вздоха Земфиры в свои полные губы. Спуститься ниже, прикоснуться ртом к чувствительной бархатистой коже, ласкать, вызывая толпы мурашек, и желать до искр под подрагивающими веками. Уложить на неровную поверхность и создать свою маленькую планету, чтобы сжечь ее дотла. Хотелось вечно лежать на деревянном полу, впитавшем тепло летнего солнца, вдыхать соленый запах кожи, слышать стук сердца человека в крепких объятиях. На секунду исчез весь окружающий мир с его проблемами, обязанностями, заботами. - Дима. - Что? - Где ты был 5 лет назад?