The Song of Aconite

Гэндальф был огромным. Без преувеличений, огромным, в нём могли поместиться два с четвертью Бильбо - а в хоббите, между прочим, было почти три фута роста. Аконит спряталась за братом и изредка осторожно посматривала на добродушно улыбающегося мага. Он, не обращая на детей внимания, разговаривал с четой Бэггинсов, узнавая последние новости. Бильбо стоял за кустом смородины, растущем в саду - он мог бы выйти, но Бэггинс-младшая отчаянно трусила и попросила брата постоять за кустиком, чтобы она из-за его спины смогла разведать обстановку. У Аконит всегда очень сложно получалось знакомиться. Дети её возраста её сторонились - странные речи и манеры отпугивали юных хоббитов, подростки не принимали девочку всерьёз, а у взрослых были свои дела. Кроме того, она очень резко разговаривала, на грани хамства - подойдёт, бывало, хоббит любопытный, поболтает с девочкой и через пять минут уже убегает, кипя от злости. Самым быстрым знакомством в её жизни было представление Аконит Лобелии. Они друг друга осмотрели, одинаково прищурились и отвернулись. Не понадобилось даже слов - эти двое друг друга возненавидели с первого взгляда. К физическим контактам Аконит относилась крайне щепетильно. До абсурда доходило - Белладонна её обнять пытается, а та выворачивается и ноет. Никому не давалась на руки, на нежности вообще корчила такую мордочку - желание обнять прелестного ребёнка тут же улетучивалось. Исключение из правил было - Бильбо. Он вообще был исключением из большинства правил Аконит - она позволяла ему тискать её, когда тому вздумается, разговаривала обожающим нежным тоном, ни разу не нахамила, не подшутила, не стукнула... Бильбо же, тоже то ещё хамло - хоть и латентное по большей части, отвечал ей тем же. Просто идиллия. Аконит была ребёнком созерцательным - она всегда пыталась разведать обстановку, прежде чем сунуться в центр событий и наследить. Она могла часами просиживать на деревьях и следить за своими сверстниками, чтобы позже таинственным тоном сообщить что-нибудь такое, отчего у бедного хоббита шёрстка на ногах дыбом вставала. Иногда она просто замирала посреди разговора, чтобы потом внимательно оглядеть собеседника и сказать что-нибудь совершенно странное, в духе "Вы знали, что в теле хоббита можно сломать все кости?". Иногда собеседников выносили. И любопытным. Аконит была ещё и любопытным ребёнком. Все эти качества, вкупе с ужасным чувством юмора, пугающим пристальным взглядом и недетскими словами делали её самым неподходящим для знакомств хоббитом во всём Средиземье. Именно поэтому Бэггинсы-младшие сейчас сидели в кустах и внимательно наблюдали за происходящим. Гэндальф сидел на скамеечке и внимательно слушал Банго, который весьма экспрессивно рассказывал, судя по всему, об Аконит. - Это невыносимый ребёнок, просто невыносимый! Она самый туковский Тук, которого я когда-либо видел! Я уже забыл, как моя дочь выглядит - и немудрено, я вижу её утром, ещё чистой, и вечером, уже грязной. Она питается, как эльф - всем, что найдёт в лесу и, изредка, прихваченным с собой хлебом. Тощая, как скелет, разве можно такой быть для порядочного хоббита? - и хотя сам Банго был тоже не особо полным, но тот факт, что его дочь спокойно пересчитывает у себя рёбра, доводил хоббита до состояния панического ужаса. - Ну-ну, дорогой, всё не так плохо, - утешала его Белладонна. Она прекрасно помнила себя в возрасте Аконит - её тогда здорово выпороли за то, что она отрезала хвост у соседского пони, сделала себе парик и стала изображать эльфа - и пресветлая Элберет Гилтониель не помогла, когда Старый Тук лупил её "по эльфячьей заднице". Гэндальф слушал и усмехался в усы. Он был наблюдательным - и давно уже заметил шелестящих в кустах хоббитов, а особенно то и дело мелькавшие смоляные кудри - как он понял по описанию Банго и Белладонны, это была Аконит, и, скорее всего, её брат, Бильбо. - Ладно. Пошли. Не боись, Биль, торжественно клянусь своими кудряшками на ногах, что постараюсь не хамить! - расслышал он громкий шёпот из кустарника. Тут же, словно только сейчас подошли, из-за смородиновых зарослей вышли Бильбо, и за ним, спрятавшись, Аконит. В руках девочки маг заметил какую-то игрушку - видимо, куклу. - Здравствуйте, мистер Гэндальф. - пробормотала Аконит, теребя куклу за её роскошные длинные тёмные волосы. Бильбо