Вопросы насущные

— Любая форма, говоришь? Патриций задумчиво провёл кончиком пальца по краю пустого стакана, и стекло запело – тонко и нежно, тихо и напевно, словно боясь нарушить тишину комнаты, окутанной ночной тьмой. Свет от камина и свечей разгонял сумерки, превращая всё в танцующие фигуры на многовековых каменных стенах дворца. — ДА, — последовал ответ. — Я ПРЕДСТАВАЛ В ТАКОМ ВИДЕ, В КАКОМ МЕНЯ ОЖИДАЛИ УВИДЕТЬ. НО ЭТО БЫЛО ДОВОЛЬНО УТОМИТЕЛЬНЫМ ЗАНЯТИЕМ, ПОЭТОМУ ТЕПЕРЬ Я ВЫГЛЯЖУ… — Как Смерть, — услужливо подсказал Ветинари, с удивлением отмечая, что всё ещё был намного трезвее антропоморфной персонификации, которая с задумчивым видом разглядывала голубыми искорками огоньков в пустых глазницах стакан в своей костлявой руке. — НО ТЫ ПРОГИБАЕШЬ ПРОСТРАНСТВО СВОЕЙ АУРОЙ, Я ДОЛЖЕН БЫЛ ВЫГЛЯДЕТЬ ТАК, КАК ТЫ ОЖИДАЛ, — Смерть растерянно перевёл взгляд на патриция и с тяжелым вздохом допил остатки вина в своём стакане. — ЧЕГО ТЫ ОЖИДАЛ? — Смерть, — пожал плечами Ветинари, наполняя бокалы. Собеседник из Смерти, как и обычно, выходил умный и интересный, от обсуждения разных планов Вселенной, многочисленных штанин времени и путешествий сквозь время и пространство они плавно, прямо пропорционально количеству выпитого из личных запасов патриция вина, перешли к вопросам более важным: как же должны выглядеть антропоморфные персонофикации и как это связано с верой людей. — Я просто ожидал, что должен появиться Смерть, – тогда, в самый первый раз. А потом это как-то вошло в привычку, понимаешь? Смерть – это Смерть. Тут скорее вопрос в том, что видишь ты. Самовлюблённостью патриций никогда не отличался, но следить за тем, чтобы тени под глазами не превышали норм, признанных человечеством, было всё же необходимо, поэтому он ловко обхватил Смерть за костлявое запястье и провёл к зеркалу, висевшему в ванной; отступил на шаг, позволив персонофикации насладиться видом. — Я ВЫГЛЯЖУ УСПОКАИВАЮЩЕ, — наконец вынес вердикт тот, слегка склонив голову набок. — ТЫ ВСЁ ЖЕ ПОВЛИЯЛ НА МЕНЯ. — Прости, — Ветинари качнул бокалом. — Мне было семнадцать, я был влюблён и мне хотелось верить, что ты даришь людям покой, провожая их в последний путь. — НЕТ, СПАСИБО НА САМОМ ДЕЛЕ, — замялся Смерть, задумчиво разглядывая в зеркале преобразившуюся фигуру самого себя. Острые углы сгладились, сравнялись, а оскал черепа перестал насмешливо усмехаться. Он нашарил взглядом в отражении косу, оставленную у стены, и услышал, как та сочувственно-печально звякнула и замерла. — МАЛО КТО ТАК ДУМАЕТ. А Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ. Ветинари лишь сочувственно хмыкнул и неловко похлопал Смерть по плечу – разница в росте давала о себе знать, хоть патриций и был довольно высоким человеком. — НО ВСЕ ОЖИДАЮТ НЕМНОГО ИНОЕ, ПОНИМАЕШЬ? ОНИ ЗЛЯТСЯ, КОГДА УМИРАЮТ, — Смерть задумчиво расправил чёрные одежды, которые теперь собирались причудливыми печальными складками. — ВОТ ТЫ БЫ ЗЛИЛСЯ? — Я бы расстроился, — заверил его Ветинари. — Столько недоделанной работы, незавершённых отчётов, ведомостей, непрочитанных книг и новостей. Столько людей, которым ты не успел сказать нечто важное, что тогда казалось глупым и незначительным, а теперь не даёт тебе покоя. — ВОТ. ПОМНИШЬ, Я РАССКАЗЫВАЛ, КОГДА У МЕНЯ БЫЛ ПЕСОК В ЧАСАХ, И ОН БЫЛ НАСТОЯЩИМ, БЫЛ ВРЕМЕНЕМ, МОИМ ВРЕМЕНЕМ? Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ЖИВЫМ, И МНЕ БЫЛО ПЕЧАЛЬНО ВИДЕТЬ, КАК УТЕКАЛА МОЯ ЖИЗНЬ. Я НЕ ЗЛИЛСЯ. ТО ЕСТЬ ЗЛИЛСЯ – НО НА НОВОГО СМЕРТЬ. ВОТ ТЫ БЫ ПРЕДПОЧЁЛ ЭФФЕКТНОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ХОРОШО И КАЧЕСТВЕННО ВЫПОЛНЕННОЙ РАБОТЕ? — М-м, не уверен. Скорее всего я бы нашёл способ эффектно появиться и выполнить работу добросовестно. — О, — Смерть, похоже, такого варианта не учёл. — Не уверен, что эту злость стоит принимать на свой счёт, — предположил патриций, подходя ближе и рассматривая собственное отражение. Спать следовало определённо чуть больше. Часика так на два-три. Что ж. — Люди, теряя что-то, испытывают отчаянное бессилие, отсюда и иррациональная злость. А тут появляешься ты, провожаешь их в другой мир. Не знаю, откуда