В лесах Эльдамара

Смерть — лишь сон, и за сном следует пробуждение. Так говорят смертные, хотя их удел после Чертогов Мандоса — не пробуждение в том же мире, а уход за его грань, в края, о которых ведает лишь Единый. Финрод недолго пробыл в Чертогах — и очнулся на жемчужном песке Валинора. Кричали чайки, занимался рассвет, набегающая волна смачивала волосы. Он очнулся прежним — Валар возродили его тело, и он сохранил все воспоминания о том, что было до момента смерти. Жизнь в Валиноре, Исход, века, проведённые в Белерианде… Темницы Саурона. Страх, кровь и смерть. И — последним лучом — надежда. Его гибель была не напрасной. Он знал это, умирая на руках Берена, — и знает теперь. Всё помнилось ясно и в то же время отстранённо. Словно происходило с ним — и не с ним. Что теперь? Идти в Тирион, где его ждут отец и мать? И — Амариэ. Амариэ ждёт, он это знает. Они не давали друг другу клятв, она не обещала его ждать — но всё равно ждёт. Вот только — зачем? Мысль была внезапной и опалила болью и изумлением. Как же так? Разве он не рад, что ему была дарована возможность вернуться, — и что возлюбленная, с которой он когда-то гулял по золотым полям в золотых лучах ныне сгинувшей Лаурелин, ждала его всё это время? Да, она не ушла с ним, не осмелилась нарушить запрет Валар. Она… она всегда была слишком ваниэ. Но разве её выбор не был продиктован мудростью? Разве не встретили его в смертных землях лишь горечь и скорбь? Разве хотел бы он обречь на такую жизнь свою Амариэ, свою прекрасную золотую Амариэ, которую кормил с рук лесной земляникой, впитавшей тепло Лаурелин и прохладу Тельпериона? Нет. Разумеется, нет. Всё хорошо. Всё правильно. Амариэ дождалась его, и ему остаётся только отправиться к ней. Улыбнуться, простереть руки навстречу, заключить в объятия… К ней. К родителям. Его мать — телерэ… он не принимал участия в Резне, не обагрил меч кровью родичей — и всё же, в отличие от отца, не повернул назад… Финрод посмотрел на высящиеся вдали белокаменные стены Тириона, озарённые солнечным светом. Светом последнего плода Лаурелин. Они ждут его. Отец, мать, Амариэ. Ждут, он это знает. Но кого они ждут? Кого ждёт мать — того, кого страшное известие о случившемся в Альквалондэ не отвратило от похода? Кого ждёт Амариэ? Того, кто смеялся вместе с ней, кто рвал для неё землянику в зелёных лесах Йаванны, — или того, кто испустил последний кровавый вздох на руках сына Барахира? Финрод бросил последний взгляд на ослепительно белые стены, чуть слышно вздохнул и повернул в сторону леса. Возможно, лесные своды принесут ему покой, который не принесла даже смерть. Уж слишком краткой она была — и сейчас он был отнюдь не уверен, что это милость. Финрод лежал на спине, раскинув руки и глядя на проплывающие по небу облака и покачивающиеся от едва ощутимого ветерка высокие травинки. Пели птицы; сладостные ароматы леса полнили грудь. — Финдарато?.. Финрод не стал вставать, услышав голос отца; только повернул голову в его сторону. — Я ждал тебя, отец. — Только меня? — мягко спросил Финарфин, опускаясь рядом с ним в траву. Финрод не ответил. — Почему ты не возвращаешься домой, Финдарато? Мы с матерью знаем, что ты уже возродился. Мы ждём тебя. И Амариэ… — Финарфин пару мгновений помолчал, — она тоже ждёт, сын. — Я буду рад увидеть мать, — Финрод наконец сел, встретился взглядом с отцом и улыбнулся. — Если она пожелает прийти ко мне сюда. Я… ещё не готов вернуться в Тирион. По лицу Финарфина пробежала тень. — Финдарато, но мы думали… те, кто возродился в Благословенных Землях, свободны от призраков прошлого… — Я тоже так думал, отец. А впрочем… не могу сказать, что меня одолевают призраки. Я просто не готов вернуться. — Ты не сказал, что будешь рад, если сюда придёт Амариэ, — заметил Финарфин. — Нет, — согласился Финрод. — Не сказал. — Я знаю, — Финарфин накрыл его руку своей, — вы не обменивались клятвами… Ты полюбил другую? В Эндорэ? Понял, что Амариэ — не твоя истинная избранница? Финрод покачал головой. Смахнул упавшие на глаза пряди золотых волос. — Нет, отец. Наверно… наверно, я всё ещё люблю Амариэ. Или нет. Я не знаю. Она не была обязана меня ждать… и я пока не готов увидеться с ней — ещё меньше, чем вернуться в Тирион. Сейчас мой выбор таков. — Если бы она ушла тогда с тобой в изгнание, — Финарфин смотрел в глаза сына так пристально, словно пытался заглянуть ему в душу, — всё было бы иначе, верно? Я прав? — Вероятно, — тихо ответил Финрод. — Да, скорее всего. — Финдарато, неужто ты в обиде на неё? Только лишь за то, что она не нарушила запрет Валар? — Нет… нет, никоим образом. И я думал… думал, что когда вернусь, если она дождётся… Нежное лицо Амариэ в обрамлении светящихся золотистых волос. Ясный взгляд голубых глаз, счастливая улыбка на устах. Запах земляники; щекотное прикосновение губ, когда Амариэ подбирала ягоды ртом с его ладоней. Бледное, измученное и грязное лицо Берена во мраке темницы. Слёзы, блестящие в его глазах, сбегающие по запавшим щекам и пропадающие в густой бороде. — Я не могу вернуться в Тирион, — повторил Финрод. — Не могу с ней встретиться. Пока что. Я благодарен Валар, что они позволили мне возродиться, но пока что я выбираю уединение в лесу. Впрочем — тебя я всегда рад буду видеть… и буду рад, если придёт мать. — Я приду, — пообещал Финарфин. Он потянулся обнять Финрода, и тот с радостью склонился в его объятия. — Я буду гулять с тобой по этим лесам столько, сколько ты пожелаешь. И… думаю, мать придёт тоже. Захотела ли бы прийти Амариэ? Каков был бы её выбор — сейчас? Неважно. Он всё равно не может… не может. Пока что. — Я всегда буду рад вам обоим, — сказал он, прижимаясь щекой к плечу Финарфина. Пели птицы. Шелестели деревья. И эти звуки были куда более умиротворяющими, чем смех на улицах Тириона. Чем объятия Амариэ.