внимательно следил за сестрой - та стояла, опустив голову. - Ты, должно быть, Аконит Бэггинс, да? Что ж, приятно познакомиться. - Гэндальф протянул ей свою ладонь. Аконит оторвала взгляд от земли под ногами и взглянула на Митрандира. Тот удивлённо посмотрел в её глаза - как вода в реке - голубовато-зелёные. У хоббитов глаза были обычно светлые и однотонные - никаких оттенков, только чистый яркий цвет. А тут... Тёмно-зелёный ободок вокруг радужки, сразу же - глубокая синева, почти небесная, с вкраплениями зелёных пятен - как водоросли в пруду, и нежно-травянистый цвет у зрачка, пронизанный светло-голубыми жилками. Такие глаза можно встретить у эльфа, человека - но не хоббита. Девочка пристально смотрела на склонившегося к ней Гэндальфа. Тот по-прежнему улыбался, не опуская руки. Аконит перевела взгляд на ладонь Митрандира и вдруг сказала: - У вас линия жизни интересная, - и вложила, наконец, свою ладошку в его длиннопалую ладонь. * * * - Что ни вечер, то мне, молодцу, ненавистен княжий терем... - тихо напевала Аконит, причёсывая Торина - тёмная грива конских волос имела ужасающее свойство спутываться в невероятные колтуны, которые приходилось распутывать по часу, а то и два. Она сидела на веранде, прямо на дощатом полу, прислонившись к креслу, где сидел Бильбо. В руках у хоббита были вязальные спицы и клубок - он обещал сестре сделать шаль для куклы и теперь раздумывал, с чего начать. Гэндальф сидел рядом и курил - дымные колечки рассеивались почти сразу, видимо, красоваться ему не хотелось. Он наблюдал за играющей девочкой и что-то напряжённо раздумывал. Аконит неожиданно громко сказала, не прекращая вертеть куклу в руках: - Почему вы следите за мной? - она оторвала взгляд от вконец замученного Торина и перевела его на растерявшегося Митрандира - он думал, что его взгляд незаметен. - Почему ты так думаешь, Аконит? - наконец, поинтересовался Гэндальф. - Может, я смотрю на Бильбо. - Она чувствует, когда на неё смотрят, - внезапно ответил молчащий до этого Бильбо. - Мне это трудно понять, но есть у Эко такая интересная особенность - непереносимость чужих взглядов. - Ничего не непереносимость, - буркнула насупившаяся девочка. - Просто не нравится мне, когда кто-то пялится. И всё - никакой непереносимости. Когда ты говоришь это слово - возникает ощущение, что это болезнь. Гэндальф тихо рассмеялся. - Нет-нет, юная леди, извините меня. Я просто думал о вашем цвете глаз - он очень необычный. Вам никто не говорил, что ваши глаза похожи на озёра? - Биль так говорит, - ответила всё ещё мрачная Аконит. Она терпеть не могла, когда Бильбо говорил посторонним что-то, что она предпочла бы сохранить в тайне - это казалось ей страшно неприличным. - И юный Бэггинс совершенно прав. Не припомню, чтобы я у кого-либо видел столь яркие оттенки радужки. Аконит пожала плечами. - В этом моей заслуги нет - скажите спасибо моим родителям и спросите у них о причинах такой раскраски. - Эко! - вскрикнул Бильбо. - Не груби, пожалуйста! - Прости, братик. Привычка. - Она совсем не по-детски ухмыльнулась и отвернулась. Гэндальф совершенно не понимал этого ребёнка. Она постоянно держала в руках странную куклу - одетую в алые штаны и рубашку и жестяные кривоватые доспехи, которые, наверняка, довольно много весили, та вовсе не напоминала игрушку девочки. Совершенно непонятно, зачем она её таскает. Похожая и одновременно непохожая на родителей - если смотреть на черты лица по отдельности, видно, что разрез глаз и губы - точь в точь как у Банго, а скулы и цвет волос - Белладоннино наследство. И кудри бэггинсовские, и нос - как у Старого Тука - курносый и острый. А вместе - словно совсем чужой ребёнок, приблуда. Она походила на эльфа - тоненькая, гибкая, с острыми ушками и длинными пышными волосами, если бы только существовали такие маленькие эльфы. Даже ступни у неё были маленькие - для хоббитов, конечно. Но всякое бывало, Гэндальф видал и более странных хоббитов - вот только и поведением ребёнок отличался. Она словно играла в ребёнка - демонстративно, напоказ. Неумело, почти халтурно - то и дело из неё пробивались странные манеры и слова, как будто Аконит и сама не знала, что делают дети, но очень старалась походить на остальных. А ещё браслет на левом запястье. Это было самым странным - потому что от браслета явно исходила сила Валар. Широкая - примерно три дюйма, крашенная синяя полоса кожи, без украшений или тиснения. Она закрывала всё запястье и явно не снималась так просто - стыка не было видно. Не детский браслет. Значит, на запястье что-то было, и браслет - хотя это и браслетом сложно назвать, это что-то скрывал. Что-то от Валар... Гэндальф внезапно подумал о мертвецах. Он не знал, почему ассоциации с Аконит были именно такими, но она походила на мертвеца среди живых. Или живого среди мертвецов. Дикий ребёнок. - Я тебе не очень-то нравлюсь, да, юная мисс Бэггинс? - улыбнулся Гэндальф. - Вы назойливы и слишком прямолинейны. А так - ничего, есть можно, - невпопад ответила девочка. - Эко, пожалуйста, - почти заскулил Бильбо. Ему хотелось стукнуть сестру - чтобы образумилась и перестала говорить глупости. Вообще, это желание появлялось у него чуть ли не по сотне раз на дню, но вот так пылко - впервые. - Не беспокойся, Бильбо, я понял шутку - забавно. - Митрандир заулыбался, показывая, что не обижается на колкий выпад девочки. - Эко, извинись, пожалуйста. - Бильбо чуть не забыл сказать "пожалуйста". Приказов - в любой форме, даже самой мягкой, Аконит не переносила - сразу вставала в позу. Хотя и могла понять необходимость приказов - в играх, когда девочке выпадало роль подчинённой, она с готовностью и дотошностью выполняла указания командира - хоть и с некоторым скрипом. - Ладно. Простите, сэр, - как уже говорилось, брат для Аконит был непререкаемым авторитетом. * * * Гэндальф надолго не задержался - уехал вечером. За это время он успел пройтись по всему Ширу в компании всей четы Бэггинсов, кроме Банго - тому нужно было отвезти кузнецу плуг на починку. По пути он разговорился с самой младшей Бэггинс и неожиданно нашёл с ней общий язык. Пусть он и не стал таким близким для Аконит, как Бильбо или родители, но отношения установились очень тёплые. Бильбо шёл несколько позади, рассматривая этих двоих. "До чего похожи!" - внезапно подумалось ему. И правда, удивительным образом, Аконит и Гэндальф были на одной волне - говорили и делали странные и удивительные вещи, выглядели как распоследние чудаки и носили с собой какую-нибудь необычную вещицу - резной посох у Странника и причудливая кукла у Бэггинс. На прощание Гэндальф слегка поколдовал над куклой - придал ей более натуралистичный вид, слегка подправил доспехи - и получилась настоящая воительница, прекрасная дева с тёмными волосами, в которых змеились две косы у висков, голубыми, словно небо, глазами, горькой складкой у рта, в настоящих доспехах и маленьким мечом у бедра. Последнюю вещь Митрандир добавил, узнав имя игрушки - и тоже долго хохотал. Бильбо подумал, что он тоже представил какого-нибудь маленького злого старикашку в зелёном платьице с рюшами - Аконит в очередной раз переодела Торина. А Аконит подарила Гэндальфу совсем уж необычную вещь - загадку. Когда старик уже собрался уходить, она дёрнула его за рукав. - Да, Аконит? Девочка загадочно улыбнулась. - Вы уходите надолго. Возможно, я видела вас в первый и последний раз. Но вы мне понравились - хоть и чудак тот ещё. Вот вам повод для возвращения сюда: отгадайте мою загадку и скажите мне ответ, - на протяжении всей речи она хитро-хитро улыбалась. - Я слушаю. - Митрандиру и впрямь было интересно, что этот ребёнок мог загадать ему, повидавшему столь многое и знавшему множество загадок всех народов. Аконит помедлила, а потом задала, наверное, самый странный вопрос за всю жизнь Гэндальфа: - Что общего у ворона и письменного стола? Спустя пять лет На Аконит было страшно смотреть. Она осунулась, стала ещё более тощей, волосы нечесаным колтуном болтались за спиной, наспех прихваченные ремешком, глаза смотрели куда-то в пол, одежда была мятой и грязной. Она так и не переоделась - как пришла неделю назад с похорон родителей, так и ходит. Бильбо выглядел не лучше - замученный, доведённый до истощения, заспанный, он пытался отбиться от разом налетевших на освободившееся место родственников. Как грифы вокруг мертвечины, они вились вокруг и старались откусить кусок побольше от богатого наследства несовершеннолетних Бэггинсов - теперь уже единственных обитателей Бэг-Энда. - Биль... - она всё ещё называла его так - им обоим нравился такой вариант имени. - Биль, я самая ужасная дочь на свете. Бильбо вздохнул и поморщился - голова жутко болела. - Мы