такая уверенность, что ты их убиваешь. Ты приносишь покой. Смерть рассеянно кивнул и решил почаще выглядеть так, как его представляет Ветинари. Сочувствующим проводником, который выполняет свою работу и хочет помочь душам умерших. — А ТЫ ВЛИЯЕШЬ НА ТО, КАК ЛЮДИ ВИДЯТ ТЕБЯ? — вдруг заинтересовался Смерть, с изучающим видом поднимая вверх чужую руку и наблюдая за тем, как манжет рукава задрался, обнажая тонкое запястье. — В буквальном смысле – нет. В переносном же – постоянно. Если всё пустить на самотёк, могут такого напридумывать, что мало не покажется. Встречал Морпоркию? Вот и я о чём. — УЖАСНАЯ ЖЕНЩИНА, — содрогнулся Смерть, наконец разжав пальцы и забирая у патриция второй бокал, который тот чудом не расплескал, удерживая его в задранной руке. — Но, — вздохнул Ветинари, — но как же она прекрасна. По-своему, конечно. Смерть сделал глоток и промолчал. Всё же люди были странными созданиями, и порой всего его долгого опыта не хватало, чтобы их понять. Так, он был совершенно точно уверен, что восхищаться Морпоркией мог только безумец. Опять же только безумец мог угощать Смерть вином и выслушивать его, играя роль психолога. Иногда Смерть услугу возвращал – всё же преображение города отнимало огромное количество сил и тоже, с какой-то многогранной стороны, было делом неблагодарным. Работаешь себе, работаешь, а никто даже спасибо не скажет. Еще и не любят – как раз за то, что ты делаешь. Вот и выходило так, что они оба были лишними на этом празднике жизни. Так, сторонние наблюдатели. На столе патриция лежала забытая карта, на которой были обозначены некоторые точки пересечения, и Смерть не мог вспомнить, как именно они добрались до вопроса о форме. Возможно, они обсуждали жизнь и смерть. Или Жизнь и Смерть. А, возможно, патриций спросил просто потому, что ему было интересно. Возможно, какой-то из ответов Морпоркии так же заинтересовал Ветинари. Быть может, она просто была отражением города, в который патриций вложил столько усилий и времени, столько себя. Смерть не мог не признать, что с каждым разом, стоило ему её увидеть, Морпоркия все больше и больше походила на статную даму высшего общества, постепенно отбрасывая любые черты сходства с попрошайкой, скитающейся по дороге в надежде на чью-то жалость. Хэвлок Ветинари что-то увидел в этой грязной измученной женщине тогда, много лет назад, протянул ей руку помощи – вниз, в грязь – и не поморщился, когда она встала на ноги, навсегда приковав его к себе своим грязным шармом и низким смехом. Мальчишка откопал редкий драгоценный камень и принялся отмывать его – успешно отмывать. Смерть был наслышан, какой мощи достиг двуединый город-государство всего за несколько десятилетий. Песочные часы Ветинари стояли на столе патриция, и черный песок в них мерно струился, как и положено. Их владелец не просил остановить своё время, не надеялся на особое отношение или отсрочку в конце – ему просто хотелось знать, каким количеством времени он располагал, чтобы рационально его потратить. Быть может, песка было слишком мало, и он стремительно утекал, тихо шурша. Может, его было достаточно, а, может, его бы хватило с лихвой. Смерть не считал, а Ветинари не спрашивал, верны ли его расчёты, – верны, конечно же, как всегда безупречны. В бокалах плескалось вино, камин излучал приятное тепло – Ветинари научил его ощущать, достаточно всего лишь подумать, что ты ощущаешь это, ну же, – а Смерть задумчиво разглядывал сидевшего рядом человека. — ЧТОБЫ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЖИВЫМ, МНЕ ТОЖЕ ДОСТАТОЧНО ОБ ЭТОМ ПОДУМАТЬ? — Есть много способов, друг мой. Но этот, пожалуй, самый верный в нашем случае. И, — патриций поднял бокал вверх, — мой любимый. Он сделал глоток, и Смерть последовал его примеру. Почему-то этот способ без сбоев работал только в присутствии тирана двуединого города. Тот наверняка представлял себе Смерть, который представлял себя живым. Или дело было в том, что Ветинари представлял себе Смерть, который представлял себе вкус вина – а вкус вина правильно из них двоих представлял только патриций. Или во всём был виноват сорт винограда, кто знает.