уже говорили об этом, Эко. Пойми, ты не виновата, что... - Да я сама знаю, - перебила его девочка. Бильбо удивлённо сощурился. - Тогда я не вижу причин так себя корить. Эко, пожалуйста, иди поспи, а? - он уговаривал её лечь в постель каждый раз, когда видел - потому что судя по виду девочки, та всю неделю словно и не спала. - Позже. Теперь-уже-самый-старший Бэггинс подошёл к Аконит, поднял на руки - та стала совсем лёгкой, и осторожно поставил на сиденье кресла, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. - Что случилось, маленькая? - так Бильбо её называл очень редко, в самых-самых важных случаях. - Ты уже неделю ходишь по норе, словно призрак, и страдаешь. Мне страшно за тебя, Эко, - каждый раз, когда Бильбо видел эту тоненькую несчастную фигурку, ему словно наждачкой по сердцу водили. - Отпусти меня, не упаду, - нахмурилась девочка. Когда Бильбо её отпустил, она немного неловко спрыгнула с кресла, толкнула туда брата и уселась ему на колени. - Ты меня только не перебивай, ладно? Она рассказывала долго - о том, как попросила родителей привезти ей арфу - хотя она ей и особо не нужна была, о том, как ей жаль, что она это сделала - потому что знала, что идти надо было через опасный район, а хоббиты - добыча лёгкая. О том, что когда она увидела эту мелькорову арфу - целёхонькую, за которую заплатили целых девять серебрянников, ей захотелось разбить её на мелкие щепочки, разбить на кусочки - но она не смогла, потому что это было бы слишком по-детски, да и ценная это была вещь - одиннадцать серебрянников - два ушло на дорогу - и две хоббичьи жизни. О том, как ей хотелось лечь рядом с родителями и умереть - но только первые три дня. А потом она грустила отнюдь не о родителях - она боялась потерять ещё и брата. - Я знаю, это ужасно - три дня горя и всё, но я уже не могу думать о родителях - я думаю о нас. Биль, я же не дура! - внезапно закричала Аконит. - Я знаю, что совершеннолетие у хоббитов - в тридцать три года, а тебе тридцати не исполнилось! Они заберут тебя у меня, я не могу потерять ещё и тебя! Братик, я не могу! Немогунемогунемогу... Не хочу терять тебя!!! - она рыдала, давясь слезами и повторяла "не могу, не могу...", пока Бильбо сидел и качал её на руках. Он молчал, не зная, что сказать. Все десять лет, почти с первого дня, Бильбо был рядом с Аконит - поддерживая и охраняя. Такую хрупкую, слабую, не физически - душевно. Как бы Бильбо не любил сестру, он видел, что она - проблемный ребёнок. Её чурались люди, она говорила странные вещи и поступала часто нелогично, по велению переменчивого настроения, она хамила и делала гадости. Но он так же видел и ту сторону, которую не видел никто другой. Он знает, что Аконит видит кошмары во сне и часто приходит к нему в комнату - погреться и успокоиться, что она любит готовить, что её смех словно раскрашивает окружающий мир, что она может подойти к нему и обнять - ни с того ни с сего, просто потому что любит и хочет показать это... И вообще - она любит его. Странной, диковатой любовью - но любит. Так что сказать девочке, у которой умерли родители неделю назад, а она, вместо того, чтобы грустить, боится потерять ещё и брата? Поэтому Бильбо просто молчал и успокаивал рыдающего ребёнка - и думал, что это первый раз, когда он видит её плачущей. - Споёшь мне? - спросил он, когда Аконит успокоилась. - Дай подумать... Что же исполнить... - её голос был слегка сиплым, но уже совершенно спокойным. - И да - ради меня, забудь последние два часа. Это просто нервы - и ничего более. Она замерла, задумавшись. Бильбо растирал ей пальцы - после нервов у Аконит всегда страшно мёрзли руки, и старался не дёргать задумавшуюся девочку. Наконец, она нерешительно пожала плечами, сказав: "Я понятия не имею, откуда я знаю эту песню, но она мне нравится" и запела: - От края до края Небо в огне сгорает И в нем исчезают Все надежды и мечты... Они долго сидели так: Бильбо, слушая дрожащий голос сестры, и Аконит - старательно вытягивая звуки, глотая вновь потёкшие слёзы. Ещё через неделю, когда Лобелия Сэквиль-Бэггинс уже предвкушала победу - и примеривалась к серебряным ложечкам из буфета, пришёл ответ из суда - Бильбо Бэггинса признать совершеннолетним и разрешить ему оформить опеку над Аконит Бэггинс. В главе использован текст песни группы Мельница - Оборотень, Ария - Засыпай.